— Но речь ведь идет вовсе не обо мне, речь идет о моей жене, — сказал подсудимый с ударением.
— Да, да, это вы уже не раз заявляли… Господин прокурор, я вас слушаю.
Не хочет ли подсудимый намекнуть на то, что он дал обет молчания ради своей жены? Ну, например, потому что намерен из любви или из рыцарского чувства взять на себя ее вину. Причем эта вина может даже не считаться виной с юридической точки зрения.
— Вы говорите о вине моей жены? — спросил подсудимый.
— Оставим в покое слово «вина», может быть, оно только вводит в заблуждение. Заменим это слово словом «мотив» или выражением «отклонение от нормы».
— Надо называть это не виной, а судьбой! — воскликнул подсудимый.
— Громкое слово. Спасибо за преподанный урок.
Председатель суда и прокурор переглянулись, прокурор пожал плечами.
Председатель суда сказал: по всем признакам следует считать установленным, что жена подсудимого не могла, как обычно, лечь в постель, ибо она знала о решении своего мужа.
Решении? — прервал его подсудимый. Разве в таких обстоятельствах можно что-то решать? Ни один человек не обладает столь большой силой.
Хорошо, не будем называть это решением. Скажем вместо этого слова знание. Жена знала, что, по всей вероятности, в эту ночь нечто произойдет.
Подсудимый опять упрямо возразил: знала? И это немыслимо. Да и слово «произойдет» тоже не подходит.
— Вы непозволительно злоупотребляете нашим терпением, — закричал председатель суда. — Прошу вас не цепляться больше к мелочам и ответить на следующий вопрос: как могла знать или догадываться жена о вашем состоянии, о том, что вот-вот начнется кризис?
Подсудимый ответил не сразу, по, по-видимому, он медлил не потому, что затруднялся в выборе слов, а потому, что боялся опять вызвать недовольство суда.
Наконец он сказал: их брак продолжался семь лет, они жили гораздо более уединенно, нежели большинство супружеских пар, без детей, без шумной компании. В подобных случаях один знает всю подноготную другого и муж с женой не могут скрыть друг от друга ни малейшего нюанса настроения, партнер сразу же его почувствует, и нюанс немедленно передастся ему. Иногда супруг чувствует то, в чем другой еще не признался даже самому себе. Тайная мысль одного или возможность какой-либо перемены в нем становится явной, воплощается в жизнь через другого, и еще эта тайная мысль может быть опасной. Конечно, из страха муж или жена создают иногда в своем воображении ложную схему, приписывая ее другому, но ошибка обнаруживается скоро, ведь они живут в одном доме, дышат одним воздухом, сидят за одним столом, спят бок о бок, хотя… да, именно во сне люди иногда страшно удалены друг от друга, до бесконечности удалены, несмотря на близость. И предотвратить это невозможно. Правильно, все было как во сне. Он просит у суда прощения, но, разумеется, это могло произойти и совсем иначе, точно не определишь. То, что случилось тогда ночью, могло случиться в предыдущую ночь или ровно через год, а при известных обстоятельствах вовсе не случиться; и как раз в этом — самое тревожное. Господин председатель суда назвал это кризисом, да, по-видимому, его жена решила сама разрубить гордиев узел. Ибо больше не в силах была ждать того, что могло произойти каждую секунду или же не произойти целую вечность. Это было, наверно, ужасным решением для его жены, таким ужасным, что он, подсудимый, дрожит, думая о нем, чувствуя себя виноватым в том, что не разделил его по крайней мере.
— Да, очевидно, я потому-то и стою здесь.
Однако, как уже сказано, все не обязательно походило на его описание. И прежде всего вводит в заблуждение само слово «решение», скорее речь идет об «устранении» или о том, что ты даешь подхватить себя и унести.
— Иными словами, вы с женой ни разу не говорили об этом прямо?
Нет, да это и невозможно.
— Но теперь вы считаете, что ваша жена уже долгое время готовилась к этому?
Да, наверняка. С первого дня.
— Повторяю еще раз: вы считаете, стало быть, не случайным тот факт, что ваша жена не легла спать, как обычно. По-вашему, она знала о непосредственно предстоящем ей отправлении в «то, от чего никто не застрахован»?
Подсудимый засмеялся. А когда его спросили о причине смеха, ответил: его поразило странное выражение судьи.
— Это не наша вина, — одернул его председатель суда. — Дайте нам возможность точно определить ваш случай, тогда мы перестанем быть посмешищем.
Подсудимый извинился. Его насмешило слово «отправление». Будто туда отправляются как на прогулку или в кругосветное путешествие. Внезапно человек оказывается там; то есть он, подсудимый, хочет сказать, что человек внезапно узнает: он там находится и всегда там находился; «то, от чего никто не застрахован», повсюду вокруг него, там, где он пребывает или пытается пребывать, к примеру здесь, в этом зале суда, так же как в замурованном склепе или на свежем воздухе, безразлично где; и человек удивляется, почему он до сих пор старался отрицать очевидное.
— Давайте оставим пока эту тему, — сказал председатель суда. — Вернемся лучше к тому часу или к тем двум часам, когда произошло разбираемое событие, и займемся этими часами досконально. Что вы делали после того, как ваша жена поднялась, чтобы лечь спать — предположим, это было именно так, — и после того, как вы закрыли за собой дверь гостиной? Можете ли вы рассказать об этом сейчас?
Почему бы нет? Он сел за стол.
Хорошо. С какой целью?
Он не знает. Сел, чтобы сидеть за столом.
— Прошу прекратить смех! — крикнул председатель суда в зал.
Ну и что он делал, сидя там за столом?
Ничего.
Значит ли это, что он просидел приблизительно два часа, не пошевелив пальцем?
Кажется, он курил.
Много ли он выкурил сигарет?
Нет, навряд ли много. Наверно, три или четыре. Иногда он вообще забывал о курении.
Однако в пепельнице не было найдено окурков. Как он объясняет это?
Он вытряхнул пепельницу.
Как? Очень странно. А зачем?
Нет, это вовсе не странно. У него выработалась привычка каждый вечер перед сном вытряхивать пепельницу в помойное ведро на кухне. Много лет назад жена попросила его не оставлять окурков, чтобы в комнатах не пахло дымом. Сам он никогда не догадался бы, что правда, то правда.
Ладно. Отсюда следует, что подсудимый в ту ночь тоже пошел на кухню с полной пепельницей в руках и вытряхнул ее. Не так ли?
Да, почему бы ему не вытряхнуть пепельницу и в ту ночь тоже? Как раз когда он находился на кухне, все и началось.
— Стоп! К этому мы еще вернемся. А сейчас давайте побудем еще некоторое время с вами в гостиной. Не было ли у вас в ту ночь гостя?
— Гостя?
— Конечно. Ведь это вполне вероятно.
— У меня никогда не было гостей. Да и кто пришел бы ко мне в гости?
— Но, быть может, именно в ту ночь к вам явились гости? Комната, в которой вы, согласно вашим показаниям, сидели, находится на первом этаже. Стало быть, можно без труда впустить визитера в окно, не надо открывать ни парадную дверь, ни дверь черного хода, никто в доме ничего не заметил бы.
— Зачем мне было впускать гостя в окно?
— Суд должен взвесить все возможности. Впрочем, ни во дворе, ни на окне не обнаружено отпечатков пальцев. Единственные отпечатки пальцев незнакомого человека, которые найдены в доме и именно в ванной, принадлежат слесарю-водопроводчику чинившему кран.
— Все это, ей-богу, похоже на детектив, — сказал подсудимый с удивлением.
— У вас еще хватит времени осознать, что такие дела, как ваше, описываются в детективах. Да, хватит времени, ведь суд еще не вынес вам оправдательного приговора, — сказал председатель суда. — Итак, гостей у вас не было. Звонил ли вам кто-нибудь по телефону?
— Нет, это было совершенно невозможно.
— Почему, собственно? У вас же не отключили телефон.
— Когда жена идет спать, она всегда забирает с собой аппарат.
— Этого вы нам раньше не рассказывали.
— Я просто забыл, но так бывало всегда, во венком случае с тех пор, как нам поставили в спальне розетку.
— Прекрасно. А почему ваша жена забирала с собой телефон?
— Чтобы мне не мешали звонки. Я не люблю телефонных звонков, каждый раз пугаешься. В спальне, однако, пришлось поставить розетку, ведь иногда какой-нибудь не в меру трусливый клиент хочет застраховать что-то, не дожидаясь утра. Само собой разумеется, я же имел от страховой компании полномочия и в таких экстренных случаях мог заключить сделку, имеющую законную юридическую силу. Однако такие звонки бывали не так уж часто.
— А если звонили, пока вы еще сидели внизу? Что бывало тогда? Звала ли жена вас к телефону?
— Да, конечно, она звала меня наверх. Впрочем, как я уже говорил, это случалось довольно редко.
