Она окинула взглядом его нелепый вид, особенно куртку болотного цвета. На спине и на рукаве — выведены фирменные логотипы «ИНТЕР-Свет». Стилизованная молния расчеркивает земной шар и надпись полукрутом. (Но что это говорит непосвященным? тайная ли это организация, или что-то совсем безобидное?)
«Да ничего, ох, как-то неловко каблук застрял…» Через плечо у нее сумочка, она достала пачку сигарет. Но сигарета последняя, Кара-мелла отбросила смятую коробочку отчаянным взмахом. Она устала, очень устала… бисеринка пота прошила неровную строчку от виска, дыхание прерывистое, шарф сбился на сторону, голубоватая жилка билась на шее рыбкой, выброшенной на песок. Он чиркнул зажигалкой. Когда она прикуривала, обратил внимание на перстень на ее пальце. Камень красноватого цвета оправлен в серебро старинной работы. Руки у нее изящные, ухоженные.
— Да как же ты заметила, что шел следом? — переспросил он. — Ведь не оборачивалась, вроде…
— Есть такой, как бы… «третий глаз» на затылке. Может, слышал?
Они рассмеялись. Да, действительно, это все объясняет. Она докурила, он приподнял чемоданы, и они пошли. Он сразу умер над ними… Ну и тяжесть! «А тебе на автовокзал?» — спросил как бы невзначай.
«Надо же, какой проницательный! Как догадался?»
Он усмехнулся улыбкой профессионального превосходства: — Да у нас, знаешь… у тех, кто утром выключает рекламу, есть такое «четвертое зрение». Телекинез. Интуиция, одним словом. В пригород едешь, если не секрет?
— Да… в общем, — задумавшись о своем, отозвалась она.
«А такси-то, такси или частника разве нельзя остановить?» Его внутреннее восклицание было вызвано отчаянием, чемоданы эти доконали… (А ведь сейчас бывают такие современные модели со встроенными колесиками, очень практично; но, скорее, именно эти чемоданы должны переносить носильщики; специально нанятые шерпы; идиоты, вроде него.) И улица кружилась, и крути перед глазами… светофоры, чужие лица, толкотня гудящих машин… По-дурацки, должно быть, они выглядят со стороны! Он в нелепой куртке болотного цвета, с чемоданами этими, прихрамывает на правую ногу (после долгой ходьбы начинаются боли). И она — одета как с подиума, но ковыляет на левую. Если и шли к автовокзалу, то как-то странно, через парк. Сначала это казалось более коротким путем, но от центральной аллеи загадочная спутница свернула в глубь. Автовокзальная сутолока, разноголосица диспетчеров постепенно удалялись. Он думал, они посидят в кафе, над ними будет трепетать от ветра цветной зонтик… Да хоть где-нибудь отдохнуть, перевести дух! Руки обрывает эта каменная тяжесть. Такими темпами они будут тащиться до ближайшего кафе… если таковое вообще существует… как замерзающая в полярных льдах экспедиция! Скамейки, что попадались — разворочены взрывами бешеной энергии молодежи, подогретой алкоголем (на что указывали горы пивных бутылок и мусора). Наконец, в стороне увидели место отдыха для самых непритязательных — бревно на чурбачках. Вокруг относительно чисто. Сигареты у него есть. Термос с кофе в рюкзаке. Бутерброды. Фонарик. Аптечка. Сигнальное зеркальце, чтобы пускать блики пролетающим поисковым самолетам. Из последних сил доплыли до этого бревна, как до спасательной шлюпки.
Ну как, вывиха нет? растяжения? Присел перед ней, диагностируя лодыжку наложением рук. Колготки шелковистой гладью облекали ее ноги и хранили тайну, как поверхность недвижимой в полдень реки, с отсветами под крылышками порхающих стрекоз, скрывает подспудное глубинное течение. Он чуть сдвинул плоский ободок браслета — неведомым образом всплывший спасательный круг от утонувших в песках гробниц фараонов. В красноватом золоте искусно воспроизведена сцена из мифологии древнего Египта. Следы необратимого Времени — мельчайшие царапины, оспины точек, зазубринки похожи на азбуку Морзе, словно кто-то неслучайным, хотелось верить, совпадением тире и точек пытался передать шифрованное послание из глубины веков. Жаль, увеличительного стекла нет, а то можно было зарисовать.
— Что? Что-то серьезное? — встревожилась Карамелла.
«Да уж, куда серьезнее… Вот ведь, попал в переплет! Понятно, ЧТО она тащит в этих чемоданах. Но как думает от них избавиться? Специально выбрала меня? Или это случайность? Надо прокачать ситуацию».
— Удивительный браслет, — успокоил ее замечанием вслух. — Я думаю, это «Взвешивание сердца писца Ани на Весах в присутствии богов». То есть, подземный мир, та его часть, что называется Чертог Маати. Установлены весы, я вижу, на которых взвешивается сердце умершего.
— Ты специалист по древнему Египту? Да что ты… передо мной на коленях?! — она попыталась вернуть его к действительности.
— Может, втереть снадобье? У меня с собой бальзам «Спасатель» на основе пчелиного воска и змеиного яда.
— Нет, посидим, так пройдет.
— Вот фигурка Тота, писца богов с головой ибиса, — бормотал он в самозабвении исследовательского азарта. — Держит в руках тростник, чтобы записать результаты взвешивания. А рядом, трехликое чудище, это Аммит, «Пожиратель мертвых». Оно ожидает, когда сможет съесть сердце Ани, если его сочтут недостойным. Душа Ани в виде сокола с человеческой головой, вот она, на постаменте.
— Я говорю, ты разбираешься в египетских древностях?
— Да как сказать… Знаешь, есть такой анекдот. Сидят трое мужичков, выпивают. Один говорит, я в ВДВ служил! У меня «черный пояс» по каратэ! Сто пятьдесят прыжков совершил! Нас готовили забросить прямо на Пентагон! А другой говорит, ух ты! Зато я в погранвойсках служил! Нас всем видам восточных единоборств обучали! Водить любые машины! Стрелять из всех видов оружия! А третий, сидел-сидел, и говорит. «А нас в армии учили скромности!»
Отсмеявшись, Карамелла прочитала на рукаве его куртки надпись, спросила:
— Так это ваша фирма всем так помогает? Будто церковь какая. Сейчас много таких развелось.
— Помогает? Нет, какая фирма… церковь… что ты говоришь! Нам в качестве шефской помощи куртки выдали. Я в Муниципальном управлении работаю по неоновой рекламе. «ИНТЕР-Свет», это, можно сказать, «внутренний свет». Я отключаю световую рекламу силой взгляда, на расстоянии. В общем, психический импульс. Посыл. Блуждающие токи. Дюролайт.
— Что-о?! — Карамелла достала из сумочки солнцезащитные очки в модной оправе, нацепила на переносицу. Глаза ее утонули за зимней голубизной стекол, взгляд стал отчужденным. Он отразился в зеркальной поверхности. Небритый, с помятым от недосыпания лицом.
— Ну, не всю рекламу можно отключить, как обычно. А оттого расход электроэнергии. Дюролайт — это провод для световой рекламы. В нем блуждающие токи, остаточное электричество. Все некачественное, на всем экономят. Я социальную рекламу имею в виду, понимаешь? На нее деньги из бюджета выделяют. Но муниципалыцикам тоже жить надо, а некоторым, я о чиновниках говорю, и икорку на хлебушек с маслом положить, верно? И для Муниципалитета очень выгодно. Не надо устанавливать все эти «релешки», они горят то и дело. А за счет меня, пожалуйста, включай — выключай. И деньги вроде целы на бумаге, и чиновники сыты! Одно время я внизу работал, в подземке, по антитеррору. Чувствую различные устройства, если что-то взрывное, к примеру. Провода, электродетонаторы, батареи.
— Видишь все насквозь? Так ты экстрасенс, значит… — она была удивлена и, он не мог ошибиться, встревожена его словами.
— Да почему все так думают, «насквозь»? Нет, такого не бывает! И к экстрасенсам не имею никакого отношения. Это как бы сенсорное восприятие, настрой на электромагнитные импульсы.
— То есть… но это невозможно! Отключать на расстоянии? взглядом? Что ты несешь, Другман? Или кто ты есть на самом деле? Ну помог мне, поднес чемоданы и спасибо! Дальше я сама доберусь, — она зябко повела плечами, словно хотела стряхнуть наваждение.
— Не отключаю я никакого электричества! Я представляю, внутренним зрением вижу… как это объяснить? Течение электронных потоков, холодные и теплые линии, сплетение ярко-красных и голубых нитей… Я размыкаю цепь.
Взгляд Карамеллы, словно прожег ледышки ее очков, она отодвинулась в сторону.
— Но ведь это феномен? — спросила в растерянности. — И при чем здесь Муниципалитет, реклама? Странно как-то. Никогда бы не подумала.
— А что мне, в цирке выступать? Отключать сигнализацию дорогих иномарок для угонщиков? Настраивать игровые автоматы на выигрыш? Это так кажется, что-то необычное, феномен, чудо! А мне с этим жить! Я часа два поработаю, да еще пешком сколько километров намотаешь, у меня боли в спине, я умираю. Когда это все случилось… после катастрофы. Травма. Я в авиакатастрофу попал. Самолет упал в море. Нас сбили ракетами. Да об этом сколько говорили, писали. Южнокорейский «Боинг». Я, наверное, один, кто остался в живых. Несколько часов болтался в море. Но я был пристегнут к креслу, пролетел на нем после взрыва, как на планере. А еще кусок обшивки, запасной выход и аварийный трап, колбаса такая надувная, он сработал автоматически. Я на нем все время проплавал, пока спасатели подошли. Удар о воду был очень сильным, но кресло смягчило его. А потом, потом… что было, не помню. Шок, кома. Надо самому выживать.
