26
Человечек, похожий на дешевого сутенера, явился ко мне во вторник, в одиннадцать утра.
— Я из агентства, — кратко отрекомендовался он. — Позвольте ваше удостоверение личности…
— Вот, сморите, — я протянул ему свою карточку.
Убедившись, что имеет дело действительно со мной, а не с кем-нибудь посторонним, человечек раскатисто высморкался, раскрыл потертый кейс и, порывшись в его недрах, вручил плотный запечатанный конверт. После этого он получил свои деньги, попросил расписаться и ушел. По-моему где-то я уже видел нечто подобное. Это что? Опять дежа вю? Мне Стив даже объяснил, как и из-за чего происходит дежа вю, и я тогда почти все понял, но воспроизвести смогу вряд ли. Это в принципе что-то вроде сбоя в программе сознания. Не хочу! Скажите, как это лечится?
Я встал, подошел к окну, и какое-то время созерцал городской пейзаж.
Потом вернулся в кресло, откупорил банку пива и стал медленно потягивать его через трубочку, не сводя глаз с лежащего передо мной конверта. Противно, что пришлось прибегать к чужим услугам, но теперь, когда Лорен исчезла, я уже не мог все делать один.
Наконец я взял конверт, аккуратно разрезал плотную упаковку, и вытряхнул оттуда несколько документов.
«Москва, 26.08.20**
Уважаемый сэр!
Согласно нашей договоренности, сообщаем Вам результаты проверки данных относительно интересующих Вас лиц…
…платное отделение медицинского факультета Московского университета, в настоящий момент проходит профессиональную стажировку в…
…Существенным состоянием не обладает, холост, состоит на учете в полиции в связи с неоднократным и активным участием во флешмобах на протяжении последних четырех лет. Несколько раз подвергался административному аресту, но судимостей не имеет. Собранные нашим агентством отзывы бывших однокашников, а также коллег единодушно характеризуют его как по-своему честного, пунктуального, но очень жесткого, иногда даже жестокого человека, обладающего вспыльчивым и экспансивным характером. Политические убеждения…
…религиозен. Ранее был постоянным прихожанином Храма Сатаны, но из общины с позором исключен, за грубейшие нарушение заповедей и законов Общины. Примкнул к малочисленной нелегальной группе, признающей необходимость человеческих жертвоприношений. Считает себя активным борцом за права религиозных меньшинств...
…коллегами характеризуется положительно. Пользуется уважением среди…
…гиперсексуален. Полученные нами сведения об интимной стороне жизни дают некоторые основания сомневаться в его облигатной гетеросексуальной ориентации. Есть веские причины полагать, что является бисексуалом и садомазохистом без четко обозначенной роли. Список сексуальных контактов чрезвычайно обширен (прилагается) однако имеет несколько более-менее постоянных привязанностей, среди которых выделяется…
…В лояльности по отношению к властям замечен не был…»
Далее следовали еще несколько подробных справок, но они меня уже не интересовали. Я по прежнему опыту знал, что эти ребята хорошо работают — они слишком ценят свою репутацию, чтобы морочить головы своим клиентам, поэтому верить этим бумажкам можно. К тому же все вполне совпадало с моими личными впечатлениями. Что ж, в данном случае картина была в основных чертах понятна.
Я еще раз перечитал результаты проверки интересующих меня личностей, пропустил, на сей раз, подробное перечисление их заслуг, но очень внимательно прочитал список знакомств. Затем просмотрел другие бумаги, бывшие в конверте, отсканировал все документы в свой компьютер, зашифровал скан-копии, а оригиналы запер в офисный сейф.
— Вот так, — пробормотал я, когда замок сейфа мягко защелкнулся.
Теперь все в порядке, круг замкнулся. Я никак не мог заподозрить этого человека. Только в старых кинокомедиях злодеи имеют такие злобные физиономии, что их вполне можно арестовывать за один только внешний вид. Надо принимать какое-то решение, надо что-то делать. Поступать целесообразно иногда очень не хочется. Даже тогда, когда от этого зависит твоя собственная судьба. Часто прёт совершить очень неразумный, даже безрассудный поступок. Ну, да, жалеешь потом, но сделать-то ничего уже не сможешь. Я сел за комп и быстро набросал письмо:
«Управляющему Зеленым сектором Центра имени Джорджа Сороса Грэгу Андерсону.
Уважаемый сэр!
По просьбе одного незаинтересованного лица сообщаем, что убийство вашей служащей, Мадины Дельмухаметовой, было спланировано и осуществлено…»
Закончив писать, я отправил послание таким хитрым путем, что никто не смог бы определить отправителя. Затем стер в своем компьютере все следы этого письма и его отправки, встал из-за стола, подошел к окну, побродил по комнате, пальцем нарисовал чертика на пыльной крышке планшетного сканера и свалился на раздвинутый диван, сцепив кисти рук за головой.
Все это, конечно, очень хорошо и даже замечательно, но нужно что-то решать и что-то предпринимать. Уставившись неподвижным взглядом в потолок, я долго лежал не шевелясь, равнодушно перебирая в памяти обрывки воспоминаний. Характерный, всегда почему-то отдающий табаком и мылом, запах полицейского управления… Загорелые ноги какой-то доступной девушки с искусственного пляжа на Красном Море, и присохшие к ее коже прозрачные песчинки… Стремительное мелькание реклам за окном вагона монорельсовой дороги… Изъеденная столетиями поверхность серого камня верхней галереи Тауэра… Карлов мост в Праге… Неправдоподобные закаты над Баренцевым морем… Я очень жалел, что потерялись мои сетевые дневники, которые я всегда аккуратно вел. Закрывались сайты, забывались пароли, исчезали тексты, и многое изгладилось из памяти, остались только фрагменты.
Когда одеревенели закинутые за голову руки, я повернулся на бок, закрыл глаза и заснул.
Я открыл глаза в просторном, ярко освещенном помещении. Блестящие стены, одна слепящая лампа. Металлический стол. На столе — приспособления для рук, в котором пальцы зажимаются так, чтобы переламывать их по очереди и сразу в нескольких местах. Я знаю, что это устройство подготовлено для меня. Где-то в глубине себя я ощущаю, что со мной когда-то уже делали нечто подобное, может быть не с руками, а с чем-то иным. От самого ожидания боли все в животе сжимается, начинает тошнить и кружиться голова. Я знаю, что не смогу вытерпеть такую боль, которую способны организовать мне эти люди. Человек подле меня криво улыбается, берет мою руку и начинает прикреплять ее к пыточному механизму. Затем вторую. Я больше не могу, этого уже слишком много, это уже было, и еще одну пытку я не выдержу. Я все подпишу, что вам нужно, хорошо, я признаю все! Где-то там, в голове, внутренний голос шепчет «дурак, дурак, это же твой смертный приговор не надо, не надо»… Смертный? Пускай лучше так, только бы побыстрее все закончилось.
Я что-то подписываю, и меня уводят назад в камеру. Рядом со мной человек пять. Или больше. Они такие же, как я. Кто-то из них читает мне стихи — красивые, еще ненаписанные, похожие на Пастернака. Очень глубокие, и очень сильные. Заставляют плакать. Один человек рассказывает, что сделали с его братом. Они отрезали ему гениталии, вырвали ногти, зубы, но оставили нервы, чтобы пропускать электричество, бормашиной сверлили кости. Но кто-то чего-то не так просчитал, брат скончался от болевого шока. Но это редкость — вообще-то ребята знают свое дело.
В моей руке оказывается оружие. Совершенно случайно. У меня и еще у одного. Охранник вырублен, возможно, даже убит. Мы можем сбежать: неужели у этого ада есть дверь наружу? Темные коридоры, крики… нет, не туда, боль, выстрел, темные коридоры… страшно! Человек рядом со мной падает замертво, а я, кажется, подвернул ногу. Очень больно, хотя это мелочь — теперь-то я уж знаю. Двум смертям не бывать. Если люди узнают об этом, сразу все изменится, и они должны узнать. Обязательно. Дверь, улица. Нас шестеро, у двоих оружие. У остальных вроде ничего. Мы бежим. В переулок, дальше. Три часа утра, только начинается рассвет. Вокруг нет никого. Вроде бы оторвались. Нет! Видим одного из них — это тот самый, кто стоял тогда, рядом, в комнате со столом и яркой лампой. Он идет в нашу сторону. Но такого он явно не ждал: мы обступаем его со всех сторон. Выстрел в руку. За боль. Еще один. Его рука — кровавое месиво. За подлость. По коленным чашечкам. Я стреляю снова. По другой руке. Eго ладони — бесформенное, кровавое месиво. Он кричит. Падает на колени. Я стреляю между ног. За чужие смерти по его вине. Наступаю ногой ему на горло. Наконец — в голову. Странно, он уже после выстрела умудряется что-то сказать. Он шепчет — «Теперь ты — как я».
Расправа была справедливой. Те, кто рядом со мной — ликуют, а я весь в крови. Я роняю пистолет. Сам падаю на колени. Я такой же, как и он! Я начинаю молиться, выкрикивать неизвестную молитву, хотя никогда ни в кого не верил. Ни в Бога, ни в Дьявола. Начинаю кататься по земле, биться кулаками, вымаливая у кого-то прощение. Поздно. Люди — те, что бежали со мной — удивленно смотрят и молчат. Я — палач. Я такой же. Я — месть. Я такой же. Я убил человека. Он испытывал ту же боль. Я пытал человека. Я виноват. Я такой же, я такой же, я такой же… Я такой же, как он.
