– Хочешь быть счастливым – будь им.
– Опять расхожая фраза. «Счастье – это когда тебя понимают». «Человек создан для счастья, как птица для полета». «Счастье – это когда утром хочется на работу, а вечером с работы»… – Матвею стало грустно. – Один автогонщик пережил катастрофу. Чудом выжил. Решил бросить свое занятие. А друзьям сказал так: «Я жив и здоров, остальное – бонус». В этом смысле каждый, кто дышит воздухом и ходит по земле, – счастлив по праву рождения. Даже если не совершает никаких поступков. Что бы вы тут мне ни говорили про поступки, которыми собираетесь мерить жизнь людей…
– Чем же, как не поступком, измерить жизнь человека?
– Не знаю. Зачем вообще ее мерить? Вот в моей стране жил один ученый. Он изобрел водородную бомбу. Машину для убийства. А в историю вошел – как правозащитник и борец за свободу. Как и чем измерить его жизнь, каким именно поступком?
– Сам сказал. Историей. Кстати, есть пример лучше. Один царь, живший две тысячи лет назад, устроил в своей стране грандиозную перестройку. Организовал экономический бум. Построил дороги и города. При жизни его прозвали Великим. Но в историю он вошел как организатор избиения младенцев и убийца Иоанна Крестителя…
– Значит, Бог и есть История?
Ответом Матвею было молчание. Он подождал, но ни один звук не родился в его голове.
– Эй! – позвал он. – Что, решено устроить перерыв? Алло! Абонент недоступен, да? Я что-то не то сказал? Задал неудобный вопрос?
Он снова ощутил тревогу. Он уже понял, что существовать в качестве бестелесной души очень непросто. Понятия «верх» – «низ», «свет» – «тьма», «голод» – «сытость» и все прочие, связанные с жизнью физической оболочки, отсутствовали. Оставалась только ноющая боль. Не усиливалась, но и не исчезала. Все время хотелось упереться ногами во что-нибудь твердое, ощутить послушные сильные руки, взмахнуть ими и куда-нибудь зашагать. Но ноги и руки не слушались за полным своим отсутствием. Ощущались веки – он мог моргать; ощущалась гортань – он мог произносить слова; но даже и эти, остаточные, доказательства того, что еще совсем недавно он, Матвей Матвеев, был самодвижущимся механизмом из плоти и крови, проявляли себя неявно. Может, он и не говорил ничего, а только думал. А может, и не думал, а просто содрогалось и протестовало против торжества пустоты то место, которое когда-то он занимал.
Еще – исправно действовала память. Доказывая, что воспоминания хранятся все-таки не в мозгу, а именно в человеческой душе. Правда, не все воспоминания. События, некогда считавшиеся главными в жизни, – связанные с работой, бизнесом, деньгами, успехом, самореализацией, вообще с какой-либо деятельностью; то, чем он гордился и за что себя уважал, – теперь обратились в некие бледные, невнятно мерцающие миражи.
Самое же главное и странное заключалось в том, что он не мог понять, хорошо ему или плохо.
«Хорошо» и «плохо» остались как оценки и суждения, тогда как «он» перестал существовать и как субъект, и как объект оценки. Кому должно быть «хорошо» или «плохо»? С той стороны, в живом мире, все требовало оценки – так, как требует живое: настойчиво, грубо, безапелляционно; тогда как здесь возможность оценки отпадала, отсутствовали эталоны и критерии оценки; отсутствовала сама среда, порождающая необходимость в оценках.
Это тревожило – но не мучило, это удивляло – но не восхищало, это было новым – но не возбуждало. Миражи добра и зла, любви и ненависти, боли и наслаждения рассеялись. Абсолюты растворились внутри собственной относительности. Аксиомы оказались осмеяны. Бесконечности обернулись нулями. Гармонии и какофонии, начала и концы, альфы и омеги, трагедии и пародии – все стало едино.
Пытаясь привыкнуть к состоянию идеального покоя, которое одновременно казалось состоянием идеальной подвижности, он впал в забытье.
Свинец ехал к Марине домой. Крутил двумя пальцами легкий руль и медленно думал. Медленно – потому что, во-первых, быстро думать не любил (умел – но не любил), а во-вторых, потому что слишком много вчера с братовьями выпил. Возлияния на свежем деревенском воздухе почти не имели последствий, голова не болела, пить в деревне – это вам не в городе пить, однако определенная мыслительная лень все же имела место.
«Вот, – медленно думал он, – вроде бы все шло к тому, что отпуск в который уже раз получится скомканным и бестолковым; толком так и не отдохнул, в сорок два года само слово „отдохнуть“ воспринимается с грустным юмором, за три недели отдохнуть невозможно в принципе; в больницу – подлечить голову – не лег, хотя собирался; к братовьям съездил всего на один день; а вот поди ж ты, повернулась лицом капризная ментовская фортуна, подкинула халтурку – пропавшего коммерсанта искать; даже если и не найду или, что еще хуже, найду с простреленной головой – так или иначе какие-то деньги эта глянцево-матовая Марина мне заплатит. И на два-три месяца я избавлюсь от кредитно-финансовых забот. Перестану считать каждую копейку и жрать китайскую лапшу быстрого приготовления».
Капитан загрустил, и внутри его круглой головы вдруг четко сформулировалось то, что подспудно, подсознательно мучило его весь последний год: напрасно я купил эту проклятую квартиру. Напрасно. Зря влез в долги.
Двадцатиметровая конура с окнами, выходящими на круглосуточно ревущий Рязанский проспект, где через два дня на третий надо мыть окна, где каждый вечер сосед слева включает на полную мощность домашний кинотеатр, а соседи справа – молодая, с понтом современная динамичная пара – оглушительно орут друг на друга матом, а сосед сверху увлекается тяжелой атлетикой и периодически роняет пудовые гантели – нет, она не стоит пятнадцати лет тяжелого мужского труда. И весь город не стоит. Он – ловушка. Он поманит огнями, голыми коленями женщин, впустит – и обманет, как профессиональный мошенник. Заставит работать на износ, а потом отберет все деньги вместе со здоровьем. Именно сегодня, вернувшись из поездки на родину, из-под молочно-голубого неба, из мест, где виден горизонт, капитан признался себе, что городская квартира ему не нужна и вся эта возня, ипотека, банковская ссуда – все было ошибкой. Не нужна квартира. Никакая. Даже самая шикарная. В самом шикарном доме.
Даже вот в таком доме, продолжал медленно думать он, притормаживая у поворота на узкую дорожку, ведущую к огромной двадцатиэтажной башне из монолитного бетона. Элитный замок, последнее слово градостроительной техники, обиталище миллионеров.
Подъезд перегораживал шлагбаум. Свинец надавил на педаль, и тяжелый американский аппарат производства Наиглавнейшей моторной компании послушно остановился. Из будочки, отсвечивая ленивой провинциальной физиономией, вылез заспанный малый в униформе какого-то малоизвестного охранного агентства. Капитан таких мордатых лентяев знал. Половина мужчин из его родной деревни зарабатывала на жизнь, охраняя порядок в столичных домах, супермаркетах, торговых и офисных центрах. Все проще, чем пахать и сеять.
Он назвал номер квартиры. Страж, ежась под редким ледяным дождем, равнодушно удалился – сообщить. Дорогой автомобиль не вызвал в нем особого трепета. Возле дома стояли и покруче тачки. Маячила даже одна, словно вчера прикатившая из эпицентра военной операции «Буря в пустыне»: угловатый, на безразмерных колесах сундук, увешанный всевозможными фарами, повсеместно в последние годы вошедший в моду, известный московским нуворишам под лейблом «Кувалда».
Охранный остолоп не торопился. Капитан с утра ничего не ел – негде было и денег не было тоже, поиздержался во вчерашней поездке – и поэтому чувствовал раздражение. Решил было рассвирепеть и треснуть бездельника по лбу удостоверением, чтоб туже знал службу. Но полосатая балка, наконец, поехала вверх, открывая проезд в мир шика, глянца, фарта и комфорта.
Дабы компенсировать уязвленную классовую зависть, сыщик нагло припарковался едва не поперек проезда, в узком месте меж кормой «порше» и носом «шевроле».
Шел не налегке: нес пакет с подарками.
Не успел подойти к двери, как сверху сыпануло мелким и колким. Шелухой от семечек. Кто-то, пятью или семью этажами выше, бодро выбросил хорошую жменю очисток прямо в окно. Частично развеянный ветром мусор приземлился точно на капитанову голову. Пришлось выругаться в голос и стряхнуть с головы дрянь. Вот так оно и бывает: у тебя шикарный дом, шикарная машина, доходы и депозиты, кредитная история и дисконтная карта в фитнес-клуб, тебя надежно охраняют, тебя уважают и ценят, чистят дороги, где ты ездишь, метут тротуары, где ты изволишь ходить, а сам ты как был дикий охламон, пламенный дурак и фраер, так им и остался. Зыришь в окошко, лупишь семечки и швыряешь шелуху в пространство. А что такого, за все уплочено, твое дерьмо за тобой подберут, зря, что ли, в большом городе живем…
