На этой расфуфыренной Meynadier стадами шатались изнемогающие от денег и безделья иностранцы, хотя, наверное, тут они были как раз своими. Сувенирные лавки, бутики, кафешки… На всю улицу воняет сладкой сдобой, ванилью и чем-то другим, не менее противным. И никакого намека на мясо или на любимую всяким русским человеком лапшу «Доширак». Будто такой еды в природе не существует!
Что делать? Погибать? Долго этой пытки я не вынесу…
Ни в старый квартал Сюке, ни на улицу Антиба, где, как возвещали стрелки-указатели, расположились лавки большинства известнейших мировых брэндов, я сворачивать не стала. Развитая тяжелыми буднями интуиция подсказала мне, что лапша «Доширак» просто не может обретаться рядом с бутиком Jean Paul Gaultier, а «Кружка Магги» не выживет в соседстве с Hermes. Вдруг сердечко мое счастливо екнуло: на углу двух каких-то улочек я приметила стеклянную дверь и витрину в одно окно, на которой была нарисована чайная чашка. А вдруг?
Помещение, куда я попала, оказалось чем-то вроде полузабегаловки-полумагазина. За тремя высокими столиками стояли обычные люди, наверное, местные бомжи, и все делали одно и тоже: макали в чашки с какой-то жидкостью, по виду похожей на какао, свежие булочки и с аппетитом их поедали. В витрине – о, счастье! – я обнаружила что-то похожее на суп в пакете. Ткнула пальцем, заплатила и тут же попросила дать мне чашку и горячую воду. Продавщица оказалась весьма понятливой, и уже через пять минут, обжигаясь и постанывая от нетерпения, я отхлебывала жиденький гороховый супчик. Еще через пару минут я обратила внимание на то, что все, чьи лица были повернуты ко мне, разом перестали есть и жалостливо следили за тем, как я поглощаю свою похлебку. Наконец, продавщица отделилась от стойки и поставила прямо передо мной чашку с дымящимся какао и три маленькие булочки.
– Ешьте, – предложила она. – За это не надо платить. Это от муниципалитета.
– Спасибо, – отрицательно замотала головой я. – Я не хочу сладкого. Вот – супчик…
– Хотите еще? – вежливо поинтересовалась девушка, показывая на опорожненный мною пакетик.
Я перестала прихлебывать, прислушалась к себе.
– Спасибо, уже сыта… – вряд ли принцесса может себе позволить вторую тарелку первого. Даже если хочет.
– У вас беда? – как-то недоверчиво покосилась на мою одежду продавщица. – У вас украли деньги? Может быть, вам завернуть с собой?
Окружающие снова принялись за свои булочки, а до меня, кажется, начало доходить: она сказала, что за еду платит муниципалитет. То есть это столовка для нищих. Меня приняли за бомжиху? Я быстренько допила супчик и выскочила вон. Оглянулась, опасаясь, что меня увидит кто-нибудь из моих знакомых. Слава богу, тут, на перекрестье неказистых улочек, было пустынно и тихо. Счастливая и довольная, я поспешила на набережную. Тошнота прошла, головная боль – тоже. Жизнь снова налаживалась!
Я весело прыгала по мостовой, отталкиваясь поочередно руками то от левой, то от правой стены узенького, как чулок, переулка, и что-то радостно мурлыкала себе под нос. Мне было хорошо! Сейчас я смогу насладиться одним из изысканнейших в мире шоу, пообщаться с лучшими представителями разных стран и народов, а вечером встречусь с Димой… и ничего ему не скажу. Сделаю вид, что ничего не знаю. Буду мудрой и терпеливой.
Тихое шуршанье сзади я услышала позже, чем следовало. Потому и не успела шмыгнуть в какой-нибудь дворик. Опомнилась я только тогда, когда за моей спиной противно и громко скрежетнул металл о камень. Я обернулась. Тупоносый автомобиль, перламутрово-радужный под прямыми лучами солнца, огромный, страшный, заполонив собою абсолютно все пространство улочки, протискивался меж домами. Ему было тесно в этом чулке, и новехонький сверкающий бок жалобно стонал, пропоротый, как ржавым ножом, острым ребром явного архитектурного излишества – вычурного выступа стены. Спрятаться было совершенно некуда, ноги мои словно прилипли к брусчатке, и я отчетливо поняла: эта движущаяся махина сейчас просто размажет меня по стенке, даже не заметив.
– Стойте! – завизжала я, взмахнув сумкой прямо перед капотом. – Остановитесь! Тут люди! – И только тут сообразила, что ору по-русски. Кто поймет? Тогда, собрав все силы, я заверещала громко и международно: – А-а-а!!!!!
Машина остановилась, почти боднув меня выпирающей фарой.
– Дашутка! Наконец-то! А я тебя второй день ищу! – из-за отъехавшего стекла на меня смотрел глупо и счастливо улыбающийся Тимур.
Черт! Лучше бы он меня задавил. Опять не повезло! Ну, что за жизнь такая? Я настороженно затихла.
– Дашунь, я Аньку со Шпенглерами встретил, они мне сказали, что ты по Круазету гуляешь. Я там все объехал – тебя нет. Ну, думаю, что я в этой деревне свою Дашутку не найду? Вот, поехал. И нашел! Даш, – он наконец-то заметил, что наша встреча не доставляет мне никакой радости. – Ты прости меня за тот вечер. Ну, хочешь, как только дверь смогу открыть, на колени встану? Я эти дни сам не свой. Прости, Даш, а? Чего-то они там в кокос сыпанули. Я же вообще смирный, муху не обижу, а тут как с цепи сорвался. Хорошо, что Вовка тебя увез от греха подальше. Давай, прыгай в машину!
– Как? – проворчала я, выбираясь из-за фары. – Через окно, что ли?
– А сумеешь? – обрадовался Тимур. – А что, ты же у меня, как Дюймовочка! Давай, ныряй, я тебя тут подхвачу.
Конечно, по уму, мне бы рвануть вниз по улице, чтобы рожу эту противную никогда больше не видеть… а если догонит? Ясно, догонит! Один раз на газ нажмет – и все – нет будущей принцессы Монако. Нет, рисковать собой я не могу.
Я привстала, как на ступеньку, на тот самый выступ, об который поранился Rolls-Royce, приподняла юбку и шагнула в салон. Тимур бережно принял мои колени и усадил в просторное кресло.
– Даш, – он виновато боднул головой мое плечо, – ну, ты меня простишь? Клянусь, первый раз так облажался. Раскаиваюсь, веришь?
Я гордо молчала.
– Вот, смотри, вчера тебе купил. В знак примирения и прощения.
Он сунул руку в карман и извлек алую бархатную коробочку. Открыл. На белой подушечке искрился здоровенный бриллиант. Почти без оправы. Один голый камень, чистый как слеза и пронзительный, как солнце на небе.
– Примерь, Даш, – попросил Тимур. – Угадал я с размером или нет?
Ясно, не угадал. Кольцо подошло только на указательный палец. И так его украсило! По сравнению с этой роскошью Димин подарок смотрелся дешевой бижутерией.
– Ну! – обрадовался Тимур. – Видишь, подошло! Только не отказывайся. Пожалуйста! Я и так себя последней свиньей чувствую. Ну хоть улыбнись, Даш!
– Отстань, – отвела его руку я, но кольцо снимать не стала. Уж до конца-то зачем мужика опускать? Видно, что раскаивается. И потом, умение прощать – качество исключительно высоких натур. Я криво улыбнулась. – Поехали на шоу, а то опоздаем!
– Даш, ты правда больше не сердишься? – возликовал редкоземельщик. – Моя же ты куколка! – И он даванул на газ, с мясом выдирая Rolls-Royce из каменной западни.
* * *Наше появление в высоком обществе World Yacht Trophies вызвало не просто оживление – ажиотаж. К нам сразу потянулись мужики – цвет и краса России, и каждый считал своим долгом приложиться к моей руке и поинтересоваться у Тимура, что за фею (красавицу, сокровище, удивительный цветок, принцессу, звезду и т. д.) он с собой привез? Не сестра ли она (дочь, племянница, коллега и т. п.)? На другом конце площадки я видела, что то же самое происходило с Анькой, которую усиленно охраняли братья Шпенглеры.
Свое почтение и явный интерес засвидетельствовала куча незнакомых мне мужчин, Тимур только успевал шептать мне на ухо, кто есть кто. Впрочем, некоторых я вполне узнала и сама, например яйцесборщика Вексельберга, который просто лучился приязнью. Такой бы вполне подошел в добрые любящие дедушки. Впрочем, вчера в ресторане он точно так же сыто и сладко смотрел на Аньку. Видно, юные девы в его сознании ассоциировались с драгоценными произведениями искусства, которым он без остатка посвящал свою многотрудную жизнь.
Остальные вообще были почти родней: на большинстве семейных тусовок в доме Рашидовых кто-нибудь, да присутствовал. А некоторые, типа Бухтоярова и Давлетьярова, в силу национальных особенностей, вообще считались дважды родней. Домашний стоматолог, как любя называл Ильдар Борю Давлетьярова, из-за того, что на заре туманной юности тот учился в мединституте, ничуть не удивился, увидев меня в компании Тимура.
– Ильдар приедет?
– Послезавтра, на гонки. А почему вы один? Где Ирина?
– В Италии, где ж ей еще быть? За новой коллекцией уехала.
Страсть новой Бориной жены к самостоятельному бизнесу, я знала, не одобрял никто из «ближнего круга». Муж – крутой банкир, то есть деньги вообще всегда под рукой, а она – шмотками торгует! Моя сестрица Галка тоже поначалу нос воротила. Нормализовались их отношения только тогда, когда Ирина на какой-то праздник самолично сварганила национальные татарские пироги с мудреным названием. Ильдар тут же стал пилить Галку, чтобы и она научилась делать такие же, ну и сестре пришлось брать уроки кулинарии. Так они с Ирой и поладили.
