Въезд в парк секвой.
* * *
Первое чувство: растерянность. Наверное, ничто на земле не находится так далеко за гранью привычного и понятного, как эти деревья. Кажется, муравьи под ними должны быть не меньше собаки. А гриб, случись ему вырасти под секвойей, пришлось бы валить пилой. Надо оглядеться и отдышаться, обвыкнуть, чтобы понять: все тут взаправдашнее, земное. Орешник… Вполне нормальные сосны и ели… Густые заросли папоротников… Белка, схватившая из-под ног шишку, окончательно приводят тебя к привычному ощущению: ты на Земле. Секвойи тоже дети Земли. Питают их те же соки, что и орешник. Конструкция тоже привычная: вот оголенные ручейком корни, ствол, зеленая шапка веток… Есть, правда, какая-то тайна в этих громадах, выросших из семечка величиною с головку спички. Но где ее нет, тайны?
Папоротник с резными узорами листьев, пронизанный солнцем, разве он без загадок? И все же тайну папоротника или орешника постигать легче. Они родятся и умирают у нас на глазах, а дереву тысяча лет. И это лишь средний возраст.
Пройди немного вглубь леса — встретишь деревья трех тысяч лет. Мысленно меришь эту бездну, и голова кружится. Есть доступный для каждого способ ощутить бездну мира и времени — погожей ночью поднять глаза к небу. Но к звездам мы привыкаем с рождения, необъяснимая тайна лишь изредка нас тревожит. Секвойи же сразу и властно заставляют подумать о сущности жизни. Ни один храм, построенный человеком во имя богов, не может сравниться с величием этих деревьев…
Рассказать о них трудно. Зарисовать, снять?
Увы, никакой снимок не сообщит волнения, пережитого возле секвой. Ну что фотография может сказать, например, о спокойствии леса?
А это главное, что сразу же в нем замечаешь. Где-то там в синеве, на «тридцатом этаже» привычных нам измерений, ветер, возможно, и есть. Однако дрожь веток вниз не доходит.
Красноватого цвета стволы похожи на скалы — качнуть монолит невозможно. Тихо. Тоненький голос птицы. Бег воды по камням. Но звуки эти услышишь только вблизи. Тысячелетняя плоть стволов лишь издали кажется грубо тесанным камнем. На самом деле стволы одеты пористым войлоком, рыхлым и теплым на ощупь. В таком лесу аукаться или дурачиться в голову не придет.
Но даже если и найдется любитель, лес спрячет звуки в коре деревьев, в хвойной подстилке, в солнечных кружевах папоротника. 6 сантиметров — толщина волокнистой коры. Кора морщиниста, издали кажется грубоватой. Но чуть надави — мякоть легко отломилась, и ты чувствуешь на ладони вес пробки.
Размял — пригоршня красноватой мягкой трухи. Кора, подобно теплому одеялу, хранит дерево от морозов. Но важнее другое свойство коры: обугливаясь снаружи, она не дает проникнуть огню к древесине. Без этого свойства коры генетическое долголетие дерева не имело бы смысла — пожар настигал бы секвойю задолго до старости. Пожаров тут было много. Одни, как видно, недавно. Другие лет триста… пятьсот… девятьсот. Девятьсот лет назад бушевал тут огонь, и секвойи хранят отметки огня — стволы обуглены. Есть старушки, у которых огонь выел и сердцевину. Но секвойи стоят. В черную полость одной мы зашли, как в пещеру. Зажгли фонарик. Однокомнатная квартира! Шкафы, стол, кровать и все прочее, включая самих жильцов, могли бы тут разместиться. Где-то за чертой заповедника секвойи с дуплами (потехи и рекламы ради) приспособили под гаражи и торговые лавки. Тут, в заповеднике, дуплами (надо полагать, не одно столетие) владеют медведи.
Распределение жилья происходит глубокой осенью перед спячкой.
Есть соображение, что пожары полезны секвойям. Огонь пожирает все, что растет в нижнем поясе. Сгорают сосны (тоже огромные), ели, кустарники, травы. Соки земли достаются только секвойям. Вдобавок почва после пожаров обильно удобрена… Есть и еще одно свойство деревьев, без которого долголетие невозможно: древесина секвой не гниет. И никакие другие болезни им незнакомы. На елках рядом можно увидеть длинные бороды мха. Орешник одолели и иссушили грибы. Секвойя, как заколдована!
Красный ствол чист от шишковатого низа до самой тонкой веточки наверху.
Зеленая шапка старых деревьев начинается высоко. В сопоставлении с мощью ствола она небольшая, временами просто курьезно маленькая — «великан в детской шапке»! Но зато уж солнце для старой секвойи никто, кроме облака, загородить не может. И горного солнца тут много.
Секвойи тысячелетние растут поодаль одна от другой. К ним надо идти, продираясь сквозь необычный лес — ели, сосны, травяное переплетение, валежник. Посчастливится — можешь найти сосновую шишку размеров с хорошую дыню. Зазеваешься — можешь свалиться в холодный каменистый поток. Временами обходишь огромные глыбы камня. Их много. И ты не сразу соображаешь: серые камни — это ж стволы секвой! Упавшее дерево не гниет. С него опадает кора, а древесина лежит неизвестно как долго, разрушается, подобно камню, только дождями, морозами и ветрами.
К особо знаменитым секвойям в лесу проложили дороги. Их облик знаком, как лица знаменитых людей. И не звезду экрана хочется тут припомнить, а Магеллана, Коперника, Галилея, Колумба. Но даже слава самых матерых из рода людей не слишком долга в сравнении с красным столбом этой жизни. Вот дерево с именем «Генерал Шерман». Высота — 90 метров. Толщина по диаметру — 10. Возраст — где-то тысячи за три лет. Колумб, стало быть (500 без малого лет назад), увидел бы дерево почти таким же, каким мы видим его сегодня.
Возле этого старожила Земли мы разыскали крошку в платьице из хвои. Секвойке было лет пять. Возможно, родимое зернышко для нее занесла сюда белка. Но, скорее всего, родитель был рядом. Три тысячи лет. И пять лет. Где еще у отцов и детей разница в возрасте так велика?
У малютки есть шанс увидеть со склонов Сьерра-Невады восходы солнца в 4973 году. И можно сейчас представить, как она будет выглядеть.
Подобное предсказание можно ли сделать для человека? 4973 год… Немыслимо даже прикинуть, чем станет Земля и люди на ней.
Секвойи среднего возраста и «подростки» лет по 300–400 живут сообществом… Это особенный лес. Зеленая крона у этих деревьев спускается низко. Стволы стоят чаще. Воздух пахнет хвоей и окрашен внизу в розовато-зеленый цвет.
Иногда нераздробленный ветками световой луч достигает земли, и ты видишь, как ползают по хвоинкам козявки и сказочно светится папоротник.
В чаще деревьев, пожалуй, даже сильнее чувствуешь вечность, чем у ног долгожителей-одиночек. Но ничего вечного нет. Как все живое, и эти деревья смертны. Ветер может в конце концов повалить, ручей подточил корни или без видимой глазу причины при молитвенной тишине секвойя вдруг падает.
Старость! Считают, что она выражается в неровном распределении по стволу влаги. Падение секвой человек видит реже, чем падение звезд. Но в 1953 году одно из старых деревьев рухнуло на глазах у людей. Срез с него установлен на массивной подставке из бревен. Набравшись терпения, можно на срезе сосчитать паутину годовых колец, а можно поверить табличке: «Дерево жило 2415 лет». Бляшками с номерами на срезе помечены вехи истории человека. 323 год до нашей эры — смерть Александра Македонского. Останки великого полководца в бочке, заполненной медом, несли из Азии для погребения на родине. Секвойе было в тот год 136 лет… 44 год до нашей эры — смерть Юлия Цезаря. Секвойя имела уже 400 колец на стволе толщиной в полтора метра… 570 год нашей эры — «рождение Магомета» (рождение мусульманской религии). Секвойе было тысяча тридцать два года. И так далее. Первый крестовый поход. Чума в Европе (1348 год). Открытие Америки (1492 год). Война с Наполеоном… Многое есть на кругах долголетия, многое помнит секвойя.
К годовым кольцам приглядываются, однако, не только ради философского любопытства. Оказалось, по кольцам (более плотным и тонким в сухие годы и более рыхлым, широким — в дождливые) можно проследить колебания климата на Земле. Установлено: 600–900 и 2000 лет назад секвойями были «записаны» периоды влажности. Отмечен также период лет в двести «великой суши». Все деревья способны вести подобную запись. Дубы и сосны, несомненно, отметили сухость минувшего лета. Но эти деревья, подобно песочным часам, считают минуты жизни, на кругах же секвой записана вечность.
Ворота в стволе упавшего дерева.
* * *
Белые люди секвойю увидели, можно сказать, «вчера». Сто с небольшим лет назад некий Хейл Тарп был приведен индейцами к тайникам гор. Несомненно, Хейл Тарп был поражен видом необычного леса. Возможно, он вместе с индейцами стал на колени перед каким-нибудь деревом. Но поднявшись и отряхнув со штанов хвою, знаете, что он сделал? Он достал ножик и вырезал на коре буквы: «Хейл Тарп. 1856 год». Благословенный способ приобщить себя к вечности процветает и ныне на всех широтах. За неимением под рукой секвой имена режут на дубах и березах, на заборах, скамейках. Стыдное дело, пожалуй, только для Хейла обернулось неким практическим смыслом — Тарп сумел доказать, что первым (и в таком-то году) увидел секвойю именно он.
