Но вернемся в виртуальное пространство. Мою книгу читало все больше и больше людей, счетчики на сайтах показывали пятизначные числа. Соответственно, в геометрической прогрессии росло число откликов. Как положительных, так и совершенно непристойных, злобных и ненавистнических. И если доброжелательные и понимающие люди писали мне и в комментариях, и в личных письмах, то агрессивные комментаторы пользовались исключительно публичным общением. Не стесняясь в выражениях, не заботясь о правилах приличия и этики, они хамили и наслаждались своим хамством. Поддержка от таких же, как они сами, порождала новый виток злобы, ненависти и оскорблений. Стоит задуматься, отчего же среди противников моей точки зрения столько подобных типов – диких, злобных, тупых и наглых? Одна моя умная корреспондентка, обдумывая эту тему, написала мне: «Скажи мне, кто твой враг…» Что ж, меня очень устраивает, что я нахожусь по другую сторону баррикад от подобных людей. Поняв, с кем имею дело, я на своем форуме дала им четкое определение «гоминиды» и решила, что разговаривать с ними дальше смысла нет.
И я стала активно удалять и «банить» хамов и провокаторов. За это они и их группа поддержки с другого форума, посвященного моей книге, отказали мне в интеллигентности. Меня позабавило их понимание этого термина. Оказывается, выставлять за дверь непрошеных гостей, которые оскорбляют хозяйку, называя ее сукой, сволочью, мразью и прочими «интеллигентными» словами, ни в коем случае нельзя. Неинтеллигентно это, оказывается, не политкорректно. Надо, оказывается, давать слово этим хамам за то, что они высказывают критику в мой адрес. Вот это будет интеллигентно. Что ж, поговорим об интеллигентах и интеллигентности.
За свою уже немаленькую жизнь я поняла, что нет никакого универсального понятия интеллигентности, которое устраивало бы всех. Практически каждый человек вкладывает в это слово что-то свое, особенное. Судите сами: для одних это – наличие диплома о высшем образовании; для других – диплом должен быть непременно по гуманитарным наукам. Луначарский, по-моему, так вообще считал, что у интеллигента должно быть три диплома – свой, отца и деда. Для кого-то интеллигентность определяется, прежде всего, поведением человека, его воспитанностью. В общем, договориться об этом непросто, если вообще возможно. Я, когда слышу слово «интеллигент», представляю себе академиков Сахарова и Лихачева. А в реальной жизни, сказать откровенно, я встречала крайне мало людей, про которых можно было бы с чистой совестью сказать: он настоящий интеллигент.
Однако почему-то очень многие из нас, обывателей, считают, что интеллигент никогда никого не оскорбляет, не ругается похабными словами и даже не способен дать сдачи. Он всегда кротко терпит хамство, частенько подставляя вторую щеку, когда первая еще горит от удара. Не скрою, и в моем представлении интеллигент выглядит именно так. Нравится ли мне это? Нет!
А потому я не то что не могу, а даже не хочу быть интеллигентом! Потому что господа хамы очень удобно устроились: они могут безнаказанно лупить интеллигентов по лицу, зная, что те не дадут сдачи, а если вдруг кто-то из этих «очкастых» и врежет, то можно резонно заявлять, что теперь он «лишен звания интеллигента». Так вот, хочу предупредить сразу: я – не интеллигент. И буду бить по физиономиям за хамство даже без предуведомления, неинтеллигентно так… И любая выходка против меня или моих близких будет совсем неинтеллигентно пресечена. Потому что я убеждена: любой человек должен уметь постоять за себя и свою семью, дорогих ему людей. Ну, не могу я уважать, к примеру, мужчину, который терпит, если оскорбляют его жену, дочь или хотя бы даже его самого в присутствии семьи, а он в этот момент поправляет очки и приговаривает: «Потерпите, родные, может, обойдется». А ведь по меркам огромного большинства он сохраняет свое звание интеллигента, ибо не повышает голоса, не произносит нехороших слов и, разумеется, не дает никому в морду. Не хочу я быть среди таких интеллигентов.
Вроде бы не совсем по теме, но вспомнилось: некоторые читатели с плохо развитой начинкой головы верещали на форумах, что мои претензии к родителям за то, что они не водили меня в детстве в музеи, – безосновательны. Вот одно из таких обвинений от некоего Прохожего из Астрахани.
Прохожий:
По музеям ее родители, видите ли, не водили! А ведь в Москве жила девочка. Могла, если бы захотела, сама музеи посещать, а в школе – с классом. У нас в Астрахани школьников учительницы водят в музеи, и там музейные экскурсоводы все чудесно детям объясняют. А если сама не хотела ходить, то занятые родители ни при чем.
Оказывается, я должна была сама, в семь-восемь лет, позаботиться о своем культурном и интеллектуальном развитии и заниматься внешкольным самообразованием. Я представила себе, как маленький ребенок, первоклассник, хмуря брови, рассуждает: «Так, мама с папой не водят меня в музеи и вообще не развивают. Имеют право, мать – это святое, отец – тоже почти святое, у них слишком много своих пресвятых дел. Собственное развитие – целиком и полностью моя собственная обязанность и задача. Составлю-ка я план посещения музеев. Начнем с художественных. Наверное, первым делом я поеду в Третьяковскую галерею. Там буду по складам читать таблички у картин, и обо всем узнаю. Пушкинский музей – в следующие выходные, начну с античного искусства… Да, еще нужно посетить Исторический музей, музеи Кремля, съездить на электричке в Абрамцево, Архангельское, Сергиев Посад, посетить Новодевичий монастырь. А остальное уже во втором классе буду осматривать». Вам смешно? А напрасно. Мои родители, да и не только мои, именно так или примерно так себе процесс «окультуривания» ребенка и представляли.
И зачем тогда горы томов по воспитанию и развитию детей, для чего были придуманы все эти глупости? На фиг это все! Пусть спиногрызы сами о себе позаботятся, чай не в пустыне живут. Вот тебе денежка на проезд – и дуй развиваться!
Впрочем, когда я написала в «Маме» про то, как Женя показал мне лучшие музеи мира и очень многое рассказал о художественной культуре, ее истории, это почему-то вызвало отдельную волну ненависти некоторой части читателей. По Луврам она, понимаешь, ходит, по Метрополитен-музеям и Национальным галереям, совсем зажралась и нам этим в нос тычет. Ох, к сожалению, не зажралась, я очень жалею, что не знала всего этого прежде. Так что мне еще «жрать да жрать»! И совсем не уверена, что такая «жратва» нужна моим недоброжелателям. Не в коня корм!
…Да, еще… Если в нашем обществе есть такие вот интеллигенты, перекладывающие всю ответственность за развитие ребенка на плечики самого ребенка или самоустраняющиеся от выполнения этой задачи, как мои родители, то мне просто даже стыдно принадлежать к этой «классовой прослойке».
Почему умерла мать, я выяснила довольно скоро. У нее была давняя тяжелая болезнь – камни. Беда, к сожалению, известная многим. Было лечение, были операции. Последняя дала осложнение в виде абсцесса в печени. Это страшная штука, летальность очень высокая. Увы, мама оказалась в числе большинства…
Тем не менее меня принялись обвинять в смерти матери, причем одним из первых обвинил не кто-нибудь, а бывший медик, мой сводный братец. Я тоже выскажу свою точку зрения, отчего умерла Галина Щербакова. Я думаю, что от подзуживаний доброхотов. Это они изо всех сил настраивали ее против меня, прибегая к намеренным преувеличениям и откровенной лжи и не брезгуя сплетнями и домыслами. Этим они заставляли бурлить желчь и шевелиться камни в ее организме. Мой брат, опираясь на авторитет своего диплома, убеждал ее в том, что никакой депрессии у меня не было и нет, а я – симулянтка и бездельница и, кроме того, охотница за богатыми мужиками. И этим подкармливал ее иррациональную ненависть ко мне.
Меня, по известным читателям «Мамы» причинам, уже несколько лет и близко не было рядом с матерью, и не разговаривали мы, и не переписывались. Зато рядом было немало, возможно, очень заинтересованных в ее скорейшей кончине людей. И, видя, что она плохо себя чувствует, они с утроенной энергией вели свою разрушительную работу. Из-за них, полагаю, и умерла Галина Николаевна. Так кто там был рядом, помимо отца? Но об этом несколько позже, а пока об отце.
Когда я узнала о смерти матери, первая мысль была о нем. Ныло сердце: я представляла, каково ему приходится. И я подумала: может, смерть матери примирит нас? Может, мы попробуем начать с чистого листа?
Пока я нервно курила, осмысливая поступившую информацию о кончине матери, Женя по телефону связался с Алисой. Я слышала, как он говорил ей:
– Что бы там ни было, сейчас ты должна быть рядом с дедом, ты должна его поддержать. Поезжай к нему, будь рядом, ты ему нужна…
Через пару дней я написала отцу письмо:
Папа, здравствуй!
