В кабинете главного врача присутствовали двое – Записухина Е.В. (начмед) и сам всевластный – Эрбек Валентин Атаевич. Сергеев отделался общим приветствием с поклоном только головой и уселся в предложенное ему кресло около массивного рабочего стола. Какое-то время администраторы изучали вошедшего, помалкивая. Известный феномен (это называется "собраться с мыслями"), свойственный авантюристам, мнящим себя великими стратегами и незаурядными психологами: все подлое требует известного напряжения, подготовки замысловатого удара, наносимого исподтишка. Сергеев не стремился прийти казуистам на помощь, – его интересовали психологические подробности. Они молчали и он не проронил ни звука, закостенев в безучастности: "интересно, как они выбирутся или войдут в очередную интригу"? Но то, что здесь, в кабинете главного врача больницы, начинает рождаться административная интрига, сомнений ни у кого не было, – ни у нападавших, ни у обороняющегося.
Эрбек посуетился жирным задом в рабочем кресле и ласково произнес:
– Александр Георгиевич, обстоятельства складываются так, что мы с начмедом вынуждены просить вас помочь больнице в сборе материальных "пожертвований". Вы, полагаю, хорошо знаете экономические сложности, которые испытывают в настоящее время все лечебные учреждения, – всем приходится ломать голову по поводу поиска дополнительных средств.
Сергеев уже почувствовал натяжку, но не перебивал главного врача, решив дать ему выговориться полностью и обнажить истинные мотивы задуманной акции.
К разговору подключилась Записухина – она была традиционно больше, чем надо, напыщенна, величественна и категорична:
– К нам обратилась богатая ведомственная больница, способная пополнить наш бюджет, с просьбой выделить на месяц – два месяца опытного специалиста для работы инфекционистом, рентгенологом, патологоанатомом, терапевтом. Мы подумали о вас, как о человеке, совмещающем в одном лице все названные специальности. За такую работу можно получить оплату, равную четырем должностным окладом с учетом ваших квалификационных и стажевых надбавок.
Сергеев в такой постановке вопроса уловил главное: его поездка – дело решенное, и ни у кого из администраторов нет сомнения в том, что он обязательно купится. Понятно было, что его отъезд очень выгоден администрации.
Можно было разыграть бурное возмущение и отказаться. Но, когда он услышал название больницы, то в памяти всплыли годы бурной врачебной молодости, – тот небольшой, но веский кусок жизни, который был отдан красивому лесисто-озерному краю. Сергееву так захотелось нырнуть в прошлое, в безвозвратную молодость, в еще памятное обаяние славных мест и повстречаться с еще, видимо, сохранившимися там знакомыми людьми.
"Эти сволочи рассчитали все до мелочей, – учли даже ностальгию по прошлому. Вообще, это делает им честь. Хоть и мерзавцы они порядочные, но дело свое знают! – наверняка, вычитали в личном деле биографические подробности".
Но Сергеев не был бы врачом, психологом, если бы не выдержал спектакль до конца, не позволил двум заговорщикам раскрыться полностью. Он лишь насытил свой взгляд некоторым любопытством и продемонстрировал его обоим властителям дум.
"Они, как истинные комиссары от черных дел, ведут раскрутку на пару. И роли распределили мастерски: один – добрый дядя, другая – злая сука". Возникла очередная вольница мыслей в голове Сергеева.
Усилил обработку подследственного Эрбек:
– Александр Георгиевич, местный главный врач – опытный хирург с большим стажем работы. Да вы его, видимо, знаете, – доцент Иванов Аркадий Андреевич, – с бывшей кафедры профессора Русанова – гениального хирурга. Безденежье сейчас многих корифеев загнало в тьму тараканью. И они, глубокие пенсионеры, совершают героический трудовой подвиг, уезжая на заработки в далекие деревенские больницы. Будем надеяться, что сельское здравоохранение от этого только выиграет. Иванов обещал организовать для вас постой и кормление при больнице на самом высоком уровне.
– Однако, Александр Георгиевич, складывается впечатление, что мы пытаемся делить "шкуру неубитого медведя", обсуждаем то, на что вы еще не дали согласие. – вмешалась в разговор Елена Владимировна. – Нам не ясно: принимаете вы предложение подышать свежим воздухом, отдохнуть, расслабиться или нет?
Сергеев подумал: "Хорош отдых – работа на четыре ставки"! Но он и тут ограничился многозначительным молчанием и только перевел испытующий взгляд на Записухину.
Его развлекала попытка администраторов демонстрировать силу и волю, мнимую заботливость о его кармане и явное паскудство. Только так и нужно было воспринимать предложение откатить в деревню лишь потому, что он мешает строить загадочные козни. Сергеев всем своим видом давал понять, что его интересует иной вариант начальственного откровения. Но те, видимо, собирались провести его на мякине.
Валентин Атаевич, понимая мотивы молчания, решил пройтись более широким кругом:
– Ваше молчание и выжидательную позицию я лично могу истолковать только, как желание прежде оговорить ряд более злободневных вопросов, чем банальная командировка. Понятно, что препятствий для командировки, практически нет, – по закону ввиду производственной необходимости можно послать любого, хоть на крайний Север сроком на один месяц.
Сергеев имел кое-какие сведения о трудовом законодательстве, но не стал лезть в драку: никто не может заставить его выполнять функции "шабашника", даже если это выгодно больнице. Он расплылся в улыбке, направив ее прямо в лицо сперва главному, а затем и начмеду. Без сомнения, они заслужили того, чтобы им продемонстрировать известный жест, ясно напоминавший, что у коня имеется специальный орган огромной величины, которым можно ухандакать любого зарвавшегося руководителя.
Такой жест был настолько очевиден и распространен в российской ролевой культуре, что Эрбек и Записухина слегка потупили взгляд. Уже по ехидной улыбке Сергеева администраторы поняли, что интеллигенты тоже могут посылать и посылать очень далеко: разумнее было скоренько, без отвлечения на детские глупости, менять тон беседы. Кондовое российское барство здесь не при чем. Они быстро сообразили, что придется не требовать, а очень хорошо просить, Сергеев же при этом, по законам жанра, будет кочевряжиться.
– Скорее всего, вас волнует итог произошедшего инцидента с Наговской и тем, как расцениваются результаты вскрытия умершего недавно мальчика? – продолжил свои дальние заходы главный врач.
– Итог этой истории таков: администрация считает, что формальных данных за то, чтобы обвинить Наговскую в допущении диагностической ошибки и неверных клинических действиях, нет. К вам, как к заведующему отделением, у нас так же претензии отсутствуют. К сожалению, здесь имел место некурабельный, тяжелый случай заболевания, – все усилия персонала больницы не увенчались успехом. Никаких других трактовок администрация не собирается выдвигать, прежде всего, по простой причине, – это не повышает авторитет больницы.
Закончив эту длинную речь, Эрбек впился глазами в лицо Сергеева, пытаясь теперь уже по его взгляду прочитать тайные мысли. Напрягла внимание и Записухина и по привычке выгрузила свои огромные рабоче-крестьянские руки перед собой на стол, крепко сцепив пальцы. Сергеев оценил этот знак, как свидетельство огромной воли и трудолюбия. Но он поймал себя на мысли, что перед ним сидят основательно напуганные подлецы, а не врачи, не организаторы лечебного процесса. Теперь оставалось решить – стоит ли затевать поиски правды и закапываться в глубокие моральные изыски? Было ясно: мальчика не вернешь, но и правды при таком окружении не добьешься. На такой почве возможна лишь склока – утомительная, тягучая, бесперспективная.
Но здесь опять, как тысячный раз в его жизни, совершился мыслительный кульбит, – переменилось настроение от серьезного к шутейному, восприятие перешло от важного к малозначительному. Сергеев вдруг вспомнил студенческие годы, сдачу экзаменов по нормальной анатомии на втором курсе, когда случаются самые невероятные истории.
Профессору отвечала Маша Иванова – крупная и миловидная девушка, с вольно дышащими, объемными формами, – она преуспевала в легкой атлетике, занималась толканием ядра и метанием диска. Старик-профессор задал простенький вопрос, известный даже в качестве студенческой байки каждому экзаменуемому.
Но у Маши, явно, от волнения случился ступор. Видимо, метр не собирался осуществлять тотальную экзекуцию (о мышцах и костях она отвечала блестяще, путалась только в мозговых структурах). Скорее от скуки профессор решил пошалить и проверить Машу на сообразительность. Для того он и выбрал разговор о загадочных явлениях: "Коллега, сообщите нам, какой орган при возбуждении увеличивается в два и более раза"?
