Джеймс Данливи - Лукоеды

— Лейтенант, я поставил судно по ветру. Но меня смущает название. Новена. В словаре говорится, что это девять дней подготовки к религиозному посвящению. А у меня задача не пустить корабль ко дну.

— Капитан, мы на борту из прекрасного тика и красного дерева. Постучите по переборке. Прислушайтесь. Даже гальюны работают.

— Вы хотите сказать, что пока мы здесь на посту, вы там только и знали, что срали? Да за это и под трибунал можно отдать.

— Бладмон. Умоляю. Дайте владельцу судна шанс. Я имею ввиду, что в чрезвычайной ситуации, конечно, нужно обращаться к более опытному и старшему по званию, но, я не собираюсь в мирное время проходить по цепочке команд для того, чтобы сходить в туалет в богом заброшенном уголке океана.

— Вы знаете, что такое гаечный ключ?

— Бладмон, мы в опасности. Драка на квартердеке только ухудшить состояние дел. Боже. Вал. Идет на нас. Высотой футов пятьдесят.

Бладмон хватается за руль. Огромная черная гора сваливается прямо с неба. Добрая посудина «Новена» с глухим стуком носом врезается в эту шипящую темноту. Гаснет свет. Рев и грохот. Вода врывается в рубку, заливая нас по колено. Выбивая стекла. Свет загорается вновь. Носовая мачта воткнулась в рулевую рубку. Губы Бладмона растянуты в угрюмой улыбке, с лица капает вода.

— Лейтенант, руль снова действует.

Согнувшись вдвое, Клементин блюет. Схватившись руками за леер иллюминатора и свесив голову между рук.

— Лейтенант, не время страдать от качки. Возьмите себя в руки. Выпрямитесь и держитесь молодцом. Если трюмные насосы не работают, я прикажу покинуть судно. Механик, слышите меня?

— Да, мон шер, капитан.

— Включить трюмные насосы.

— Они уже включены, капитан.

— Клементин, этот Франц — невероятный парень. Мы можем упорно продолжать. Мы можем привязать вас к мачте. Ну и что из этого? В таком море мы продержимся всего лишь пол-часа. Блай и его шлюпка не переживут такую волну.

— Капитан, давайте лучше, начнем пускать сигнальные ракеты. На шлюпбалках позвякивают лишь остатки спасательных шлюпок.

— Ерунда, лейтенант, у нас нос как у клипера и корма как у лайнера. Я тут просмотрел и брутто-тоннаж, и нетто-тоннаж, и водоизмещение. Если мы пережили эту волну, то переживем и все остальное. У меня в запасе еще несколько морских приемов.

— Мне очень плохо, сэр.

Рот Клементина открыт, руки переплетены. Закрыв глаза, он со стоном блюет зеленой желчью. Прижав руки к груди, сворачивается в клубок. Бладмон наливает кружку уайт-спирита.

— Выпейте, поможет.

Клементин отводит кружку в сторону. Поднимает голову. Печальными глазами наблюдает, как Бладмон прыгает от руля к ящикам.

— Что вы ищете, Бладмон?

— Ящик с флагами. Хочу поднять сигнал Q.

— Для чего?

— Потому, что нас выбросило куда-то в цивилизацию и мы лежим без сознания здесь в этой рубки, а поднятый флаг Q означает, что наше судно здорово и мы просим разрешения войти в сношения с портом.

Гвоздь Макфаггер с мокрыми рыжими волосами, задыхаясь, вваливается в рубку, задев проем плечом.

— Абсолютно верно. И мы готовы воткнуть его каждой смазливой неверной жене, ошивающейся по портовым улочкам.

— Боцман, почему вы не на палубе и не следите за оснасткой?

— Вы, что, рехнулись? Нас с Бароном чуть за борт не смыло!

— О, Боже, Гвоздь, Барона, что, смыло?

— Во всяком случае, на данный момент он там, на палубе, не симфоническим оркестром дирижирует. И послушай моего совета, Клементин. Этот капитан, твой друг, нас всех утопит.

— Да, как вы смеете, сэр?

— Ради Бога, Бладмон и Макфаггер, прекратите эту драчку. Мы и так уже идем ко дну.

— Как капитан, я приказываю покинуть судно.

— А как владелец, я приказывают всем оставаться на своих местах. Так как один я туда не собираюсь выбрасываться.

— Лейтенант, как капитан, должен отметить, что в морском деле вам не хватает опыта, но зато сколько мудрости. Последнюю команду я безоговорочно отменяю.

В рулевой рубке три джентльмена. Макфаггер за румпелем. Бладмон орет сигнал бедствия в передатчик. Клементин ищет сигнальные ракеты. Маленькая посудина разваливается на куски. Радио молчит. Волны, накатываясь, задирают корму вверх, та трясется и шатается от винтов, вхолостую крутящихся в воздухе. Объявим минуту молчания в память Барона. Который может быть играет свою последнюю партию с бездной с использованием всех своих шахматных защит. Последний момент может быть не самый печальный. Мой наступил тогда, когда мне не разрешили стать церковным служкой. Взяли мальчика, который сказал, что он хочет быть ближе к Богу. Я же сказал, что хочу нести большую свечку, чтобы выглядеть лучше и моя тетушка могла видеть меня. Вальсирующим на алтаре в воскресенье.

Вздымаясь, катятся гребни волн. По всему морю огромные пятна пены. От брызг все белым-бело. Развернув судно бортом, Бладмон направляет его вдоль уходящей волны. И тут же его разворачивает, чтобы принять находящую волну носовой частью. Такое ощущение, что мои карманы набиты шпинатом со сметаной. На губах соль. Последнее, что ты ощущаешь, уходя в водную могилу.

Умираю так и не потрахавшись. Мог бы стать у Вероники сорок первым в этом году. Упускал в замке возможность за возможностью. Даже Гейл, которая умоляла ей вставить. Под последний занавес воды скажи Макфаггеру, что она до конца оставалась ему верна и чиста. В безопасности на берегу. А ее муж пропал. В бушующем море.

Палуба залита водой. Клементин в плаще. Поет хор. За вздымающимися и падающими волнами. Менее, чем в кабельтове в шлюпке стоит Блай. На поднятом вверх весле развивается белое одеяние. И, о, Боже, Барон. Все еще в спортивной кепке. Рядом с Блаем.

За румпелем теперь Бладмон. Добрая посудина «Новена», покачиваясь, пробивается сквозь волны к терпящим бедствие. Барон падает. Каждый раз поднимается снова и берет под козырек. Клементин перебрасывает им над водой линь. Голый по пояс Блай прыгает в волны. Хватает линь зубами и плывет обратно к тихо завывающим хористкам. Посреди яхты Макфаггер чуть не вываливается через леера.

— Я не вижу Гейл. А ты, Клементин?

— Я уверен, с ней все в порядке.

— Ее нет в лодке! Как же она может быть в порядке?

— Возможно, это и не так.

— Это действительно не так, черт побери. Эй, Гейл, где ты?

Этой же ночью в полночь небольшая цепочка людей поднялась вверх по холму от берега к Кладбищенскому замку. К нам на помощь с берега подошло спасательное судно. Пока буксировали оставшуюся без горючего «Новену» обратно в спокойную бухту лопнули два троса. Шторм все еще бушевал, а Блай уже писал автограф на двери замка, по его волосатой груди стекали капельки дождя. А в большом зале безутешно рыдал Макфаггер.

Я не долго думая, прямо в дождевике, взбежал по лестнице. Проскочил бальный зал и поднялся по винтовым каменным ступенькам. Шепча в каждую комнату. Пока не услышал тяжелое дыхание. И не мог поверить своим ушам. В полумраке две фигуры сплелись на полу. Ослабшими от морской качки глазами в бледном лунном свете мог едва рассмотреть тощую задницу Указующего Доброго Света. Мерно покачивающуюся. Вверх вниз на Леди Макфаггер.

На телегах, бричках и ослах подъезжали местные жители. Размахивая фонарями. С удрученными лицами из-за отсутствия несчастья. Меня представили трем туристам, супруги Ута, обои в больших коричневых ботинках и шляпах. И ясноглазой девушке, дрожащей в обтягивающем белом платье.

Все остановились в отеле. Они последовали общей суматохе, возникшей в городке. Да, сэр, мы как-нибудь днем хотели бы заглянуть сюда и походить по замку.

Гвоздь Макфаггер завопил, как оглашенный, увидев Леди Макфаггер, медленно спускающуюся по парадной лестнице. Руки его задрожали. Пожелал ей стать привидением. Когда она сказала, а, вот и ты, Джеффри. Тот, схватив ее одной рукой за волосы, проволок ее через весь зал и с грохотом швырнул об дверь библиотеки. Пока неслись вопли, я еле сдерживался, чтоб не разулыбаться.

На следующее утро я проснулся простывшим, руки побиты, плечи ломит, ноги одеревенели. Шарлен молча поставила поднос и вышла. После завтрака пришел Персиваль. Сказал, что в большом зале репортеры ждут новостей. Что разнесла молва уже по всей округе. О блестящих, искусных и храбрых моряках на борту «Новены». Теперь мирно стоящей на якоре в бухте.

— Ей-богу, сэр, в округе только о вас и говорят. На карту была поставлена человеческая выдержка.

У леди Макфаггер фингалы на оба глаза и выбит нижний коренной зуб. Нос с футбольный мяч, разбитые губы распухли. Сидит в Фарфоровой комнате на бледно зеленом стуле в длинном пурпурном платье. Виден лишь крошечный стройный изгиб ее прекрасной лодыжки. На глазах темные очки, нос залеплен пластырем. Улыбнулась, когда я вошел с коробкой шоколадных конфет.