Все трое сидели за столом. Они уже прикончили две бутылки водки и принялись за третью. У Михаила заплыл правый глаз, вероятно, он пытался протестовать и свое получил. Мать и дочь сидели на тахте. У Насти были заплаканные глаза.
— А мы думали, ты уже сбежал, — сказал Контейнер. — Я бы сбежал. Дайте ему водки, только пусть сидит подальше, а то больно прыткий.
Михаил подкатил журнальный столик ко мне, поставил стакан с водкой, положил кусок колбасы. Я выпил и стал закусывать.
— И что дальше будет? — спросил меня Контейнер.
— Пока думаю, — ответил я неопределенно.
Они сидели неудобно для нападения, по разные стороны стола.
— Вы, городские, только думать и можете, а защитники из вас никудышные. Хочешь со мною подраться? Один на один?
— Не хочу.
— Молодец, соображаешь. Я одного городского зацепил, не я виноват, он сам пристал, и не в полную силу стукнул, а он концы отдал. Пять лет оттянул за превышение пределов необходимой обороны. Вить, я правду говорю?
— Правду, — подтвердил Виктор.
— А хочешь тещины сиськи посмотреть? Наверное, хочешь, интересно ведь, правда? Чего молчишь? Чего не заводишься?
Я молчал. Это явно не устраивало Контейнера. Ему хотелось драки. Он подошел к женщинам и неожиданно разорвал блузку Ирины. Грудь у нее была большая и красивая. Настя бросилась на Контейнера, он ее отшвырнул, Ирина пыталась ударить его ногой, но он ее стащил с тахты, перевернул и шлепнул по заду.
— А ты почему своих баб не защищаешь? — спросил меня Контейнер. — Нет, ты все-таки нормальное говно, что и требовалось доказать.
Контейнер сел к столу, поставив ружье у кресла. Ирина смотрела на меня, даже не сделав попытки прикрыть грудь. Ситуация вышла из-под ее контроля.
— Дайте закурить, — попросил я. — Сигареты в моей куртке.
— Дай ему покурить, — разрешил Контейнер.
Михаил взял мою куртку, но не стал обшаривать карманы, а понес куртку мне. На секунду он перекрыл Контейнера. Я уже все просчитал. Контейнер допустил самую большую ошибку, прислонив ружье к креслу, в котором сидел. С глубокого кресла вскочить быстро невозможно. К тому же ему придется вначале брать ружье за ствол.
Я резко толкнул Михаила столом и уже в прыжке оказался за спиной Контейнера, ногой отшвырнул ружье и рукояткой револьвера ударил его по голове. Виктор схватил бутылку, и я выстрелил из револьвера ему в грудь. Его шатнуло, но он все-таки усидел на стуле, но когда он увидел, что его белая нательная рубаха мгновенно начала пропитываться кровью, он сполз со стула. Нормальный шок. Я отступил, поднял ружье, взвел курки. Контейнер уже шел на меня, поматывая головой, легкое сотрясение он все-таки получил.
Я выстрелил в потолок и не услышал привычного удара дроби. Ружье было заряжено холостыми. Я быстро перезарядил ружье своими патронами. Контейнер этого явно не ожидал и остановился.
— В стволах картечь! — предупредил я и выстрелил вдоль стола. Картечь снесла бутылки, консервные банки, разлетелась стоящая напротив стола керамическая ваза.
— Лицом к стене! — крикнул я. Они подошли к стене.
— Руки на стену!
Они все проделали, как надо, насмотрелись американских фильмов по телевидению, даже ноги расставили пошире. Первым стоял Виктор. Я ударил прикладом ему по ребрам. Он вскрикнул от боли.
— Ирина Николаевна! — запросил Михаил. — Скажите ему, что это шутка!
— Не надо меня бить, — всхлипнул Михаил. — У меня больные почки. Ирина Николаевна, скажите ему правду!
— Павел, — сказала Ирина. — Я тебе должна объяснить.
— Это они объяснят на суде. — Я стукнул Михаила в ухо, не очень сильно, но он тут же замолчал, поняв, что легко отделался.
Я ткнул Контейнера стволом ружья.
— Выходи во двор, — приказал я ему.
— Вы куда? — спросила Ирина.
— Надо потолковать один на один, ему этого очень хотелось. — И я подтолкнул Контейнера к двери. — Всем оставаться на местах. Попытаетесь бежать — пристрелю.
Сразу за домом начинался лес. Мы шли среди сосен, уже нагретых солнцем.
— Повернись! — приказал я.
Он повернулся.
— Когда вышел из лагеря?
— Пять дней назад, — ответил он.
— Теперь снова сядешь на пять лет.
— Не сяду. — Он ухмыльнулся. — Она нас наняла попугать клиента, она и будет отвечать.
— Но била не она. Я сейчас поеду, заявлю в милицию, сниму побои — пятерку получишь.
— Ничего не получу. Суд в районе будет, а у нас москвичей не любят.
— Ладно, тогда я тебя убью.
— Не убьешь. Это уже будет превышение пределов обороны.
— Подойди поближе, — попросил я.
Он сделал несколько шагов.
— Никакого превышения пределов обороны не будет. Я вел тебя в милицию, ты обернулся, бросился на меня, я выстрелил. Заметь, не в спину. А эксперты все просчитают и снимут отпечатки следов. Шел вперед, потом повернулся и пошел на меня. Молись!
Что-то в моем взгляде было такое, что он поверил: я могу выстрелить. И он стал белеть лицом.
— Прости меня, — сказал он. — Простишь, на всю жизнь твоим должником буду. Тебе же здесь жить. Я отслужу, я на тракторе могу и на машине или что по хозяйству…
— Иди.
Он повернулся и пошел, я выстрелил в воздух. Он обернулся, увидел поднятое вверх ружье, прыгнул в сторону и побежал, петляя между соснами.
Я вернулся в дом. Мусор, битое стекло и консервные банки были уже убраны. Настя, Ирина и оба мужика сидели за столом и пили чай.
— Кто стрелял? — спросил меня Виктор.
— Я стрелял. Он попытался на меня напасть, пришлось застрелить.
Теперь все смотрели на меня. Я разломил ружье и выбросил из стволов пустые гильзы.
— А что же я Верке-то скажу? — растерянно спросил Михаил.
— А кто Верка?
— Мать его. Двоюродная сестра моя. — И Михаил заплакал. Я давно заметил, что пьющие мужики становятся плаксивыми.
— Мне надо ехать, сообщить в милицию о случившемся. Здесь есть дорога без этой лужи? Ирина Николаевна, я могу воспользоваться вашей машиной?
— Я вас подвезу.
— А где Веньку-то искать? — спросил Михаил.
— Здесь близко, в сосняке, — пояснил я. Значит, Контейнера зовут Вениамином.
— Никуда не ходите, ждите меня. — Ирина взяла с подоконника ключи от машины. Настя на меня не смотрела.
Мы сели в машину. Ирина отъехала с километр и заглушила двигатель.
— Я вам с самого начала не доверяла. Кто вам рассказал о тестировании?
— А разве и до меня кого-то тестировали?
— Да, тестировали, двоих, и оба оказались засранцами. И ваш друг Сергей тоже.
— Я не знаю никакого Сергея, я хочу знать только одно — где найти ближайшего милиционера.
— А вам-то он зачем?
— Чтобы сообщить об убийстве.
— Перестаньте. Вы же не идиот, чтобы убивать безоружного, вы его отпустили.
— К сожалению, не получилось…
— Актер вы плохой. Но вели себя достойно. Тестирование вы прошли блестяще. Может быть, вернемся?
— Если вы это называете тестированием, то оно поставлено некорректно.
— Жизнь тоже не всегда корректна.
— Но когда против одного трое мужиков, да еще с оружием, трудно быть не засранцем, как вы выразились, особенно при внезапном нападении.
— Нападение всегда внезапно, и мужчина должен быть готов к этому, особенно когда рядом с тобой женщины, которых надо защищать.
— Вы сами додумались до этого эксперимента или взяли из кино?
— Из жизни взяла. Чтобы вы не считали меня монстром, я вам расскажу свою историю. Я вышла замуж рано, студенткой. Он был большим, сильным. Мы поехали на дачу его родителей, Насте тогда было три года. И вот так же на дачу зашли трое, мой муж был сильнее их, и под рукой было достаточно предметов, которые могли стать оружием: и топор, и лом, и ножи. Меня изнасиловали при нем, и он ничего не сделал: он испугался. Через месяц мы развелись. И я поклялась, что с моей дочерью не должно произойти ничего такого, что она выйдет замуж только за настоящего мужчину, который сможет ее защитить.
— Наверное, это решать Насте.
— Решать буду я, потому что я ее вырастила, воспитала, выучила…
— И что вы сделали с насильниками?
— Они получили от восьми до десяти лет.
— Они наказаны, забудьте об этом.
— Вы служите в милиции или КГБ, сейчас это вроде называется ФСБ.
— Нет, я действительно вице-президент фирмы, вы это наверняка проверили.
— Но раньше служили ведь? В каком звании?
— Нет, я служил просто во внутренних войсках, в группе захвата. А по каким признакам вы это определяете? С тех пор прошло почти пятнадцать лет.
— По глазам. В вашем взгляде осталась уверенность сильного зверя, вы когда-нибудь наблюдали за глазами кавказских овчарок или ротвейлеров?
— Да.
— Глаза собаки, которая много раз побеждала, спокойно-несуетливы.
