Они очень шли друг другу. И собирались пожениться, как только Родин официально оформит развод с предыдущей женой. А Поцелуева — с предыдущим мужем. И то и другое было достаточно проблематично. Потому что законная супруга Сергея Станиславовича никак не хотела давать ему развод, шантажируя несовершеннолетней дочерью, хотя он всё, что можно было, оставил супруге и денег и времени на дочь не жалел. (Оксана, к чести её будь сказано, относилась к разнообразным детям отменно, в отличие от Татьяны Георгиевны, никаких приступов ревности не испытывала, на чувства для щенков из разнообразных помётов не скупилась и действовала в полном соответствии с парадигмой старого анекдота «он тебе что, помешает?!») А предыдущий муж Поцелуевой, с которым, как выяснилось, она просто-напросто забыла развестись, ни на что не претендовал, но был чёрт его знает где, и пока найти его не удавалось. Как же так, живя в эдаком грехе, они ещё умудрялись дружить со священником?
Отец Андрей не был карикатурным священником-ханжой, с огромным пузом и масляной рожей. Это был достаточно молодой ещё человек (сперва и Оксана, и Татьяна Георгиевна, когда Родин их только познакомил, думали, что отцу Андрею лет тридцать пять, максимум — сорок, но оказалось, что ему пятьдесят четыре года). Когда-то, в прошлой жизни, он окончил спецфакультет Рязанского военно-десантного училища. А потом… Ну да оставим непростой анамнез жизни отца Андрея. Важно то, что он был священник по духу, а не по букве. И заповедь «не прелюбодействуй» толковал не по форме, а по сути. И в состоянии Родин — Поцелуева состава прелюбодеяния не находил. Как-то у него и с Мальцевой была беседа на эту щекотливую тему. Причём по её, разумеется, инициативе. Настоящий священник никогда не будет вам навязывать своё общество, своё мнение. Не будет прессовать вас догмами. Да и задачи «привлечь в лоно церкви» у отца Андрея не было. А есть лоно у Бога — он и сам не знал. В чём честно и признавался. Но в то, что любовь есть Бог, — свято верил.
— Но я не могу понять, кого я люблю! — сердилась на отца Андрея Мальцева.
— Как не можешь? А дочь? — смеялся он.
— Дочь — это понятно.
— Так это и есть любовь. Любовь — это когда понятно. И это не обязательно плотская человеческая любовь. Плотская человеческая любовь — это лишь слабое отражение, эхо, если угодно. Или — приятная опция. Таковая аналогия даже уместней, если мы об отношениях между взрослыми половозрелыми людьми.
— Но мне непонятно! — чуть не топала ногой Татьяна Георгиевна. — Про мужиков.
— Раз непонятно, значит — никого и не любишь. Побудь одна. Побудь собой.
— Как я могу побыть одна? Как, если Муся — дочь Панина. Если я — начмед. У меня огромное количество ролей! Я — мама, врач, администратор, подруга, любовница… А кто я сама? Как мне разобраться?!
— Для начала — ты человек. И это всё для человека. А уж с кем ты спишь… Твои партнёры — не маленькие мальчики. И ты их к сексу не принуждаешь. Неужто ты пользуешься служебным положением, затаскивая в койку Денисова?! — делал шутовские «большие глаза» отец Андрей.
— Тьфу на тебя! Нет, конечно!
— Ты, Танька, заместила суть формой. Формами. Неплохими формами. Отменно сконструированными. Сшитыми по тебе. Все эти мужики — твои платья. Но ты ни с одним из них — не одно. Не едина.
— Я уже была едина. С Матвеем.
— Возможно, Бог и мир не дают вторых шансов, — покачивался в своём любимом кресле отец Андрей, стряхивая пепел в свою любимую, брендированную символикой ВДВ пепельницу.
— Это очень печально!
— Это не печально. Печально здесь разве то, что ты уже знаешь, что такое любовь. Ты знаешь, что такое, будучи вместе, быть собой. Но печаль — не тоска. Когда случится — если случится, — ты сразу поймёшь.
— Да, любовь — это когда понятно! — несколько саркастично повторила Татьяна Георгиевна. — Не слишком ты мне помог!
— А тебе и не надо помогать. Ты — молодая, красивая, здоровая. У тебя есть дочь.
— Но вот Оксана и Родин — они счастливы! И дети от разных браков им не мешают!
— Радуйся. А не завидуй. Дети — это вообще такое… Вырастут — и станут взрослые люди.
— Я радуюсь. И никогда я никому не завидовала.
— Врёшь.
— Ну, вру! Поймал.
— Хочешь, открою страшную тайну? — Отец Андрей наклонился к Мальцевой поближе.
— Валяй.
— Ты — вечный ребёнок. И никогда не вырастешь. И уже не надо мне напоминать, сколько тебе лет и какую должность ты занимаешь. Ты — вечный ребёнок, а Бог детям, в отличие от взрослых, даёт и вторые, и третьи шансы.
— Ага. Запудрил мозги, — рассмеялась Татьяна Георгиевна.
— На самом деле — дал знание о твоей натуре. Но можно и «запудрил мозги». Такова уж работа священника! — откинулся в кресле отец Андрей.
— Какова работа священника? — лукаво прищурилась Мальцева. — Разве не бубнить положенное в положенные дни, в положенной одёжке, в положенной церкви?
— Да. И это тоже. Как в армии. Есть форма. Есть устав. Иначе — беспорядок. И работа у священника тоже суть служба. Так и называется: служба. И задачи этой службы — помогать, охранять. Наставлять на путь истинный, не кадилом сверху угрожая, а проходя этот путь вместе с доверившимся тебе человеком. Хочешь ещё вина?
Все вместе они сейчас собирались крайне редко. Последний раз — на Мусины крестины. Ни Панин, ни Мальцева, ни Ельский, ни — тем более! — Святогорский, вообще никто, если честно, из их старой компании не был верующим. Настроения колебались от откровенного атеизма до умеренного агностицизма. Но Семён Ильич настоял, чтобы дочь крестили. Никто и не был против. Во-первых, традиция. Во-вторых, кто не за процветание страховых компаний — тот против прогресса и благоденствия. Крёстной матерью Марии Паниной стала Маргарита Андреевна. Крёстным отцом — Аркадий Петрович. Крестил, разумеется, отец Андрей. К другому Татьяна Георгиевна и не пошла бы. Вот единственный раз она его и видела «за работой», в положенных священнику одеждах и со всеми остальными плясками-ритуалами. Это было очень красиво. И даже величественно. И даже на некоторое время её успокоило. Позже она попросила отца Андрея молиться за упокой… как там положено говорить? — души раба Божьего Матвея. Долго собиралась. Никак не могла найти нужных слов. И наконец, краснея, еле выдавила такое своё желание. Он — спасибо ему! — только молча кивнул. И как-то странно на неё посмотрел. Впрочем, он всегда смотрел на всех совсем не так, как люди обыкновенно смотрят друг на друга.
Съёмочная группа опаздывала. Родин сердился. Хотя он немало знал о съёмочных группах. И потому уже сильно жалел, что согласился. Они с Оксаной могли бы прекрасно провести эту субботу. Взять своих девчонок, прокатиться к отцу Андрею в его деревенскую церквушку. Погонять в футбол, поболтать, заночевать у него. После общения с Андрюхой хотелось жить и любить. А теперь сиди, жди. Когда приедут те, кому заняться нечем. Пока в Мухосранске, как и прежде, работать некому. «ЭКО в СССР», блин!
Группа опоздала на два с половиной часа. Настроение было ни к чёрту. Дверь открыла Оксана — она же и вела телефонные переговоры с мало того опоздавшей, так ещё и заблудившейся съёмочной группой! Хотя Родин выслал им и схему проезда, и чёткие ориентиры вплоть до описания неповторимого околоподъездного ландшафта.
— Да нам никто ничего не передавал! — развела руками тощенькая девочка.
— А разве не вы со мной по телефону разговаривали? — удивился Родин. Голос у этой девочки был точно такой же, как и у девочки телефонной.
— Нет, конечно! — возмутилась она. — Я — корреспондент! — Мхатовская пауза. — А Регина у нас ассистент.
— Корреспондента? — съязвила Засоскина.
— Ассистент редактора, — всерьёз разъяснила девочка-корреспондент, не скушав юмора.
— Ах, ну раз редактора!.. Это же совсем другое дело! — Оксана не желала сбавлять градус иронии. — Куда же редактору без ассистента.
— Куда ставить аппаратуру? — буркнул оператор, при котором было два мальчонки-бронеподростка. Хотя, казалось бы, что там таскать? Камера. Тренога. Светящиеся ленты на рамках. Всё очень лёгкое и мобильное.
— А это ваши ассистенты? — уточнила Поцелуева.
Оператор ответом не удостоил.
— Опоздали-то чего?! Да ещё и настолько?!
Оператор мрачно кивнул в сторону тощей корреспондентки.
— Во-первых, я просто тупо проспала! — улыбнулась она. — А во-вторых, у меня трое детей! Пока я няньке дозвонилась. Пока та, королева, пришла!..
— Я же за неделю с вами договаривался! — взвыл Сергей Станиславович. — Неужели нельзя было будильник завести. Или ваша ассистент редактора вам и время не передала?! Чёрт с вами! Давайте покончим с этим быстрее! Хотя я уже сказал вашей девочке — не знаю уж, кому-чему у вас там ассистирующей, — что рассказывать об ЭКО в СССР, это всё равно что обсуждать способы заваривать чай в допетровской Руси!
