Но откуда у него такие деньги?
Упырем его звали за отвратительный, прямо кинематографический внешний вид – глаза навыкате, губы – навыворот, волосатые уши чуть не до плеч – таким можно было пугать детей.
Но при этом был он человеком не злым и не подлым, книги любил страстно и разбирался в них хорошо, как немногие.
Сегодня книгами торгуют все кому не лень и не стесняются писать на сайтах своих магазинов – редкие и знаменитые издания. А продают макулатуру, которую приличному человеку западло и в руки взять. Конечно, попадается и у этих «дилеров» приличная книжатина, но ведь известно, что и в навозной куче что-то достойное можно найти…
А уж как они книги описывают, вообще не знаешь, от чего помирать – от смеха или негодования. Один недавно так представил книгу Кашкина «Русские родословные разведки» (редкая, кстати, и дорогая) – дескать, это первая книга о русской разведке. А если бы удосужился хотя бы открыть то, что перед ним лежало, то увидел бы (да и на титуле написано), что эта книга – о родословиях русских дворян.
Упырь же был человек старой школы, Бабеля с Бебелем не путал и обложку от обертки отличал. И дело с ним было иметь приятно…
Только откуда ему взять деньги на восемнадцать коробок редкой поэзии? Тем более что Володя собирал все в видах, а часть книг были вообще с автографами…
Надо было бы хоть приблизительно сосчитать, о какой сумме идет речь, и Прохоров, напрягшись, поставил на стол одну коробку и открыл ее. И тут «зять» все предусмотрел – она была не заклеена, а просто закрыта.
Наш герой вынул несколько книг, но не успел ничего конкретно рассмотреть, когда услышал за спиной голос Александра:
– И вот этот хлам может стоить больших денег?
– Я тебе сколько раз говорил, – заворчал Слава, потому что его только что оторвали от любимого занятия, – что этот хлам важнее и дороже, чем твои кирпичные стены и бетонные перекрытия?
– Говорить-то говорил, – не стал спорить Александр, – только поверить этому трудно…
Он взял одну из книг, лежащую сверху в стопочке, и прочитал первую строфу первого попавшегося стихотворения:
– И Эрос, терзаемый всеми, что тратили
– На оргиях пламя любви,
– Провидел: появятся скоро каратели
– За смертную пытку любви.
– И вот это стоит денег?
– Угу… – не обратив внимания на то, о чем его спрашивают, кивнул Слава, занятый своими мыслями и подсчетами.
– И сколько?
Прохорову не хотелось отвечать, потому что он знал, что последует дальше, но и не отвечать совсем было невежливо – зачем обижать хорошего, но в каком-то смысле глупого человека, с которым тебе еще придется иметь дело?
Поэтому он пошел с туза…
– Вот видишь, – Прохоров показал приятелю на наклейки, – красные коробки? Да, вот эти…
– Вижу…
– Их тут восемнадцать штук… И если все правильно продать, то можно купить пару таких квартир…
– Сколько? – едва выговорил Александр.
– А может, и больше, – добил приятеля Слава, – я еще не все просмотрел, поэтому это только первая прикидка…
– Вот это?
– Угу…
– Но ведь это хлам… – почти шепотом сказал бедный риэлтор.
Он взял со стола ту же книгу и начал разглядывать, для чего ему почему-то вздумалось крутить ее в руках, как если бы это было написано на клинописи цивилизации майя – не знаешь даже с какой стороны смотреть…
– С точки зрения лоха – да… – согласился Прохоров. – Но вот то, что ты держишь в руках, – первая книга Бенедикта Лившица. Тираж сто экземпляров, запрещена цензурой. По ее требованию Лившиц перепечатал два стихотворения, но потом все же и в таком виде она была запрещена. Я еще не смотрел, вполне возможно, что у Володи как раз первый вариант, который вообще не встречается, хотя в любом виде книжка практически ненаходима…
– Да… – протянул Александр и аккуратно положил тоненькую книжечку на стол. – А эта?
Прохоров протянул руку и взял сборник у приятеля. Поскольку у «зятя» все его сокровища, чтобы не повредить, были обернуты в кальку, то для того, чтобы понять, что именно он держит, Славе потребовалось взглянуть на титул, после чего в голове у него мелькнуло: Сон в руку…
Потому что держал он виденную недавно во сне книжку Хабиас-Комаровой «Стихетты».
– О, это знаменитый предмет, – сказал он, – и для меня значащий. Тридцать пять лет назад мне ее впервые заказали, и до сих пор я так и не смог этот заказ выполнить. А вообще посмотри сюда…
Он снял кальку с обложки и показал приятелю – никаких сомнений не было, что на обложке был изображен несколько стилизованный мужской член.
– Фига себе… – только и сказал Александр.
Прохоров положил книжку на стол, начал просматривать то, что еще оставалось в коробке, когда услышал голос приятеля:
– Он только картона вытащенный билетик
– Он содвин совиный нумерок
– А к нему идешь часные трети
– Тумбами шибленных стег
– Ночью оравь помпону скатерть
– Двойные нитку вязанных артерь
– А руке вшиты 100 олеографий
– Наизнанку выебанных матерей.
– Да, тут и внутри то же самое, что снаружи… Наверное, тоже цензура запретила, и поделом… Бред какой-то, хоть и матерный…
Прохоров сам не был любителем такой литературы, когда до смысла надо долго и трудно докапываться, но хорошо понимал, что тут он сам – лох, а потому вступился за Хабиас:
– Она отсидела вместе с мужем два месяца в тюрьме… Но, как я понимаю, эта ее книга для истории культуры имеет немалое значение…
Он выворотил из коробки самую нижнюю огромную книгу и даже сам удивился – это тоже стихи?
Оказалось – да, на титуле огромного тома значилось: Александра Милорадович «Сказки, переводы и стихотворения», Москва 1904 год. И посвящение: «С преданной любовью посвящаю дорогой матери. Село Ивановка».
– Вот це – дило… – сказал он самому себе почему-то по-украински. – Так вот ты какой – северный олень…
– Так ты что, – изумился Александр, – не знаешь эту книжку?
– Первый раз вижу, – восхищенно рассматривая бумагу ручной выделки, отличную печать и симпатичные рисунки. – Более того, никогда не слышал о такой…
– Ты – не знаешь? – недоверчиво переспросил риэлтор. – Так кто же тогда о ней что-то знает, если не ты?
– Володя, конечно… – отозвался Прохоров. – А вообще никто не может знать всех книг, их только в России, я думаю, было издано миллион названий…
– Ну ладно, – Александр даже головой потряс, словно пытался освободиться от наваждения, – мне пора ехать. И вот что я тебе скажу по нашим делам. «Зятя» твоего я никогда не видел, но когда встретитесь, передай ему поклон и восхищение: все документы собраны, все в абсолютном порядке. Нужно, конечно, кое что проверить, но в принципе, нам надо встречаться послезавтра, я все закончу и ты должен мне дать такую же доверенность, как он тебе. Остаешься здесь?
– Угу…
– Тогда я пошел… – Александр направился к двери. – А ты до послезавтра найди мне все документы по твоей квартире…
Приятель ушел, а Прохоров остался копаться в книгах.
И чем больше копался, тем больше понимал, что не имеет права не позвонить Упырю.
Даже если тот не сможет собрать нужных денег, Слава именно не имел права ему не позвонить.
А вдруг что-то придумает?
А если не позвонить, то Прохоров весь остаток жизни будет жить с ощущением, что обманул ребенка. Даже двух детей – Володю и Упыря…
Следующие несколько дней были посвящены Славой суете и беготне, зачастую просто бессмысленной.
На той же квартиры «зятя», в которой мы с ним расстались в прошлой главе, он распаковал еще четыре коробки, прежде чем в пятой нашел список всего, что было обозначено красной меткой.
Матерясь и ругаясь, он начал запихивать, чего никогда не умел, книги обратно, а они никак не хотели укладываться аккуратно и плотно и пришлось часть из них сложить в отдельный пакет, который Прохоров выпросил у своего таксиста.
Почему ругался?
Ну если Володя все-таки составил список своего дорогого имущества, чего собственно от такого умника и педанта и следовало ожидать, то почему он не оставил его на столе?
Или не положил в коробку с номером один?
Почему он уложил его сверху в коробку с номером…
В коробку с номером…
На этом месте внутреннего монолога наш герой пригляделся и обнаружил, что как раз на той коробке, в которой он нашел список, и стоял номер один, это просто он сам не заметил, что начал не с начала…
С этим списком он и подался к Упырю, а сначала хотел тащить все книжки, вот дурак-то был бы…
О визите к этому достойному человеку с недостойным прозвищем, мы расскажем чуть ниже, а пока перечислим еще некоторые Славины глупости или несуразности – называйте их так, как вам лично кажется правильным.
Еще одним из не совсем умных поступков этих дней было посещение нотариуса. Прохоров ехал по каким-то делам, но у него было немного свободного времени, а тут он вдруг увидел вывеску «Нотариус» и решил, что сделает то, что у него с Александром было назначено на другой день. Ну не терять же время в той запарке, что наступила за эти дни: есть возможность – сделай что-нибудь незапланированное…
