— Ааа! Он меня укусил!
— Кто? — не поняли все.
— Пес под столом! — продолжал жаловаться Андрей, показывая всем красные пальцы.
— Да если б он тебя укусил, то у тебя пальцев бы не было! — возмутился Кузьмин, самый высокий из гостей. — И с чего это ему кусать тебя, если только ты к нему не приставал.
— Да, я к нему не приставал! — обиделся Кондратьев. — Я к своей лапусечке Светульке приставал! А он цап меня за руку!
— А куда ты ее совал? — спросил кто-то.
— Не совал я, а лапочку свою погладил под столом!
— Наверное, не лапочку и не свою! — засмеялся Михальиченко. — А ноженьку и чужую! Ты же ему свидетельство о браке не показывал. Вот он и блюдет под столом нравственность.
Присутствующие засмеялись.
— А вы суньте руку под стол, — сказал Кондратьев, успокаиваясь, обращаясь к остальным, — тогда узнаете, какую нравственность он блюдет там своими зубами.
— Ну и опущу! — С этими словами Кузьмин запустил свою руку под стол и стал выжидать.
— Ааа! — закричал он через мгновенье. — Он меня кусил!
И, разогнувшись, показал всем руку с укушенным указательным пальцем, на котором виднелась капелька крови.
Все покатились со смеху.
— Ничего себе, до крови, — сказал он, — интересно, за что?
— А чтобы свои длинные ручищи не распускал! — отозвался Михальиченко, — мало ли, какого лапусика ты решил под столом погладить! Вон у тебя ручищи какие, до противоположного конца стола достанешь!
Павел наклонился под стол и увидел там совершенно спокойно сидящего Клепу. Он посмотрел на хозяина, чуть приоткрыв пасть и высунув язык. Натянутые брыли, приподнимающиеся к скулам, походили на усмешку. В сочетании с гордо поднятой головой и огромными стоячими ушами они выражали одну мысль: ты смотри за порядком наверху, а я буду здесь сидеть на посту, глядеть, чтоб безобразий каких не случилось.
В дальнейшем выяснилось, что кусал он только мужчин и лишь тогда, когда в компании появлялась женщина. Он начинал ее в прямом смысле от них охранять, не давая им протянуть руку или даже подойти. Рычал, скалился, а если ненароком кто-то хотел прикоснуться, подпрыгивал и вонзался своими зубами в предмет посягательства.
Это было странно, и Павел решил почитать литературу об этой породе. Выяснил, что когда-то французских бульдогов разводили для охраны женщин. Те носили собак на руках как телохранителей, пресекающих любую агрессию со стороны мужчины. Возможно, это заложенное в давние времена чувство ответственности со временем проснулось и в Клепе.
Сажая компанию за обеденный стол, Павел стал предупреждать всех мужчин:
— Прошу, во избежание укусов, руки под стол не опускать, иначе есть риск быть травмированными. За свое хозяйство можно не бояться — Клепу оно не интересует!
Пес устраивался прямо под столом и внимательно следил, чтобы мужские руки не опустились на женское колено или что другое.
Периодически в разгар застолья кто-то забывал о предупреждении и вскрикивал от неожиданности, подскакивая и разглядывая укушенные под столом пальцы. Но, вспомнив о предварительном инструктаже, не возмущался. Случившееся возвращало мужчин к благоразумию.
Володя Михальиченко был знатным собаководом, но общение с псами было лишь одним из его многочисленных умений. Познания во всех областях били фонтаном, словно шампанское из бутылки, стоило кому-то поднять в разговоре новую тему. Он знал и умел все.
Однажды, уже достаточно опьянев, сидя на диване, он поднял на вытянутых руках Клепу и стал его с восторгом трясти, восхищаясь вслух:
— Вот это француз! Ну и громадина! А лапы-то, лапы! Как у ротвейлера. Грудь такая мощная!
Сидевшие за столом решили, что так и надо — Володе видней!
Тот продолжал с восторгом трясти пса, разглядывая его и сыпля комплиментами.
Сначала Клепе нравилось такое внимание, и он даже попытался лизнуть Михальиченко в нос, но не достал, и это его слегка расстроило. Не в силах выказать свою любовь, он продолжал болтаться в крепких мужских руках гостя, и это начинало ему не нравиться. Через некоторое время он стал нервничать. А кому приятно висеть на глазах у множества приглашенных людей, не имея возможности даже подвигать головой или хвостом, а точнее, задницей, поскольку хвост был завернут в нее колечком и практически не высовывался.
— Хорош гусь! — продолжал свои комплименты Владимир. — Вот это пасть! А зубищи-то какие! Акульи!
Павел, заметив, что у Клепы стали наливаться красным глаза, а на брылях появилась пена, предупреждающе зашептал:
— Володя, перестань его трясти, он разозлится!
— Да знаю я этих собак! — ответил тот, продолжая свои действия. — Он же молчит — значит все в порядке!
— Он всегда молчит! — с опаской произнес Павел, раскинув руки в стороны и отгораживая собой особо любопытных гостей, пытающихся поближе рассмотреть, чем же закончится такое знакомство.
— Ох, нравится мне он! Был бы он немного злее, тоже бы завел француза.
Павел видел, что дела плохи. Пес был в бешенстве.
— Клепа, Клепа! Животик! — начал он свою магическую фразу.
Но негодование и злость затмили в собаке разум, слух и зрение. Она превратилась в единый комок ненависти. Ничто не могло теперь увести ее от цели.
Владимир устал держать пса и решил опустить его на пол.
Увидев его намерения, Павел закричал ему:
— Сначала встань, а то он тебя достанет…
— Что я, собак не знаю, что ли? — прервал его Михальиченко. — Хороший, спокойный пес!
И сидя, наклонившись вперед, опустил пса вниз….
Как только он разжал руки, Клепа, оттолкнувшись от пола, пружиной взвился вверх и раскрытой пастью накрыл нос, щеки и губы знатока собак. Присосался, как пиявка. Владимир схватил его за бока и отдернул от лица, казалось, вместе с собственной кожей, поскольку треть его физиономии стала алой и потекла на одежду.
Крики женщин прозвучали одновременно с рыком Клепы, который готовился к новой атаке. Но Владимир уже вскочил на ноги, а Павел успел схватить пса за ошейник. Тут же прозвучавшее «животик», казалось, смогло проникнуть в подсознание к псу, и он перестал рваться вверх. Лег на бок и засучил лапами. Павел боязливо стал гладить ему живот…
Несколько швов на лице и море острых ощущений обогатили опыт общения Владимира с собаками, но не ослабили извергаемый им поток знаний и советов.
Глава 17. Собачья свадьба
Периодическая агрессивность Клепы заставила Павла искать выход из ситуации в энциклопедиях и у собаководов.
Знатоки посоветовали развязать пса, для чего найти ему подходящую суку.
Раз надо, так надо! — узнав об этом, отозвался Андрей Кондратьев. — У моего соседа по даче есть породистая подходящая сука-француженка! Постоянно в мехах по участку шарится. Я им скажу, что есть возможность оставить потомство!
Через пару недель Павел с Антониной Ивановной ждали в гости сватов. Француженка, действительно, оказалась в натуральной меховой шубке, хотя холода еще не наступили. Ее сопровождали два парня. Сергей — худощавый, лет тридцати, с красным носом, испещренным черными точками и Марк — маленький чернобровый молдаванин, не сводящий глаз с собаки, вольготно развалившейся на руках его приятеля.
— Сережа, осторожней! — постоянно повторял он своим мягким заботливым голосом. — Видишь, ты ей лапку прижал! Не тряси ее так сильно — у нее голова заболит!
— Нечему у нее там болеть! — басом отвечал Сергей. — Нет у баб мозгов, а у сук их и не должно быть тем паче!
— Какой ты грубый! — не отставал Марк. — У Манечки такой торжественный день, а ты относишься к этому так, словно она уже мать многодетного семейства.
— Ну, ты мне еще расскажи про ее девственную плеву! — усмехнулся Сергей.
— Я про это пока не читал, но, вполне вероятно, у собак она тоже имеется! А тебе был бы только повод выпить! А на душу девушки наплевать! Она ведь такая нежная!
Этот диалог они успели негромко произнести, пока Павел помогал им раздеться. Затем гости представились. Владельцем собаки оказался Марк. Сергей же назвался специалистом по случкам.
Клепу заперли в комнате Антонины Ивановны. Чувствуя незнакомые запахи, он рычал от охвативших его непонимания и агрессии, при этом зевая, отчего издаваемые звуки походили на львиный рев.
Гости прошли в комнату Павла и, сев на диван, представили свою спутницу:
— Это Маня! Наша лужская достопримечательность. Она любит петь. Ее вокал приходит послушать вся деревня.
— Может, оставить ей шубку? — робко предложил Марк, оглядываясь на дверь, в которую бился Клепа.
— Да где ж это видано, чтобы потомство в тулупах делали? — возмутился Сергей, раздевая Маню.
Сучка оказалась очень маленькой, и Павел усомнился в положительном результате мероприятия.
