Полностью избежать удара, конечно, не удалось - металл глухо звякнул о палубу. Ружичка скорчил гримасу и некоторое время сидел враскоряку на корточках абсолютно неподвижно. Но палуба оставалась пустынной, никакой тревоги его действия, судя по всему, не вызвали, поэтому парень сунул руку внутрь пустого, как оказалось, аппарата, и немного там пошарил.
Где-то за горизонтом сверкнула молния, на долю секунды осветив горизонт. В ее синеватой вспышке стало ясно, что на лице у Ружички застыла бездумная, неподвижная усмешка, а руки уже вытягивали из бочки черный продолговатый футляр, неведомо как и когда туда попавший.
Это была гитара.
Притаившаяся за рубкой и внимательно наблюдающая за происходящим Славя вздохнула.
***
Мику украдкой оглянулась на оставшийся позади лагерь - но пока никого и ничего не нарушало его сон. Нужно было позаботиться, чтобы все так и оставалось - и одновременно каким-то образом обозначить свое присутствие в этой точке. Проще всего это было сделать, конечно, с помощью света. Не слишком злобные, но бдительные пираты им такой возможности не предоставили, бесхозных прожекторов, ламп "летучая мышь" и даже мало-мальски подходящей горящей головни поблизости не наблюдалось, но это было и не нужно. Мику нахмурилась, еще пару секунд помолчала, настраиваясь на нужные слова, а потом начала декламировать:
- В беззвучном темном вихре, явившемся, казалось из мрачнейших углов преисподней, виднелось устройство, построенное по законам неведомой человечеству инженерной науки, где сами пропорции темных как ночь конструкций говорили о чудовищном надругательстве над основами геометрии. Усеченные конусы неведомого устройства с зазубренными краями увенчивались цилиндрическими колоннами, кое-где вздутыми и прикрытыми тончайшими зубчатыми дисками. С ними соседствовали странные плоские фигуры, как бы составленные из множества прямоугольных плит, или из круглых пластин, или пятиконечных звезд, перекрывавших друг друга...
Из ниоткуда хлестнул порыв ледяного ветра, и перед девушкой образовалось нечто вроде темного свечения, медленного водоворота, вращающегося и металлически поблескивающего в свете луны. Внутри него тускло проглядывало что-то непонятное, асимметричное, но тем не менее, движущееся, похожее то ли на полураскрытый каменный цветок, то ли на гигантскую морскую звезду. Устройство слабо фосфоресцировало. Мику еще раз украдкой обернулась на лагерь и продолжила:
- Там были также составные конусы и пирамиды, некоторые из которых переходили в цилиндры, а порой даже в остроконечные шпили, соединенные в отдельные группки - по пять в каждой. Все эти отдельные композиции, как бы порожденные болезненным бредом нечеловеческой логики, соединялись воедино трубчатыми перемычками. Зрелище подавляло и ужасало своей очевидной бессмысленностью и холодной, злобной эффективностью. Потому что оно работало, преобразуя окружающую эфирную энергию из далекого радиоактивного космоса, и излучая яркий, ослепительный свет.
Внутри механизма начало медленно разгораться мертвенное зеленоватое свечение, усиливавшееся с каждой секундой.
- Конечно, с помощью особых отражателей свет предусмотрительно направлялся только в сторону моря, позволяя заметить его любому наблюдателю на отдалении по крайней мере пяти морских миль, - торопливо поправилась Мику. - А возможно, и десяти морских миль. Да, точно, десяти.
Устройство, похожее теперь на цветочный бутон на коротком стебле, развернулось в направлении залива, издавая что-то вроде неприятного живого потрескивания. Направленный зеленый луч пронизал темноту - раз, другой. Со стороны острова ночь оставалась полной, нетронутой. Мику закусила губу. А что если "Черная лагуна" не находится в прямой видимости острова? Свет распространяется прямолинейно, он им не поможет. А что тогда выбрать, какую сигнальную систему?
Мику помахала в воздухе руками, с раздражением глядя на висящую в воздухе нереальную конструкцию, и сообщила в пространство:
- Когда чудовищный мираж, не нужный более своей создательнице, начал расплываться, любое живое существо, наблюдавшее за ним, не могло бы не почувствовать облегчения, хотя в процессе исчезновения все эти зловещие трубочки и конусы принимали на какое-то время еще более отвратительные, неприемлемые для человека формы. Однако в несколько секунд распад конструкции был закончен, и в морском воздухе не осталось больше ничего, напоминающего о мерзкой структуре, вызванной мерцающей магией слов из ужасающего, не поддающегося описанию в придуманных человеком словах, небытия.
Девушка тихонько хихикнула, наблюдая за беззвучно истаивающим, разламывающимся на неровные куски механизмом, за гаснущим лучом света.
- А почему бы не сработать старому доброму способу коммуникации? - неожиданно сказала она. - Саша, это Мику, как слышно, ответь. Саша, это Мику, двигайтесь на голос. - Она напряженно помолчала несколько секунд, недовольно нахмурилась, не получив ответа, и приложила пальчик к носу, снова задумавшись.
***
- Думайте, умненькие, думайте, - сказал, ни к кому специально не обращаясь, Ружичка. Где-то, вроде бы даже не очень далеко, что-то мигнуло болезненно-зеленым, какой-то отблеск от облаков, но он не повторился, и парень отвернулся, потирая переносицу. Он выглядел усталым, осунувшимся. Неуверенным. - Мне нужен сигнал, нужны координаты. Ну, или хотя бы азимут.
Он тронул пальцами струны гитары, скомкано, через силу улыбаясь. Гитара отозвалась неровно, она была не настроена, да и выглядела очень просто - покрытая нитролаком честная советская елка. Ружичка подкрутил одну колку, потом вторую, подергал струны, зажав несколько ладов, и, видимо, остался доволен. Он уселся по-турецки, взял три пробных дворовых аккорда и начал почти наугад мурлыкать что-то себе под нос. Полились звуки, они складывались в мелодию - незамысловатую, даже примитивную, такую, которая не отвлекала внимания, а просто медленно танцевала на заднем плане, подчеркивая слова, окаймляя их витым кружевом пунктира.
Хочешь, чтоб тонкий нектар твои губы
горьким осадком не жег?
Только вдохни аромат его или
сделай всего лишь глоток.
Хочешь, чтоб мы о любви сохранили
теплую память в груди?
Ныне любовью упьемся, а завтра -
завтра уйди.
Может быть, там были какие-то еще слова, но Славя их не слышала. Огромные синие глаза следили за сгорбленной фигурой у борта, губы что-то шептали - тихо, неразличимо. На мягком, точеном лице то появлялась, то пропадала улыбка - радостная, недоверчивая, растерянная. Почему он выбрал именно эти стихи? Он знает, что она здесь? И что ей, воспетой, отвергнутой, запутавшейся в собственных чувствах до черни в глазах, теперь делать?
Фонарь на мачте раскачивался, по палубе метались тени - черные, неправильные, почти осязаемые. Темное небо, истыканное блестящими шляпками звезд, издавало тонкий, бормашинный скрежет. Невидимый конфедератский флаг где-то вверху гулко хлопал под ветром, точно давал пощечины.
- Такие дела, - негромко сказал Ружичка, склонил голову набок, глядя в море, в высящуюся прямо перед ним черную массу острова, и надолго замолчал.
***
Мику осенило.
- Они не могут двигаться на голос, но могут двигаться на звук, который распространяется... хм, ну, это можно исправить... - задумчиво сказала она сама себе. - А лучше, на музыку. А еще точнее...
Она вскочила с остывающего песка, остановилась. Наморщила лоб.
- Посчитать бы, на какое расстояние нужно будет петь, и как сделать, чтобы не услышали... А с другой стороны - что за удовольствие петь так, чтобы никто не слышал? Пускай будет громко!
Она порывисто метнулась к воде, вошла в воду по щиколотку. Робкий ночной прибой недоверчиво лизнул голые икры и боязливо отступил, устыдившись. Мику улыбнулась и набрала в грудь воздуха.
Это, собственно, еще не было пением - просто тянущийся на одной ноте звук, сливающийся с шумом моря и ветра, почти неслышимый, ровный, расслабляющий. Подающий сигнал. Случайному слушателю показалось бы, что звук длился необычно долго и требовал куда больше воздуха, чем могли вместить девичьи легкие. Но рядом с Мику не было никого, кто мог бы сделать это справедливое замечание.
По крайней мере, она никого не видела.
***
Билл Хойт, притаившийся в неосвещенной рубке своего катера, чуть в стороне от лагеря, наблюдал за проиходящим с неудобного угла, сквозь кусты, деревья и понижающийся к морю пологий склон. Спать хотелось невыносимо, под веки словно толченого стекла насыпали, и даже термос с отличным черным кофе, которым его снабдил Рейхардт перед тем, как отправить на точку, не слишком помогал. Сам Рейхардт с парой надежных ребят остался у костра, контролировать и наблюдать за уснувшими девушками - "не подумай ничего плохого, Билли, исключительно с целью предотвращения побега!".
