Недели текли, и Хьюго все реже показывался в конторе. Когда Билл Локвуд напомнил председателю, что до его шестидесятилетия и, соответственно, ухода на пенсию осталось всего несколько дней, Хьюго капитулировал и заявил, что решил задержать Локвуда еще на пару лет.
– Очень любезно с вашей стороны, председатель, пересмотреть свое решение, – ответил Локвуд. – Однако я вынужден признать, что прослужил в компании почти сорок лет и пора уступить дорогу человеку помоложе.
Хьюго отменил юбилейный вечер Локвуда.
«Человеком помоложе» был заместитель Локвуда, проработавший в компании всего несколько месяцев и еще не успевший, конечно, освоиться как следует. Когда он доложил правлению о годовых итогах деятельности Баррингтонов, Хьюго впервые столкнулся с тем, что компания лишь остается при своих, не принося прибыли, и согласился с Комптоном в том, что пора приступить к сокращению портовых рабочих – иначе им будет нечем платить.
Состояние Баррингтонов таяло, зато будущее нации подавало надежды.
После поражения немецких армий под Сталинградом британцы впервые поверили в возможность победы союзников. Уверенность в будущем начала восстанавливаться и укреплять дух нации, когда по всей стране вновь заработали театры, клубы и рестораны.
Хьюго страстно желал вернуться в город и воссоединиться с людьми своего круга, но Митчелл давал понять в донесениях, что Лондон был местом, от которого ему следовало держаться подальше.
* * *
Год сорок третий начался для компании скверно.
Поставщики, разгневанные молчанием председателя в ответ на их письма, один за другим поразрывали контракты, и несколько кредиторов потребовали расчет, а пара даже пригрозила судом. Но вот однажды утром надежда забрезжила, как лучик солнца, пробившийся из-за туч, и Хьюго поверил в скорое разрешение всех финансовых затруднений.
Этим лучиком стал звонок от Прендергаста.
К банкиру обратилась компания «Юнайтед доминион риал эстэйт», заинтересованная в приобретении всех земельных участков по Брод-стрит.
– Я полагаю, сэр Хьюго, что будет разумнее не называть сумму по телефону, – изрек Прендергаст не без некоторой напыщенности.
Через сорок минут Хьюго разинул рот, услышав, как много им предлагают.
– Двадцать четыре тысячи фунтов? – повторил он.
– Да, – кивнул Прендергаст. – Уверен, что это начальное предложение и я сумею повысить до тридцати. Памятуя о том, что ваши начальные расходы составили около трех тысяч фунтов, я считаю вложение весьма удачным. Но в бочке меда есть ложка дегтя.
– Вот как? – насторожился Хьюго.
– В лице миссис Клифтон. Предложение останется в силе при условии вашего права собственности на все площади будущей застройки, включая ее участок.
– Предложите ей восемьсот! – рявкнул Хьюго.
В ответ Прендергаст кашлянул, хотя не собирался напоминать своему клиенту, что если бы тот внял его совету, они бы закрыли сделку с миссис Клифтон за четыреста фунтов еще несколько месяцев назад, а если она узнает о предложении «Юнайтед доминион»…
– Я дам вам знать, как только переговорю с ней. – Это было все, что ответил Прендергаст.
– Обязательно, – подхватил Хьюго. – И раз уж я здесь, хотел бы снять немного наличных со счета.
– Простите, сэр Хьюго, но в настоящий момент ваш кредит превышен…
* * *
Хьюго сидел на переднем сиденье своей глянцевой ярко-синей «лагонды», когда из дверей школы вышел Холкомб и направился через спортивную площадку. Он остановился поговорить с разнорабочим, который красил школьные ворота в сиреневые и зеленые тона – цвета школы Мерривуд.
– Вы отлично справляетесь, Альф.
– Спасибо, мистер Холкомб, – донеслось до Хьюго.
– Но все-таки потрудитесь сосредоточиться на глаголах и не опаздывайте в среду.
Альф коснулся своей кепки.
Холкомб зашагал по тротуару, как бы не замечая за рулем Хьюго. Тот не сдержал ухмылки: еще не бывало, чтобы на его «лагонду» не оглянулись. Трое мальчишек, уже полчаса торчавших на другой стороне улицы, не могли оторвать глаз от машины.
Хьюго выбрался из «лагонды» и встал посреди тротуара, но учитель его снова проигнорировал. Холкомб удалился всего на шаг, когда Хьюго окликнул:
– Мистер Холкомб, нельзя ли вас на пару слов? Меня зовут…
– Я хорошо знаю, кто вы такой, – ответил Холкомб на ходу.
Хьюго поспешил за учителем:
– Я просто решил, что вам нужно знать…
– Знать – что? – спросил Холкомб, остановившись и повернувшись к нему лицом.
– Чем ваша невеста не так давно зарабатывала себе на жизнь.
– Ей пришлось заняться проституцией, потому что вы не платили за образование ее сына. – Холкомб посмотрел Хьюго в глаза. – Вашего сына, когда он доучивался в Бристольской классической школе.
– Ничем не доказано, что Гарри Клифтон – мой сын, – вызывающе заявил Хьюго.
– Зато викарию, который отказался венчать Гарри с вашей дочерью, доказательств хватило.
– А вы-то откуда знаете? Вас там не было.
– А сами откуда? Вы же сбежали.
– Ну, тогда я скажу вам то, чего вы не знаете. – Хьюго уже почти кричал. – Этот образец добродетели, с которым вы намерены провести остаток лет, обманным путем выманил принадлежащий мне клочок земли на Брод-стрит.
– Ну а я вам отвечу тем, о чем вы отлично знаете, – отозвался Холкомб. – Мэйзи выплатила долг с процентами до последнего пенни, а вы бросили ее меньше чем с десятью фунтами за душой.
– Этот участок теперь стоит четыреста фунтов, – сказал Хьюго и тотчас пожалел о своих словах. – И он мой.
– Будь он вашим, – сказал Холкомб, – вы бы не пытались выкупить его в два раза дороже.
Хьюго страшно разозлился на себя за то, что не сдержался и обнаружил степень своей заинтересованности в участке, но он еще не закончил:
– А вы ей платите за секс, учитель? Потому что я-то, конечно, не платил.
Холкомб поднял кулак.
– Врежьте, врежьте мне, – подначивал Хьюго. – Я не Стэн Танкок, я засужу вас за каждый пенни, который вы стоите.
Холкомб опустил руку и зашагал прочь, раздосадованный тем, что позволил Баррингтону вывести себя из равновесия.
Хьюго улыбнулся. Он засчитал противнику нокаут.
Повернувшись, он увидел, что мальчишки на другой стороне улицы давятся от смеха: они никогда не видели сиренево-зеленой «лагонды».
Когда первый чек не приняли к оплате, Хьюго не сильно расстроился и выждал несколько дней, после чего предъявил его вторично. Когда чек вернулся со штампом «Обратитесь к чекодателю», он начал осознавать неизбежное.
В течение последующих недель Хьюго нашел несколько способов разжиться наличностью.
Первым делом он обшарил сейф в офисе и изъял сто фунтов, которые его отец всегда хранил на черный день. Этот день был чернее черного, и старик, конечно, никогда бы не прибегнул к резерву для выплаты жалованья секретарше. Когда и они иссякли, он скрепя сердце расстался с «лагондой». Однако дилер вежливо подчеркнул, что сиреневый и зеленый цвета нынче не в моде, и, поскольку сэр Хьюго пожелал получить наличные, он может предложить всего половину продажной стоимости, так как кузов придется зачищать и перекрашивать.
Хьюго протянул еще месяц.
За неимением других источников он начал воровать у матери. Сперва мелочь, оставленную на виду, затем ее же – из кошелька, а потом уже и банкноты из сумочки.
Прошло не так много времени, и он украл маленького серебряного фазана, многие годы украшавшего обеденный стол, а следом и его пернатых родителей: все они перелетели в ближайший ломбард.
Затем Хьюго переключился на материнские драгоценности, начав с тех, пропажи которых она не заметит. За янтарным ожерельем быстро последовали шляпная булавка и викторианская брошь – мать носила их редко, – а также бриллиантовая диадема, которая хранилась в семье больше ста лет и надевалась только по самым торжественным случаям вроде свадеб. Хьюго счел, что в обозримом будущем таковых не предвидится.
Наконец он добрался до отцовской коллекции живописи, для начала сняв со стены портрет своего деда кисти молодого Джона Сингера Сарджента, но сделал это только после того, как экономка и повар, не получавшие жалованья больше трех месяцев, подали прошение об увольнении. Дженкинс очень кстати скончался месяцем позже.
Покинул дом дедовский Констебл («Шлюз и мельница в Даннинге»), за ним исчез прадедушкин Тёрнер («Лебеди на Эйвоне») – обе картины хранились в семье свыше столетия.
Хьюго сумел убедить себя, что ничего не ворует. В конце концов, в отцовском завещании было прописано: «…и все, что в нем».
