Их попытка вырваться провалилась.
Когда она вспомнила об этом, в горле предательски запершило. Она остановилась, сглотнула и сделала несколько глубоких вдохов.
Стена. Голый бетонный пол.
Ни стекла, ни проволоки, черт побери!
Как же выпутываются из переделок эти паршивые супермены и супервуменки, вскрывающие банковские сейфы шпилькой для волос?! Впрочем, шпильки для волос у нее тоже не было.
Обшарив пол у одной стены, она перешла к следующей, вспомнив, что, когда включали свет, она видела на ней странные бурые пятна, размазанные на значительном расстоянии от пола…
…Как будто сидящему человеку прострелили голову…
К горячечному дыханию мужа примешался сухой отрывистый кашель. Она с тревогой обернулась на звук.
В подвале было слишком холодно.
Тепло двух простуженных тел выдувалось в вентиляцию, оставляя после себя лишь тяжелую смрадную сырость, въедающуюся в кости.
Муж снова захрипел.
Она не знала, сколько времени уже провела в этом подвале, не имела ни малейшего представления — день сейчас или ночь.
Оказывается, если сидеть в темноте дольше двух суток, теряешь представление о времени и пространстве…
Странно, но темнота не казалась ей чем-то пугающим и враждебным. Наверное, в полумраке было бы страшнее. Еще страшнее, когда загорается свет и приходят они, бьют в незащищенный живот, ломают пальцы…
Сколько же им еще предстоит мучиться?
Она обшарила пол еще у двух стен и ничего не нашла.
В углу рука угодила в вонючую лужу, потом нашарила пластмассовое ведро, которое им оставили вместо унитаза. Спустив штаны и трусики, она присела над ведром, а потом с отвращением вытерла об одежду руки. Воды в пластиковой бутылке осталось мало, и ее следовало оставить для питья.
Не до гигиены.
Кости ломило от простуды. Сколько она продержится, пока не свалится рядом с мужем?..
Сколько им позволят продержаться?
При мысли об этом она ждала привычного притока слез, но в сухих глазах возникло лишь жжение. Укладываясь обратно на старый матрац рядом с лихорадочно горячим телом, она прижалась к пылающей, влажной спине мужа и подумала с мрачным отчаянием: «Если выберусь из этого живой, никогда больше не заплачу».
Все произошло настолько быстро, что показалось нереальным.
— Нас встречают? — спросила Алина.
В толпе найти нужного человека было тяжело.
Она щурилась, пытаясь разглядеть в поднятых табличках свою фамилию, и чертыхнулась про себя, вспомнив, что теперь она Черская, а не Караулова. Однако Черского тоже никто не встречал.
— Не знаю, — раздраженно заметил Егор, волоча за собой чемодан. — Вообще-то отец обещал. Позвонить надо.
После перелета его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Он, как всегда, впал в легкую панику при посадке, вцепился в подлокотники кресла так, что, возникни необходимость, их бы вряд ли отодрали с первой попытки.
— Позвони, — милостиво согласилась она и рассмеялась, на что новоиспеченный супруг посмотрел с неудовольствием. — Смотри, вон там маячит какой-то мутный тип и смотрит в упор. Может, это наш шофер?
Поймавший взгляд Алины мутный тип вдруг торопливо шагнул назад, спрятавшись за спинами встречающих, беспокойно вытягивающих шеи.
— Нет, не наш, — разочарованно сказала Алина. — Неужели на такси придется ехать?
— Не баре, доедем, — улыбнулся Егор, поднося телефон к уху. — Блин, батарейка села… О, вот этот — за нами.
Шофера Боталова Алина помнила смутно, да и видеть его пока приходилось не часто.
Вынырнувший из толпы мужчина скупо поздоровался, забрал багаж и потащил его к выходу.
Алина в последний момент сдернула с сумки опасно накренившегося плюшевого медведя и сунула его под мышку.
Медведя они купили в первый же день по прилете, в супермаркете.
Он сидел на витрине в окружении своих братьев и сестер, невероятно важный, с плутовской ухмылкой на толстой мордахе, и щурился. Алина сразу решила, что такое чудо должно принадлежать им.
Медведь, получивший имя Сидор Сидорович, провел весь отпуск в их компании, проспал в совместной постели. Во время любовных утех его отворачивали мордой к стене, но он, казалось, не был этим обескуражен и внутренне подхихикивал, шепча плюшевой пастью: «Я знаю, чем вы двое там занимаетесь!»
— Спать хочу, — пожаловался Егор, едва они сели в машину.
В самолете Алина проспала всю дорогу, не отвлекаясь даже на принятие аэрофлотовского пайка.
Плохо переносивший полет Егор заснуть не смог, да и не пытался. Злясь, он взвинтил себя настолько, что на нервной почве съел все, что принесла стюардесса, да еще и порцию Алины схарчил, хотя питаться у всех на виду было для него сущим мучением.
В самолете на него смотрели. В аэропорту тоже.
Он был слишком известен и, появляясь в общественных местах, чувствовал себя неуютно, когда к нему бежали просить автографы. От бесцеремонных взглядов он внутренне ощетинивался, нацепляя дежурную улыбку, смахивавшую на оскал.
Ну и как тут поспишь?!
Даже в бизнес-классе найдется хам с телефоном, который с удовольствием снимет тебя с открытым ртом, храпящего и пускающего слюни, и выложит в Интернете.
Не хочешь позориться — терпи.
— Ну поспи, — предложила Алина в машине. — Нам часа два ехать, а то и больше. Если без пробок.
— Как я тут посплю? — недовольно пробурчал он. — Я не умею спать сидя.
Это была правда.
За несколько лет бесконечных перелетов и переездов он так и не научился этому и всегда выматывался, приходил на съемку хмурый, отчаянно зевавший, с черными кругами под глазами, которые потом долго запудривали гримеры…
В машине вопреки осени было тепло, от «елочки» на зеркальце приятно пахло кокосом, а радио журчало привычной попсой. Атмосфера была сладкой, расслабляющей и уютной до такой степени, что глаза волей-неволей стали слипаться. Егор пожалел, что не выпил кофе. Чтобы сбить сонную одурь, он решил срочно позвонить на работу.
— Не звони никому, — попросила Алина, когда он начал рыться в сумке в поисках зарядного устройства для телефона.
— Почему?
— Отдохнем денек. Отлежимся. Вон, ты зеленый, как укроп.
— Да я только на работу звякну, — отмахнулся Егор, но Алина отняла телефон.
— Знаю я твои «только звякну». Тут же выяснится, что без тебя как без рук, и ты помчишься спасать положение! Ты в отпуске еще два дня, так что расслабься.
Егор скорчил недовольную рожицу…
В отпуске, пока они гуляли по парижским улицам, он бесконечно кривлялся и корчил рожи. Его забавляло, что она каждый раз смеется, как маленькая. Вот и на этот раз она приготовилась засмеяться, но посмотрела в окно и не стала.
Вместо этого ее брови встревоженно взлетели вверх.
Мимо пронеслась громадная черная тень. Забрызганный грязью внедорожник обогнал их и вдруг стал притормаживать, тесня машину к обочине.
— Куда прешь, чудила! — заорал шофер, выворачивая руль и нажимая на тормоза. Машину слегка занесло, она клюнула носом ограждение. Плюшевый Сидор Сидорович свалился на пол.
С Егора слетела сонная одурь. Алина застыла в ужасе, увидев, как из остановившегося джипа выскакивают какие-то люди и бегут к машине.
— Поехали, поехали! — заорал Егор.
Шофер обернулся к нему, потом глянул в окно, куда пялился давешний соглядатай из аэропорта.
Что-то хлопнуло.
Стекло брызнуло мелким крошевом, ароматный кокосовый воздух наполнился холодным уличным ветром. Колкие брызги посыпались на сиденья, а бежевый салон вдруг оросило багровыми каплями.
Волосатая ручища проникла внутрь и стала нашаривать кнопку блокировки дверей, затем дверцы распахнулись и в салон сразу с двух сторон полезли люди.
Они отбивались, как могли, еще ничего не понимая, с яростным хрипом обреченных людей, осознавших, что сейчас их, наверное, будут убивать. Задыхаясь в мощных объятиях захватчика, Алина видела, как Егора ударом в живот сбили с ног и он, согнувшись пополам, упал на землю, а потом тяжелым армейским ботинком впечатали в землю его холеную руку, которой он тянулся к бесполезному разряженному телефону.
А потом на скомканный мир набросили серое одеяло.
Скорчившись на старом матраце, она оперлась спиной о стену, подтянув колени к подбородку. Егор ползал по полу на четвереньках, тяжело, сипло дыша…
После нападения их запихнули в багажник машины, где он прижался к Алине, поддерживая ее безвольную голову. Она дышала так тихо, что иногда ему казалось, что для нее все закончилось. В бензиновых парах, реве мотора было почти невозможно понять, жива она или нет, и Егор снова и снова нащупывал жилку на тонкой шее.
Жилка пульсировала.
Пока.
Их везли очень долго, иногда останавливаясь на светофорах, и он открывал рот, чтобы закричать, привлечь внимание, но из саднящей груди сквозь боль слышались лишь сиплые стоны…
