— Детский сад! Бессмыслица! Мало-мальски грамотный человек знает, что такие сделки одним росчерком пера не делаются.
— Может, они отморозки тупые? Решили хапнуть кусок на дурачка.
— Было бы слишком хорошо и просто.
— Мы должны твердо стоять на том, что дадим согласие на продажу акций третьему лицу только в присутствии Петрова.
— Безусловно.
Они обсуждали детали: как запутать бандитов юридическими увертками, какие силы подключить к розыску Петрова, и тут раздался звонок. Говорила женщина, голос искажен: глуховат, с небольшим эхом после каждого слова. Ровенский нажал кнопку записи и включил динамик, чтобы Потапыч слышал разговор.
— Ваш друг подписал бумаги.
— Где он? — быстро спросил Ровенский.
— Не важно.
— Я хочу поговорить с Петровым.
— Сейчас это невозможно. Пожалуйста, не перебивайте меня. И не называйте фамилий. Ваш друг по-прежнему хворает. Он просил передать, что для его самочувствия очень важно, чтобы вы не противились сделке.
— Пусть он сам это скажет.
— Я еще раз прошу не перебивать. Итак, от вас требуются две вещи. Первое — согласиться на продажу его акций. И второе. Мы предлагаем вам выкупить у нас пакет за пять миллионов долларов.
— Кто вы?
— Не отвлекайтесь.
— Это очень большая сумма.
— Но она меньше реальной стоимости активов.
Потапыч выхватил у Ровенского трубку и крикнул в микрофон:
— Только в присутствии Петрова. Вы поняли?
— Да, но это от нас не зависит. Если ваш друг не желает с вами разговаривать, я ничего не могу поделать.
— Он жив?
— Вполне. Он хочет быстрее покончить с формальностями и поехать на охоту за тюленями.
Ровенский и Потапов онемели, услышав про тюленей.
— Я позвоню вам завтра, — продолжила женщина. — Или мы обсудим детали сделки, или вы сообщите вдове, что погребального обряда не будет.
Она положила трубку. Они еще несколько секунд слушали короткие гудки.
— Мы в ловушке, — констатировал Ровенский.
— Надо выкупать акции. Спасти холдинг и Петрова.
— Где гарантии, что его не пришьют?
— Не знаю. Давай думать.
* * *
На следующий день та же женщина позвонила и назвала юридическую фирму, которая по доверенности покупателя обеспечит сделку. Фирма оказалась солидной, не запятнавшей себя темными махинациями. Петрова захватили не олухи, а жесткие профессионалы. Ровенский потребовал гарантий того, что Петров жив и с ним ничего не случилось. Через неделю женщина предоставила гарантии — Петров на охоте и шлет семье по электронной почте письма с подробностями. Лена Ровенская осторожно проверила, расспросила Зину — письма приходили. В них Петров обращался к детям, используя их семейную аббревиатуру — МВС — Маня, Ваня, Саня. Никто из посторонних не знал, что Петров так называет детей.
Ровенский и Потапов, проанализировав ситуацию, пришли к неутешительному выводу: Петров их подставил, имитировал похищение. Дурацкий розыгрыш устроил, подлец. Против этой версии был только один аргумент — слишком малая сумма за пакет акций. Но искать логику в действиях Петрова всегда было бессмысленно.
Ровенский выкупил пятнадцать процентов из пакета Петрова, Потапыч — пять. Теперь у холдинга было два хозяина: Ровенский с семьюдесятью пятью процентами акций и Потапов — с двадцатью пятью.
С юридической точки зрения сделку провели безукоризненно. Кто такой Каблуков Иван Иванович, выяснить не удалось — по указанному адресу в квартире жил пенсионер, который уехал давно, надолго и в неизвестном направлении. Квартиру снимала молодая семья.
За три недели Петров ни разу не позвонил Зине.
Были на земном шаре места, откуда нельзя связаться с семьей по спутниковому телефону? Вряд ли. Не выдержав томительного ожидания, Зина несколько раз сама набирала номер. Бесполезно — телефон отключен.
По электронной почте от Петрова стали регулярно приходить письма. Зина расценила их как еще один акт унижения. В начале каждого послания:
«Здравствуйте, мои дорогие! Приветствую Зину и МВС!» Потом следовал рассказ о тюленях. Оказывается, эти водные млекопитающие составляют два семейства: настоящие тюлени (12 родов, 19 видов) и ушастые тюлени (4 вида). У настоящих тюленей ушная раковина отсутствует, ласты покрыты шерстью, в отличие от ушастых, у которых имеются маленькие ушки, а ласты лишены волосяного покрова… К отряду тюленей относятся морской заяц, нерпа, котик…
Словом, в каждом письме описывались тюлени, особенности их обитания и охоты на этих зверей. В конце послания ритуальное: «Целую вас. Будьте внимательны! Берегите друг друга!»
Петров даже не реагировал на вопросы детей, которые поддерживали переписку, — механически слал «записки охотника».
Зина в эпистолярном общении не участвовала, но мысленно вела с мужем диалоги, которые в основном сводились к упрекам и риторическим вопросам: «Как ты мог так поступить? Почему ты меня бросил? Почему заставляешь страдать? Неужели не понимаешь унизительности моего положения? Ты меня разлюбил? Мы тебе не нужны?»
У Зины не было интересов и занятий, не связанных с семьей. Не считать же увлечением еженедельное посещение косметического салона. И подруг близких у нее не было. Лучший друг — Петров. Чаще, чем с другими, она общалась с Леной Ровенской.
Сестра Валя после замужества отдалилась: они с Денисом создали на редкость гармоничный союз. Денис не сделал большой карьеры, у него отсутствовали организаторские способности — проще сделать самому, чем объяснять другому, честолюбие — ему большего и не нужно. Он был талантливым математиком, но косноязычным и стеснительным человеком. Валя не работала, ее устремления ограничивались здоровьем дочери и мужа — у них обнаружилось тяжелое, хотя и не злокачественное заболевание крови. Режим, регулярные курсы лечения, особое питание — все это отгородило Валину семью от внешнего мира.
В своем маленьком мирке они были счастливы. Никогда не просили о помощи других, но не отказывали, если нуждались в них.
К Денису Зина обратилась с просьбой определить, откуда идут письма Петрова.
Он колдовал за компьютером, а Зина плакалась сестре на кухне, пересказывала упреки мужу. Валя ее не поддержала.
— Почему ты не веришь Петрову? — недоумевала она.
— То есть как — не верю? — удивилась Зина. — Как дурочка на пригорочке сижу и жду его.
— И обвиняешь во всех смертных грехах.
— Он их не заслужил? — запальчиво воскликнула Зина. — Он не бросил меня, нас?
— Петров доступно объяснил тебе свое состояние.
— А мое состояние в расчет не принимается?
— Зина, самое лучшее, что может быть между людьми, между мужем и женой, — абсолютная доверительность и честность. Нужно верить своему избраннику, без веры все теряет смысл. Я говорю банальности, но они правдивы.
— Именно правды я и хочу.
— Но не равноправия! Ты не допускаешь, что Петрову может быть плохо, что ему требуется передышка для чего-то, я не знаю для чего. Он, в твоем представлении, не человек, которому свойственны слабости, а монумент, скала, робот с атомным двигателем. Ты даже не слышишь, что он тебе говорит.
— Он не говорит со мной три недели.
— Говорил раньше, — поправилась Валя. — Ты прислушиваешься к Ленке Ровенской, у которой на первом месте бешеное честолюбие, а все человеческие отношения сводятся к животным случкам.
— Она считает, что у Павла есть другая женщина.
— Я от Лены ничего другого и не ждала, она по себе судит. А я верю Петрову! — сказала твердо Валя. — Он достойный и благородный человек. Он любит тебя и души не чает в детях.
— Любит! — горько скривилась Зина. — Когда любят, так не поступают. Ты себе представить не можешь, что чувствует женщина, которую вдруг разлюбили. У тебя те же глаза, лицо, руки, слова, но все теперь со знаком минус. Вчера был плюс, а сегодня минус. Что прикажешь с собой делать?
— Зина, ты только не обижайся, но мне кажется, что из-за тебя одной Петров никогда бы не отправился на край света. Как и всякая женщина, ты слишком много значения придаешь чувствам. Для тебя любовь — это розовые очки, сквозь которые ты смотришь на мир, а для Петрова — острая приправа к будням. Ему еще нужно мамонта убить и притащить домой, чтобы семью прокормить.
— Это ты в книжках вычитала?
Валя увлекалась психологической литературой.
— Кое до чего и своим умом дошла. Например, до того, что ты совершенно не понимаешь своего мужа. Не пытаешься разобраться в его проблемах, а сыпешь на его голову обвинения. Тебе больно и ты вопишь, не представляя, что и другие страдают.
— Значит, он любит меня?
— Не по-мавритански, конечно. А как нормальный мужик хорошую жену.
— И он не стал бы обманывать меня?
— Никогда!
Зина улыбнулась и облегченно вздохнула. Растерянная и подавленная, она легко попадала под чужое влияние, принимала точки зрения посторонних, а собственной точки опоры не имела.
