— Не стоит так уж беспокоиться о нем, — говорил Бен. — Трудный возраст. Все проходят через это. У моей жены тоже постоянные проблемы с нашим мальчиком.
Все стало так просто, непринужденно — родители обсуждают проблемы воспитания детей. И недавней натянутости, того, что мешало найти правильный тон в общении с Эмили, как не бывало. Да и сам Гордон предстал вдруг в неожиданном свете, не расплывчатым, как раньше, изображением. Его собственная причастность тоже стала другой — более личной, конкретной.
Он вздрогнул, когда в дверь постучали, и тревожно посмотрел на Эмили. Но она спокойно отвечала, что это Стенли, и пошла отворить ему.
— Ну как, тетушка Эмили? Приятно потолковали? — И не дожидаясь ответа, протянул Бену пачку «Лаки страйк»: — Подымим?
— Нет, спасибо. — Бен машинально потянулся за своей трубкой, но так и оставил ее в кармане.
— Чаю? — предложила Эмили.
— Благодарствуем, тетушка, по мне это слишком крепко. Как насчет виски?
— Ты же знаешь, я не держу дома выпивки, — сказала она.
— Ну, тогда двинули, — Он повернулся к Бену: — Можем заправиться неподалеку, здесь есть.
— Мне чуть свет в школу, Стенли.
Стенли отогнул манжету рубашки, обнажив на запястье огромные золотые часы.
— Побойся бога, приятель, время еще детское.
— Не среди недели же, — вежливо пытался отказываться Бен.
— Понятно. Старая пуританская кровь возмущена? — От его смеха задребезжала посуда на буфете. — Ладно, пошли. Там кое-кто хочет вас видеть. — У дверей помахал рукой на прощание: — Очко в твою пользу, тетушка Эмили.
И они тут же оказались в ночной темноте, вовсе сгустившейся, пока он сидел здесь. Точно час, проведенный в этом домике, был просто-напросто антрактом между двумя действиями пьесы, игравшейся во тьме. Они ехали по улочкам, неровным, в рытвинах, миновали железнодорожный переезд и покатили по простору черного открытого вельда. Где-то далеко замелькали в угадывавшемся шлейфе дыма от электростанции мириады искорок и вырвался язык яркого пламени. И снова ночь. Через несколько минут Стенли завернул куда-то за дом и повел его к черному ходу.
Ничего нового. Бен знал такого рода заведения: веселенький линолеум и бар напоказ, декоративные тарелки на стенах, подносы, расписанные райскими птицами, яркие подушки на диванчиках и креслах.
Входная дверь была полуоткрыта.
— Это еще что? — проворчал Стенли и метнулся в сторону. Через минуту вернулся, ведя мужчину. Тот пытался непослушными руками застегнуть молнию на брюках. Выглядел он лет на сорок. Клетчатая рубаха, зеленые штаны, ремень с громадной литой бляхой, коричневые с белым туфли забрызганы.
— Боже всесильный! — сказал Стенли тоном скорее наигранным, чем сердитым. — Совсем спятил! Это на ступеньках-то моего крыльца!?
— Пузырь чуть не лопнул.
— Что ж ты так нагрузился…
— А что мне еще, по-твоему, остается делать? — с укоризной произнес незнакомец, уставившись на Стенли с изумлением, вытащил цветной носовой платок, целая косынка, и силился вытереть лицо. — Сил больше никаких нет сидеть здесь вот так и ждать. Задницу отсидел. Слушай, дай еще выпить, а?
— Погоди с выпивкой. Сначала познакомься. Это господин Дютуа. Бен, это Джулиус Нгакула. Адвокат, который заполучил первое письменное показание под присягой насчет Джонатана.
Незнакомец одарил его откровенно неприязненным взглядом. Смотрел даже агрессивно.
— Не обращайте внимания, — ухмыльнулся Стенли. — Он только и функционирует, когда мертвецки пьян. На его голове это не отражается. — Он поместил Джулиуса на стул, где тот так и остался сидеть развалившись, вытянув ноги во всю длину и хмуро поглядывая на Бена сквозь смыкавшиеся веки. Стенли налил всем троим виски.
— Что ему здесь надо? — Джулиус Нгакула одним глотком осушил полстакана и впился в Бена глазами.
— Я привез его сюда по делу Гордона, — невозмутимо отвечал Стенли, усаживаясь на диванчик. Нелепо тонкие ножки, казалось, тут же переломятся под его грузным телом.
— Гордон мертв. И Гордон наш. Какие еще могут быть дела у этого mugu[12] к нашему Гордону?
Бен залился краской от гнева. Он готов был встать и уйти, и ушел бы, если б Стенли, которого все это только забавляло, не остановил его жестом.
— Не забирайте себе плохого в голову на его счет, ну, что он такой, — сказал Стенли. — Этот подлец, когда надо, умеет быть одним из лучших адвокатов во всем предместье. В прошлом году, когда они потянули после волнений всех этих ребят в суд, он дни и ночи напролет работал, чтобы спасти людей. Сотни дел провел — это я вам говорю, — пока они не запретили ему практику. Но это уж когда он заполучил письменное показание по делу Гордона. Так что накрылась его практика, и теперь ему ничего другого не остается, как напиваться, когда поднесут.
На Джулиуса Нгакулу все это, похоже, не произвело особого впечатления.
Стенли вернулся к нему.
— Слушай, — сказал он, — Бен хочет, чтобы мы не оставляли так этого дела.
— Он белый, — бросил Джулиус, не сводя с Бена враждебного взгляда и демонстративно подергивая ногой.
— СБ из-за Гордона у него весь дом перевернула.
— Беленьким и остался.
— Он вхож, куда нам и носа не сунуть.
— Дальше.
— А у нас зато связи, каких у него нет. Вот мы и соединим силы. Что скажешь?
— Скажу, что не доверяю я ему. Он белый.
Бен изо всех сил старался сдержать гнев. Но это уже было слишком. Он не выдержал.
— Надо полагать, вы ждете, пока я отвечу: а вы — черный, и я не доверяю вам? — выпалил он, швырнув очки на столик, — А вам не приходит в голову, что это не игра в шахматы? Пора выбираться из этого тупика. — И повернулся к Стенли: — Ей-богу, не понимаю, какой от него помощи можно ждать. Неужели не видите, они его сломили, сломленный человек.
К его удивлению, костлявое лицо Джулиуса расплылось в иронической улыбке. Он потянул виски, все, что оставалось в стакане, подержал во рту, пополоскал горло и проглотил. Утерся рукавом.
— Сыграем по новой, — сказал он совсем другим тоном, чуть ли не с признательностью. — Посмотрим, кому это удастся сломить меня!
— Почему же тогда вы не поможете нам? — сказал Бен. — Ради Гордона.
— Ох уж эти мне белые либералы! — сказал Джулиус. — Плесни, Стенли, а?
Беспричинная, животная какая-то ярость, как тогда, в его визит к этому окружному врачу, заклокотала у Бена в груди.
— Либерал?! — выхлестнул он в ярости. — Ну нет уж! Не там ищите. Я африканер.
Стенли налил виски Джулиусу и себе, содовой не стал добавлять. Они сидели молча, оба смотрели на Бена.
Потом Стенли спросил:
— Ну, так как же все-таки, а, Джулиус?
Тот ворчливо, с улыбкой и без следа былой неприязни:
— А он в порядке, этот белый, — и подобрался, теперь он сидел на краешке стула, опершись локтями о колени. — И на что ж вы нацелились? — спросил он.
— Главное — раскопать все, что они стараются скрыть. Пока не соберем достаточно улик, чтобы заставить их вернуться к делу. Не останавливаться до тех пор, пока не будем уверены, что собрано все. Тогда виновные могут быть наказаны, и мир сможет узнать, что произошло.
— Вашими бы устами.
— Вы намерены нам помочь? Да или нет?
Тот неторопливо улыбнулся.
— С чего начнем? — спросил он.
— С показаний, которые вы добыли по делу Джонатана.
— Не пойдет. Их конфисковали при аресте Гордона.
— У вас что, не сохранилось копии?
— Слушайте, не у одного у вас был обыск.
— В таком случае следует разыскать этих людей и пусть они повторят заявления.
— Эту сиделку так припугнули, что, боюсь, она от одного вида пера и бумаги в ужас придет. А парень, тот и вовсе подался в Ботсвану.
— Ну, — весело подхватил Стенли, — это уж дело техники. Всего и забот-то? Найти и заполучить у них новое заявление?
— Мне запрещена практика.
— А штаны протирать не запрещено? — Стенли поднялся. — Обмозгуй, пока я отвезу человека домой. Пока ему не досталось на орехи от его миссус.
— Да, кстати, — сказал Джулиус, принимая прежнюю позу, — вчера ко мне забегал Джонни Фулани.
— Кто это? — поинтересовался Бен.
— А проходил по делу, один из арестованных. Его заявление фигурировало на следствии, помните? Когда с Арчибальдом Тсабалалой у них ничего не вышло, они решили трех остальных не вызывать. Ради безопасности государства. Джонни Фулани теперь освободили.
— И что он говорит?
— А вы чего от него ожидали? Мордовали, пока не подписал. То и говорит.
— Тем более. Вот и у него возьмите заявление.
— Взял уже.
Бен улыбнулся:
— Отлично. Вы не подошлете мне копию со Стенли? Все будет в сохранности.
— А если к вам снова нагрянут?
