– Да, как сейчас помню. В пятьдесят втором это было. – Мисс Лэрейси помолчала, ожидая вопроса.
– Почему в пятьдесят втором?
– В городок первый телевизор тогда привезли. Черно-белый. Поначалу-то духов еще полно было, почитай в каждой семье кто-нибудь привидение видел. А потом как стали все телевизоры покупать, так духов и не стало. Один за другим ушли. А дело все в воздухе. – Она кого-то поискала глазами под потолком.
– Может, у людей притупилось воображение? Я одну статью читала, по-моему…
– Оно конечно, да только завелась в воздухе одна штуковина. Она духов на кусочки кромсает. Больно им. – Мисс Лэрейси показала руками, как это происходит. – Поднимаются, бедные, все выше и выше, прямо к небесам. Стонут, плачут, и утешения им нету. А проклятая штуковина вернуться не дает. Говорят, они теперь к нам только во сне приходят.
– Вы имеете в виду высокочастотное излучение?
– А что, это так называется, золотко?
Ким кивнула:
– Его производят телевизоры, мобильные телефоны, компьютеры. По-моему, вся электроника.
– Эта гадость еще и тело сушит. Человек жаждой мучится, злится на всех. Я как-то телевизор посмотрела разок, давно еще, так потом все никак опомниться не могла. Пить страсть как хотелось. Тебе-то водички принести? Что-то ты бледненькая.
У Ким от разговоров пересохло во рту. Она сглотнула и поняла, что в самом деле хочет пить. – Да нет, что вы. – Ей не хотелось беспокоить пожилого человека. Ким оглядела комнату. Старая мебель, безделушки… От них на сердце тепло и уютно. Тут она снова вспомнила о Тари. Надо скорее Джозефу позвонить. Ким поискала глазами телефон, но его нигде не было. Над буфетом со стеклянными дверцами висела картинка в рамочке. Картинка изображала Христа, его сердце светилось сквозь хитон.
– Так принести попить-то?
– Нет, спасибо. Простите, а телефон у вас есть?
Мисс Лэрейси сняла с колен альбом и, кряхтя, начала подниматься с дивана. Ким вскочила и подала ей руку.
– Да я сама найду. Вы только скажите, где он.
– Ничего, ничего, я уж поднялась. – Мисс Лэрейси заковыляла на кухню. – Обед пока разогрею, – крикнула она с порога. Загремели кастрюли, зашумела вода. Вскоре старушка вернулась с радиотелефоном и протянула его изумленной Ким. – Вишь, чего себе завела. А то очень уж колени ноют, иной раз сядешь да не встанешь. – Мисс Лэрейси осторожно присела на диван и согнулась над трубкой. – Сперва вот эту кнопочку нажми, – сказала она, тыкая пальцем в панель, – а уж потом другие.
– Спасибо. – Ким сделала, как было велено, и набрала номер Джозефа. – Вы не беспокойтесь, я по местному номеру звоню.
Мисс Лэрейси равнодушно махнула рукой:
– А, какая разница. Мне все равно пенсию тратить не на что. Звони хоть в Китай.
Ким прошла к окну гостиной, оттуда сквозь тюлевые занавески открывался вид на бухту. На причале уже практически никого не осталось, только несколько старых хрычей по-прежнему болтали у воды. После трех долгих гудков на том конце ответили.
– Привет, мам, – Тари взяла трубку обеими руками и поднесла к самым губам. Сразу ясно, что звонит мама: больше никто этого номера не знает.
– Привет, заинька. Как дела?
– Хорошо.
– Как ты себя чувствуешь, малыш?
– Нормально.
– Точно?
– Ага.
– Чем занимаешься?
– Да ничем. – Тари носком кроссовки поковыряла кухонный пол и покрутила шнур.
– Как голова?
– Затылок болит немножко. У меня там шишка.
– Бедняжка, я знаю. Ну ничего, пройдет. Ты как, не горюешь? Тебе там весело?
– Типа того.
– У вас наверняка полно занятий. На рыбалку уже ходили?
– Да. Мы ерша поймали, а он стал весь красный, как будто в крови.
– Правда? Фу, гадость какая! Так все-таки, чем занимаешься?
– На домик игрушечный смотрю. Нам его Клаудия подарила.
– Какая Клаудия?
– Художница.
– Да? А откуда она?
– В соседнем доме живет. – Тари понизила голос до шепота и оглянулась, не слышит ли Джессика. – У нее дочка умерла. Клаудия думает, что дочка пропала, а на самом деле она не пропала.
– Да? Хм. Позови, пожалуйста, папу.
– Па-а-а-п! – крикнула Тари в сторону кухни. А когда повернулась, вздрогнула от неожиданности. Позади стояла Джессика, белая рука тянулась к телефонной трубке. Тари прикрыла ладонью микрофон. – Чего тебе? – спросила она.
Джессика кивнула на аппарат, словно это все объясняло.
Тари покачала головой:
– Я с мамой говорю.
Джессика улыбнулась, обнажив желтые зубы. В промежутках между ними скопилась бурая гадость. Девочка наклонилась к Тари и что-то прошептала ей на ухо. Та игриво охнула, потом постаралась сделать серьезное лицо, но не сдержалась и прыснула. Потом покачала головой и сказала:
– Нет.
– Тари!
– Джессика хочет, чтобы я кое-что сказала. Плохое слово.
– Кто такая Джессика?
– Подружка моя. Та девочка, которая на самом деле не пропала. Дочка Клаудии.
– Позови, пожалуйста, папу.
– По-моему, он занят.
Джессика снова зашептала, Тари снова охнула и покачала головой, на этот раз более твердо. Обе захихикали.
– Крикни ему, Тари.
– Джессика говорит, что папа и Клаудия собираются делать кое-что на букву «е».
– Тари!
– Это не я, это Джессика сказала.
Тари услышала, как отец спускается по лестнице и бормочет что-то насчет фундамента. Если фундамент сделать из сланцевых плит, уложить их одну на другую, тогда дом вырастет до неба.
– Что? – переспросила Ким.
– Ты приедешь к нам? Я видела, как ты…
– Тари, будь добра, позови отца. Немедленно.
– Пап, тебя к телефону. – Тари передала ему трубку, выбежала из кухни и поскакала на второй этаж. – Это мама. Пошли, Джессика. Мама скоро приедет.
– Алло? – сказал Джозеф, пытаясь понять, кому это он в такой момент понадобился.
– Что у вас происходит, черт возьми? Что с Тари такое?
– Кто это?
– Что значит кто?! Черт тебя раздери, как ты думаешь, кто?
– Никто.
– Я уже приехала, Джозеф. Я приехала в Уимерли и сейчас заберу Тари. Немедленно, Джозеф. Немедленно, ты слышишь?
Дрожащий от ярости голос умолк. В трубке стало тихо.
Джозеф покачал головой. Интересно, где сейчас Ким? Разве он ее не убил еще? И не похоронил под полом в сарае? Он взглянул на руки. В одной телефонная трубка, в другой игрушечный домик Клаудии. Одно должно влезть в другое, подумал Джозеф.
Сверху раздалось хихиканье. Две девочки пели:
У папы не осталось дел.
Сидел и на воду глядел.
Сидел, глядел, не ждал беды…
Джозеф тихонько подпел:
Теперь глядит из-под воды.
Подъехала скорая, и фельдшер с медбратом уложили Дэрри на носилки, не обращая внимания на его возмущенные вопли. Они закрепили у Дэрри на лице кислородную маску.
– Этот еще ничего, – сказал медбрат, стриженый бобриком коротышка с подбитым глазом. – Предыдущий-то мне в табло засветил!
Доктор Томпсон внимательно следил, как затягивают ремни безопасности на теле больного. Мать Дэрри стояла поодаль, не зная, что предпринять. Она всхлипнула и протянула руку вслед носилкам, которые уже спускали вниз. Дэрри пронесли через прихожую и загрузили в машину.
– Никакой опасности для жизни, – Томпсон старался успокоить миссис Поттл. – Я просто хочу, чтобы за ним присмотрели. Так, на всякий случай. – Он подмигнул Эдите и обнял ее за плечи. – Мы с этим уже сталкивались. Дадим кислород, и все будет хорошо.
Доктор решил ехать следить за состоянием больного и кое-как скрючился рядом с Дэрри. От неудобной позы боль в лодыжке усилилась. Ничего не поделаешь, надо контролировать ситуацию, чтобы не пропустить осложнений. Причина болезни неизвестна.
Машина помчалась, Дэрри уставился в потолок. Сквозь задние окна Томпсон увидел миссис Поттл. Она стояла на дороге, смотрела им вслед и быстро уменьшалась, превращаясь в маленькое черное пятнышко. Скорая неслась через Уимерли по направлению к потроширскому шоссе. В кабине фельдшер говорил с диспетчером по радио. Разговор отличался от обычного. Фельдшера попросили сменить частоту. Томпсону показалось, что на том конце кто-то представился и назвал свой армейский чин. Кажется, майор. Замечательно. Сначала перекрывают дороги, а теперь армейская шишка беседует со скорой помощью. Фельдшер перечислил симптомы заболевания Дэрри. Через несколько минут машину обогнал джип и поехал чуть впереди. Эскорт, значит.
Состояние больного вроде бы не ухудшалось. Давление стабильное. Сердце бьется как часы. Дэрри закашлялся под маской и сжал кулаки. Грудь поднялась и опала. Пауза. Снова поднялась. Нет, это не от боли, подумал Томпсон, а от страха. Непонятно – что хуже.
Они прибыли в больницу. Двери приемного отделения разъехались в стороны, и парня немедленно увезли на каталке. Доктор заковылял следом. Джип стал разворачиваться. В кабине сидели двое военных. Ни один не оглянулся, видимо, получили новое задание.
У входа в больницу стоял еще один солдат. «Армия-то, видно, настроена всерьез», – сказал себе Томпсон. Знать бы еще, что именно. Если, конечно, они здесь из-за этой новой болезни.
