— Конечно. Но ведь тогда и женщины… И опасность… Выходит — тоже? Что вы думаете?
— Тогда выходит тоже.
— Но я не могу понять, что это за женщины! Не могу, понимаете, сколько ни пытаюсь!
— Прекрасно понимаю. У каждого из нас есть объективные возможности. Выше их…
— Не прыгнешь.
— Отнюдь. Выше их — только наши субъективные возможности. Проблема, однако, в том, что они включаются — или не включаются! — вне зависимости от нашей воли.
— Это как?
— Примерно как у вашего Нострадамуса. Объективно — человек не может заглянуть в свое будущее. А субъективно — внезапное озарение и… Дальнейшее по вашей части. Разумеется, это всего лишь гипотеза. И, собственно говоря, все мы сейчас пытаемся ее подтвердить. Или опровергнуть.
— И если она верна…
— Велика вероятность погибнуть от руки «скорбящей женщины».
— Выходит, фатум?
— Не обязательно. Ее можно найти.
— Если включить субъективные возможности?
— Я бы сказала — если они пожелают включиться. Снаружи оглушительно взвыла сирена. «Титаник» торжественно входил в порт Куинстауна.
12 апреля 2002 года02 часа 10 минут
Эта ночь на «Титанике» посвящалась Атлантике.
Встреча с океаном предстояла только на рассвете, но Атлантический бал начался сразу после полуночи и бушевал всю ночь.
— Кто-нибудь знает, когда точно мы войдем в эти благословенные воды?
— С каких пор они стали благословенными?
— Тс-с! Неужели не понятно? Там, за бортом, сидит сейчас какой-нибудь… Как его?… Нептун! И слушает! Все слушает, мерзавец! А я ему — благословен ты, царь морской! И воды твои благословенные… Подлизываюсь.
— Ты не подлизываешься — ты нализался.
— — Глупая женщина!
Сергей Потапов ворвался в «Пальмовый корт» — небольшую уютную веранду на корме — с початой бутылкой «Dom Perignon» в руке.
Справедливости ради следует заметить, что пил он все же не из горлышка.
В другой руке сжимал высокий узкий бокал.
И еще — несмотря на то что Сергей действительно был в изрядном подпитии, смокинг сидел на нем безукоризненно. И «бабочка» была на месте. Именно там, где полагалось.
Трезвый Стив выглядел менее элегантно. Неприязни. если не сказать — ненависти, к парадной одежде он, впрочем, не скрывал. Равно как и к шумному, безудержному разгулу, эпидемия которого, похоже, охватила «Титаник».
Десять палуб из семнадцати как минимум.
От носа — до кормы.
Стивен, Полина и Алекс Гэмпл оккупировали «Пальмовый корт» сразу же после ужина — теперь это был едва ли не единственный островок тишины. Да и то весьма относительной.
Окна веранды — высокие створчатые арки — выходили прямо на прогулочную палубу.
Днем здесь всегда было солнечно.
Теперь за стеклом метались фантастические сполохи. На верхней палубе грохотала дискотека, лазерные лучи пронизывали тьму неземным пульсирующим светом. PQ — темнокожий репер, одинаково знаменитый по обе стороны Атлантики, — работал на совесть: публика заходилась в экстазе.
Маэстро, похоже, тоже.
Все были счастливы.
— Не сердитесь, Полина. С мистером Потаповым хотели выпить все ваши соотечественники. Я сам видел. Их было очень много.
Никто — включая лорда Джулиана — не смог убедить Алекса надеть что-либо подобающее моменту.
Не смокинг — об этом даже не мечтали, — просто костюм. Пусть без галстука.
Он проявил редкостное упрямство — и остался в джинсах.
Впрочем, теперь уж точно никто не обратил бы на это внимания. Просто не смог бы.
Потапов тяжело опустился в изящное, на тонких ножках, кресло.
— Он прав. Вы не представляете, как их много.
— Восемьдесят четыре человека, включая женщин.
— Какой ты умный, Стив! Женщины у нас, конечно, не пьют! Очень смешно. Ха-ха.
— Я этого не говорил. И вообще, пей на здоровье! Почему нет, в конце концов?
— Потому, что я больше не хочу.
— Тогда не пей!
— Ага! Ты хоть знаешь, что там творится?
— Где — там? Везде такое творится!
— В маленьком бассейне на второй палубе.
— Маленький — это, значит, персональный? У кого-то в апартаментах?
— Ну да. Персональный. Его наливают.
— Ну и замечательно. Искупаешься — полегчает.
— Шампанским.
— Красиво живете. Купаться, впрочем, не стоит.
— Она будет купаться. Это точно. А потом придется пить.
— Кажется, я понял, о чем он толкует. Долли Дон в своем репертуаре. Даже не смешно.
— Ну и пусть убирается к своей Долли Дон!
— Сейчас уберусь. Скажите только, когда мы придем в Атлантику? Точное время.
— При чем здесь Атлантика?
— Глупая женщина. Второй раз повторяю. Глу-па-я! Будем плавать.
— С Долли Дон?
— Какой такой Долли Дон?! Мы с ребятами из Тюмени договорились нырнуть.
— В шампанское?
— В океан, дурында! Атлантический, между прочим. С палубы.
— Вот этого не надо! Очень прошу, мистер Потапов! Все! Пора сворачивать веселье.
Стив решительно потянулся за рацией. Алекс ошалело уставился на Полину.
— Он действительно собирается нырять?!
— И нырнет, можете не сомневаться. А уж ребята из Тюмени — тем более.
— Это что такое — Тюмень?
— Что-то вроде Техаса. Только намного холоднее. Бал между тем продолжался.
12 апреля 2002 года03 часа 25 минут
— Но скажите мне, Эрнст, отчего вы до сих пор не женаты?
Близорукие глаза Эмилии Крис излучали тепло и… сострадание.
Странная женщина!
Наследница одного из самых значительных состояний Америки — Патрику Крису принадлежала гигантская сеть супермаркетов от Аляски до Флориды, — дожив до тридцати семи лет, умудрилась остаться в старых девах.
При том, что выйти замуж, вне всякого сомнения, хотела.
Это было в высшей степени странно. И в то же время легко объяснимо. Достаточно было просто взглянуть на Эмили. Всего один раз.
Стервой — упаси Боже! — она не была.
Существа отзывчивее и добрее не нашлось бы ни в одной приличной гостиной от Сиэтла до Бостона.
В Старом Свете, впрочем, тоже.
Но!
Существо это, похоже, даже не догадывалось о том, что в мире существуют косметика и fashion-дизайн, аэробика, йога, фитнес-центры… Не говоря уже о пластической хирургии. И прочих достижениях медицины, поставленных на службу ее величеству Красоте.
Отнюдь.
Свой тридцать восьмой год Эмилия Крис встречала точно такой, какой создала ее мать-природа.
А та в данном случае сработала из рук вон плохо.
Маленькие глаза мисс Крис были отчаянно близоруки. Волосы — редки и бесцветны. Кожа — слишком бледна.
Фигура казалась удивительно нескладней. Голос звучал глуховато.
Но, несмотря на это, сердце Эрнста фон Бюрхаузена дрогнуло.
С величайшим изумлением он обнаружил, что не может ей солгать(?!).
А правда была горькой и очень болезненной.
Сомнительное ремесло барона не отразилось — как ни странно! — на некоторых жизненных принципах, взятых на вооружение, возможно, не им самим, а далекими предками.
«Женщин не пристало использовать в качестве инструмента. В ратных и карьерных делах, бизнесе, политике… Нигде. И — никогда» — вот что в переводе на современный язык гласил один из них.
Эрнст фон Бюрхаузен — каким-то немыслимым образом! — умудрялся следовать ему на протяжении всей жизни. Даже в самые трудные периоды. Женат он был лишь однажды. По страстной, почти неземной любви.
Карэн — молодая художница, англичанка, повстречалась барону, как и полагается в таких случаях, на экзотическом острове. Превосходная яхта одного из старинных приятелей, на беду, принесла Эрнста к его берегам. Шумная компания решила сделать небольшую остановку — остров манил покоем, ароматом цветущих деревьев, тенистой зеленью пальм.
Карэн жила здесь уже несколько месяцев. В крохотном бунгало на самом берегу уютной бухты. Днем купалась и писала пейзажи, которые иногда покупали туристы. Вечерами подрабатывала официанткой в небольшом баре — остров ей порядком надоел, но денег на обратный билет не было.
Поэзию вообще и Гейне — в частности Эрнст фон Бюрхаузен не жаловал.
Но, увидев Карэн, почему-то немедленно вспомнил сентиментальную балладу про белокурую грустную нимфу — Лорелею.
И чуть не прослезился.
Через три дня он сделал ей предложение, соорудив из пальмовых листьев два символических кольца.
Компания была в восторге.
Обратный — к берегам Средиземного моря — путь прошел под знаком этого события. Шампанское лилось рекой.
В день венчания барон Бюрхаузен надел на палец невесты тонкое золотое кольцо, опутанное снаружи узкой полоской платины, — точную копию того, что сплел на острове из сочных пальмовых листьев. Второе такое же украсило безымянный палец его левой руки. На всю жизнь, как хотелось думать барону.
Отправляясь в свадебное путешествие, он окончательно опустошил банковский счет — первый серьезный урон сбережениям Эрнста нанес подарок, о котором, как выяснилось, давно мечтала невеста.
