Оставалось всего две недели до того, как снимут гипс. Он надеялся, что после этого выздоровеет за одну ночь. Пока врач не сказал, что надо ходить к физиотерапевту и тренировать ногу, мышцы будут очень ослаблены. Отец обругал врача и заявил, что, как только сможет сгибать колено, все будет хорошо, и врачу пришлось его переубеждать, объясняя что, увы, колено будет трудно сгибать еще довольно долго. И именно поэтому надо его тренировать.
Она научилась не слушать его болтовни, превращая ее в поток слов, ее не касающийся. Если ей удастся продолжать в том же духе, она здесь пробудет, пока он полностью не восстановится, и уедет с самой чистой на свете совестью, потому что все это выдержала.
Но возвращение домой ее не радовало. Мать была смертельно обижена и звонила исключительно чтобы обвинить и пожаловаться. Она собиралась продать дом и купить дрянную квартирку, как она говорила, и пусть все катятся ко всем чертям. Сисси не понимала, что наказание, которое она вменяла дочери и бывшему мужу, заденет куда сильнее ее саму. Она была обижена.
И отец тоже. Турюнн пыталась быть доброй и милой. Не помогало. Она попробовала молчать и держать дистанцию. Тоже не помогало. Она попробовала возмущаться вместе с ним. Немного помогло, но ей было противно соглашаться, что все кругом плохо, что городские чиновники из налоговой — идиоты, не понимающие фермерских трудностей, что Министерство сельского хозяйства состоит исключительно из бумажных фашистов, и что Кай Рогер чертов трус и не хочет водить его трактор из-за того, что кабина, видите ли, ржавая и плохо держится.
Ей нравился Кай Рогер. Он помогал ей носить ведра с теплой водой из мойки в свинарнике в тот день, когда она приехала и все было ужасно. Когда она сбежала из Осло и проплакала треть пути, она представляла, что отец будет вне себя от счастья и радости. И вот он лежал… Видимо, он не мог ей простить, что она застала его в таком виде. Она уговорила Марит оставить дела и приехать, и та появилась через полчаса, даже меньше, и, пока Турюнн стояла на дворе и курила, внутри была полная тишина. Он лежал в грязи и ждал. А Марит даже бровью не повела, просто закрыла за собой входную дверь, оттащила отца на кухню, а потом вышла и как следует поздоровалась с Турюнн, спросила, в состоянии ли она прибрать пол. Турюнн ответила, что попытается.
И тут на двор въехал «Лэндкрузер». Заметив его, она пошатнулась и крепко схватилась за руку Марит, но тут же обнаружила, что машина темнее, чем у Кристера, это приехал сменщик. Ей пришлось рассказать ему, что биотуалет перевернулся, запахи уже наводнили двор, но она не сказала, что отец сам лежал в дерьме. Позже отец заставил ее поклясться, что ни Маргидо, ни Эрленд об этом не узнают, и она легко согласилась. Вероятно, с Марит взяли такое же обещание.
Все самое ужасное она смела шваброй, нашла резиновые перчатки и упаковку туалетной бумаги, с помощью которой она начала уборку, потом закончила тряпкой. Два раза приходилось ей выбегать на двор, ее тошнило. Кай Рогер принес воды. Она не осмеливалась заглянуть в кухонное окно, но когда Марит пошла наверх за чистой одеждой, они поговорили. Марит сказала, что повязка у отца тоже испачкалась, по счастью, только верхний слой, но теперь ему нужна новая. Поэтому когда пол был помыт, биотуалет сполоснули в свинарнике и водрузили на место, Турюнн отправилась в аптеку в Трондхейме, а Кай Рогер приступил к работе в свинарнике.
Когда отца уложили на раскладушку и дали болеутоляющее, она дрожала от усталости. Проводила Марит до машины и долго с ней говорила. Сказала, что пробудет здесь какое-то время, что может убираться, готовить, ездить за покупками и присматривать за мужчинами. Возможно, она пообещала слишком много, но благодарность этой женщине, которая примчалась немедленно и спасла ситуацию, сделала ее слишком великодушной.
— Я купила венских булочек, — сказала она, тут же достала тарелку и поставила перед ним.
— Угу.
— Кофе наверняка еще горячий. Инструменты лежат в дровяном сарае?
— Это еще зачем тебе?
— Надо разобраться с досками на полу в прихожей.
— Все инструменты, какие есть, лежат в сарае, — ответил он и сел с газетой на вытянутых руках. Ему были нужны очки, но он и слышать не хотел об оптике, это было слишком дорого, как он считал. Надо купить несколько дешевых пар готовых очков и проверить, может, они подойдут. Теперь можно не бояться крыс в дровяном сарае. Дератизаторы проделали огромную работу, они трудились несколько дней и выслали счет на одиннадцать тысяч. Даже облегчение от того, что он избавился от такой гигантской проблемы, не смягчило его гнева при виде счета. Основательно выругавшись и прокляв всех и вся, он поковылял на ходунках через двор к свинарнику. Вернулся он успокоенным и лег спать.
Она бы с удовольствием рассказала ему о свинках, о том, что они делают, что происходит в свинарнике, но он только слушал и ничего не отвечал. Она спросила, скучает ли он по ним, но и на это он не ответил. И еще он разозлился на Маргидо за то, что тот рассказал ей про крыс. Он догадался об этом, когда она ничуть не удивилась, завидев на дворе машину дератизаторов на следующий день по приезде. Удивительно еще, что Маргидо не повесил плакат в местном магазине, чтобы все соседи были в курсе, кто обитает в стенах свинарника на Несхове.
Она нашла напильник и молоток. Пришлось долго искать, чтобы обнаружить гвозди для половых досок, у них были очень маленькие головки. Вернувшись в прихожую, она не стала снимать грязные сапоги и принялась убирать все, что стояло на полу. Она прекрасно помнила, докуда доходила лужа, и радовалась, что не придется двигать большой сундук, под него ничего не затекло. Она отодрала первую доску и правильно сделала, у стены скопилась коричневая жидкость. Она достала ведро и мыло, сняла сапоги и зашла на кухню налить воды.
— Что ты там делаешь?
— Мою прихожую.
— Там давным-давно чисто.
Наверно, у него в носу застрял запах свинарника. Тут с лестницы спустился дедушка. В последнее время он почти все время был наверху, даже днем.
— Отлично, — сказал он. — Тут ужасно пахнет.
— Теперь будет чисто, — ответила она. — На кухне венские булочки. И горячий кофе.
— Большое спасибо, — сказал он и осторожно зашаркал по снятым доскам, которые лежали рядом с гвоздями.
Взявшись за дверную ручку, он спросил:
— Можешь меня подстричь?
Она выпрямилась.
— Подстричь?
— Анна меня стригла. И Тура тоже. На кухне. У нас есть для этого специальные ножницы.
— Надо попробовать, смогу ли я…
Он не стал дожидаться ответа, зашел на кухню и закрыл за собой дверь. Она не задумывалась об этом, но он был прав. Волосы у них уже свисали ниже воротника. Она сняла резиновые перчатки, достала сигареты из кармана дождевика и вышла на крыльцо. Дождь колотил по грязи, каждая капля делала на земле воронку, а потом превращалась в ровную жижу, а потом летела новая капля. Шум капающей с крыши и деревьев воды напоминал гул двигателя на высоких оборотах. И в то же время было в этом что-то успокаивающее, ей нравился дождь. Но дождь в городе, стучащий по асфальту и крышам машин, — нечто совсем иное. Когда земля оттает, ее надо удобрять. Если отец не справится с этим сам, Каю Рогеру придется брать в аренду трактор и заниматься этой работой. Сейчас она служила буфером между отцом и Каем Рогером, но если отец начнет общаться с ним непосредственно, долго это не продлится. И кто же тогда будет заниматься свиньями? Если бы он только не лежал так, когда она приехала, лишенный всякого достоинства…
Вдруг она заплакала. Плакала, затягивалась и кашляла, по фильтру сигареты стекали сопли, никто не слышал ее в шуме дождя. С кем ей поговорить? С Маргидо? Он все равно ничем не поможет, поскольку Тур на него зол за крыс. Знал бы он еще, что все в курсе пустых бутылок. Может быть, Эрленду? А он-то чем поможет? Только будет звать ее в Копенгаген. Просить ее бежать. Легко ему предлагать.
В свинарнике она прибиралась в загончиках, пока Кай Рогер раздавал корма. Они сработались, и свиньи к ним привыкли. Кай Рогер работал помощником еще в двух свиноводческих хозяйствах, куда больших, чем Несхов.
— Если отец не сможет удобрить почвы сам, ты сможешь арендовать трактор?
— Думаю, да. А если нет, может, фирма сама этим займется. Тебе надо поступить на курсы по уходу за скотом, и трактор можешь научиться сама водить. У тебя природный талант к крестьянской работе!
Она улыбнулась:
— Спасибо за комплимент, но я так не думаю.
— Ты не знаешь, сколько здесь пробудешь? Все еще не решила?
— Нет.
Эту тему она обсуждать с Каем Рогером не хотела, но из какого-то уныния спросила:
— Этим хозяйством вообще имеет смысл заниматься?
— Не так, как им занимается твой отец. Если хочешь жить нормально. Я имею в виду экономически. Тут каменный век. Нечасто встретишь ящики для новорожденных поросят, переделанные из ящиков для динамита…
