…И проснулся под разговор о политике. Второй дед что-то рассказывал первому. А первый на все отвечал:
– Вся власть в руках у чиновников!
Они друг друга не слышали. Второй что-то втолковывал про Сталина. О том, что раньше жилось лучше, что зря Сталина ругают. А у первого на все был ответ:
– Вся власть в руках у чиновников!
Тогда я вылез из-под одеяла и сказал:
– Хрен в руках у чиновника, храпуны чертовы!
Первый дед посмотрел на меня непонимающими глазами и повторил свое заклинание.
Весь день мне пучило живот. Зато когда зашел врач справиться о наших делах и я ему пожаловался на кровать, он прислал мне специального человека, который принес «щит» из досок. Я перелез на стул, а специальный человек стянул постель, подложил «щит», заправил постель, и теперь лежать было жестко, но удобно.
А назавтра был новый день, который уже сулил мне посрать. И еще в этот день еду разносила молодая и симпатичная девушка. Они работали два на два. То есть два дня была немолодая и некрасивая, а теперь два дня будет молодая и красивая. Раздаточница принесла нам завтрак, я отказался от всего, кроме чая, и успел сказать ей пару комплиментов. Потом выпил чай. И наконец встал.
Туалет был ужасен. Ни вам стульчака, ни сияющей чистоты. К тому же там не работал слив – на бачке лежал ковшик для этого дела. И еще плохо стекала вода, ее было слишком много, а это всегда чревато омерзительными брызгами. Я еще был недостаточно силен, чтобы забраться на унитаз на корточки, поэтому мне пришлось зависнуть над унитазом. Удерживая зад на весу, как над пропастью, руками держась за раковину и бачок, я тужился довольно долго, но первый раз ничего не получилось. Мне пришлось отдохнуть пару часов и повторить попытку. На второй раз получилось, но я не успел вовремя убрать зад, потому что еще передвигался, как калека, все время кряхтел и стонал, и часть омерзительных брызг настигла меня, прохладно полоснув по булкам, заставив скривить рожу и подавить рвотные позывы.
Я, признаться, догадался только с третьего раза бросить на воду кусок туалетной бумаги, чтобы дерьмо падало без брызг.
И еще только через два года узнал, что это широко распространенная техника, когда унитаз переполнен, и называется этот метод «запуск десанта».
* * *
Приехала сестра. Уж конечно, не сводная сестра – у меня еще есть родная старшая сестра.
– Привет, лось, – сказала она. Это она меня всегда так называет, потому что я самый высокий у нас в семье. Во мне всего сто восемьдесят один или сто восемьдесят два, но все остальные у нас не больше ста семидесяти. Ладно, неважно, мы поболтали, нам особо не о чем разговаривать обычно.
– Ну, как тут?
– Нормально, у тебя как?
– Нормально.
– Как твой прекрасный муж?
– Объелся груш. Как всегда.
– Как Рома?
Это ее сын.
– Нормально все. А что у вас с папой? Что он тобой не доволен?
– Да так. Споры у нас были.
Я не стал ей рассказывать о том, что я насильник и винный вор. Сестра мне дала немного денег, папа все-таки передал через нее, и уехала, потому что ее внизу ждал Макс в машине. Муж.
Зато немного позже приехали две мои подруги – Света и Юля. Света училась со мной раньше на потоке, а Юля была ее безумной подругой. Я со Светой одно время чуть было не начал встречаться, а с Юлей как-то чуть было не переспал. Но я был не особо решителен, а потом начал встречаться со своей любимой. И вот они заходят. Они были в белых халатах и бахилах, их выдают посетителям, а я лежал на кровати. Ко второму деду как раз пришли родственники. Сидят вокруг его постели, поэтому я слегка смутился, когда Юля сказала:
– Медсестер вызывали? – и так встала в этом белом халате над моей кроватью, как будто это все экспозиция в порнографическом фильме.
Я смутился, вскочил, поцеловал каждую в щечку и повел их поскорее в курилку.
Они меня порадовали тем, что купили выпить. А еще Света купила книжки, которые я заказывал. «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?» и «Истории обыкновенного безумия». Я по телефону продиктовал ей список из того, что хотел бы прочитать, и велел выбрать любые две, которые ей попадутся. В мягкой обложке, шестьдесят рублей каждая, чтобы я смог вернуть ей деньги.
Курилка располагалась на черной лестнице, которой никто не пользовался именно как лестницей. Можно было подняться на этаж выше, там даже и больных не было. Поэтому мы поднялись. И теперь спокойно выпивали: я водку с соком (мне купили «детскую» бутылочку ноль двадцать пять), а Света с Юлей коктейли из банок. И слушали, как этажом ниже пациент рассказывал веселую и печальную историю о том, как его лечили от алкоголизма, но так и не вылечили. Нам со Светой было весело, а Юля сидела надутая. Потом встала, подошла к окну и сказала:
– Я вижу лошадку в поле.
Мы посмотрели со Светой в окно, и там действительно было что-то вроде поля, засыпанного грязным снегом, и что-то вроде лошадки посреди поля, только неживое. А потом я дал им денег, которые передал мне папа через сестру, и они сходили еще за алкоголем. На этот раз я получил взрослую бутылку – ноль пять и еще сока, а они снова ограничились коктейлями из банок. Договорились, что Свете за книги я отдам как-нибудь в другой раз. Мы хорошо выпили, а около восьми Света и Юля уехали.
У меня еще были и водка, и апельсиновый сок, и я не знал, что делать. Я отнес это добро к себе в палату, дедам я не стал предлагать, они меня не интересовали как собутыльники. Поэтому я патрулировал до курилки и обратно, думая, пить ли одному, или же кому предложить выпить со мной. Я наткнулся на молодую раздатчицу в итоге и спросил:
– Ты выпьешь со мной?
– А есть? – спросила она.
И было похоже, что она не прочь. Неужели так просто? Со мной выпьет молодая и симпатичная девушка из персонала, ей даже и двадцати не было. А там – кто знает?
– Водка с апельсиновым соком.
Она сказала, что будет занята еще минут двадцать: уборка, там, прочая ерунда, не знаю, чем она занимается. И если я дождусь, встретимся в курилке.
– Конечно. Я пойду в курилку, только буду этажом выше.
Я ее ждал и думал о сексе с ней. С одной стороны, я любил свою бывшую девушку. Но, с другой стороны, она же меня бросила. Ладно, раздатчица пришла, ее звали Наташа. Она рассказала о себе. Наташа училась в медицинском колледже и успевала еще работать здесь. Ей тоже было восемнадцать. Я ее поцеловал, и она ответила. Я положил ей руку между ног, и она сказала:
– Что ты делаешь?
– Ничего, – ответил я.
И теперь попытался что-то сделать. Прямо там начал домогаться ее возле подоконника. Но, видно, я к этому еще не был готов. Я еще не успел и штаны-то снять, просто терся об нее промежностью, и мне вдруг стало так больно, как будто мошонку мне отрывают. Мой шов будто бы начал расходиться, и все возбуждение тут же прошло. Я застонал, Наташа усадила меня на лестницу и сказала:
– Сам виноват.
Мы покурили, она меня отвела до палаты, на том и распрощались. Деды уже спали, я доковылял до кровати, разделся и лег. Я думал о Наташе, и думал о Свете, и думал о том, как Юля сказала:
– Я вижу лошадку в поле.
И ловил себя на мысли, что с удовольствием бы поцеловал Юлю в тот момент. Я опять возбудился. Что же это значит? Если я люблю одну девушку, я не должен хотеть секса с другими или, по крайней мере, должен сдерживать в себе это. А ведь были моменты, когда я очень хотел и Свету поцеловать. Я понимаю, что это неправильно, и в то же время не понимаю. Я подумал, что я всего лишь младенец. Когда-то видел фотографию, на которой был изображен младенец, только с членом взрослого человека. Не помню, как называется эта болезнь. Только я тогда подумал, что этому младенцу нужны будут ползунки с тремя штанинами. А сейчас я ощущал себя тем младенцем. Мозги, сознание, беспомощность, только шняга, как у взрослого, а так ничего не изменилось за восемнадцать с половиной лет. Я мечтал стать цельным человеком, понять, чего я хочу в жизни. Я мечтал замереть над бездной, как над унитазом, полным мерзкой жижи. Удерживать равновесие над бездной, стоя на натянутом канате, жонглировать круглыми кубиками и квадратными шариками. Вся вселенная замрет, а мои стихи будут взрывами небывалой силы. Все это превратилось в кашу в моей голове, я свалился с каната в зловонную жижу, и снилась мне всякая ерунда.
* * *
Мы разминулись с отцом, когда я выписывался, и опять поругались. Он-то думал, что мне надо помочь с вещами, и поехал за мной в больницу в тот день, когда меня выписали. А я в это время уже благополучно напивался с Мишей. Только вот не соизволил никого предупредить. Но зато на следующий день лежу я на диване, подходит мачеха и начинает орать на меня. Что не получится у меня вот так просто лежать на диване. Я выслушал ее внимательно и ничего не ответил. Только тут зазвонил телефон, а это – меня. Мне звонят и предлагают выйти на работу. Продавать чайники. Я уже и забыл-то об их существовании.
– Конечно выйду, – говорю я.