Это было досье Коннора.
* * *
Она открыла его дрожащими руками. Среди рентгенограмм и отчетов об операциях Эви обнаружила десятки рисунков, сделанных Коннором в то время, когда он лежал в больнице. Затаив дыхание, она внимательно посмотрела первые наброски, затем еще и еще…
На них было одно и то же женское лицо, с чрезвычайной нежностью начертанное карандашом.
И это было ее лицо.
* * *
Она расценила это как знак судьбы. Следовало набраться смелости и признаться Коннору, что она любит его.
Корни привязанности Эви к Коннору уходили очень глубоко.
После сеанса гипноза он почувствовал ответственность за судьбу девушки, так напоминавшей Коннору его самого в те времена, когда он был подростком.
«Она из наших», — признал Марк во время эксперимента.
И это было правдой: одни и те же испытания, одни и те же унижения…
С самого начала они почувствовали близость, и нежность, которую врач испытывал к Эви, с годами только усилилась.
А у Эви не было на свете никого, кроме него.
Принимая его помощь, она вверяла ему свою судьбу, и он стал для нее всем.
Часто она вспоминала список, который составила в дневнике, когда еще жила в Лас-Вегасе. Кое-чему уже не сбыться никогда. Она так и не съездила в отпуск со своей матерью: та умерла, так и не дождавшись пересадки печени. Но Эви все-таки добралась до Нью-Йорка и встретила того, кто ее понимал.
Ну а что касалось ее последнего желания — «пусть однажды кто-нибудь влюбится в меня», — она хотела лишь одного: чтобы этот «кто-то» был Коннор.
* * *
Коннор первым подъехал к ресторану. Он передал представителю автомобильной фирмы «БМВ», арендованный в аэропорту, и на лифте поднялся на обзорную площадку с видом на реку Чикаго.
Его усадили за столик, залитый солнцем, откуда он мог с большим наслаждением созерцать грандиозную панораму небоскребов, простирающуюся перед ним, словно лес. Впервые он вернулся в этот город, который видел его рождение и который он покинул при трагических обстоятельствах.
Он уехал изгнанником, а вернулся победителем.
Эти последние десять лет были великолепными. Его эксперименты в области терапии методом гипноза теперь были признаны всеми коллегами и вошли в программы медицинских учебных заведений. С помощью этого метода он вылечил сотни больных и два года подряд удостаивался титула Best Doctor in America.[119]
И семья у него тоже была: он был крестным отцом двух сыновей Марка, которых видел почти каждый день. Теперь они не работали вместе, но все равно были очень близки. Марк был единственным человеком, которому он осмелился доверить свою тайну, не дававшую ему покоя вот уже два года…
* * *
В такси Эви сняла кроссовки и заменила их на красивые туфельки. Покопалась в сумке в поисках маленькой коробочки с косметикой. Раз — немного пудры, два — тонкая линия по контуру глаз, вот и все в порядке!
Она хотела быть такой же красивой, как на рисунках Коннора.
Какова будет его реакция, когда он услышит ее признание в любви? Она совершенно не представляла.
Она не могла больше таиться, ее чувство становилось все сильнее и сильнее, оно душило и разрушало ее…
Все хорошее, что произошло с ней в жизни, случилось благодаря Коннору. Часто она спрашивала себя: что стало бы с ней, если бы она не встретила его на своем пути в тот знаменательный рождественский вечер, когда она попыталась украсть его сумку? Где бы она была сейчас? В тюрьме? На кладбище? Работала бы официанткой в третьеразрядном мотеле?
Порой удача в жизни не зависит от чего-то значительного: случайная встреча, решимость, везение, ход событий…
Все эти годы она старалась удивить его, беспрестанно искала его одобрения. Все, что она совершала, — было для него. Потому что только с ним она чувствовала себя настоящей, самой собой! Коннор был ее недостающей частью.
Он все знал о ней, а она о нем. Эви чувствовала его терзания, страхи, слабые места…
А когда она строила планы на будущее, то всегда видела рядом с собой только его. Только его, и никого другого, представляла отцом своих детей.
* * *
Коннор взглянул на часы и сделал глоток минеральной воды.
Зачем он принял это приглашение? Для чего подвергать себя таким страданиям?
Долгое время Эви и он во всем были заодно, но затем Коннор отдалился, стал чаще ездить на конференции за границу, старался не звонить ей лишний раз. Почему? Потому что понял, что влюбился в молодую женщину, и у него больше не было сил скрывать свою любовь под маской простой привязанности. Он любил в ней все: голос, жесты, улыбку, каждую клеточку ее кожи…
И то, что она все знала о нем.
Когда Коннор был с нею, он чувствовал, как в его душе пробуждается что-то глубоко затаенное: надежда, желание открыться другим и вера в будущее. Как невролог, он хорошо знал, что любовные переживания — не что иное, как биологическое гормональное и нейромедиаторное[120] явление. Но что толку, раз это не решало проблемы!
Пора было вырваться из тисков этой любви.
Даже если он завоюет сердце Эви, мысль о том, что он может однажды потерять ее, терзала его, и этого было достаточно, чтобы совсем отказаться от счастья. Ему только что исполнилось сорок пять. Он был на вершине своей карьеры и популярности. Сейчас он все еще красив и обаятелен. А потом? Через десять, пятнадцать, двадцать лет?
Внезапно Коннор не выдержал и вскочил.
Зачем он здесь, в этом ресторане для туристов? Ждет женщину, которую никогда не позволит себе любить?!
Он бросил на стол деньги, пробрался сквозь толпу к выходу и вызвал лифт, намереваясь как можно скорее покинуть это место.
* * *
Такси доставило Эви к ресторану.
Она пересекла центральный зал и вызвала лифт, идущий до смотровой террасы.
Две кабины встретились и разминулись, но ни Эви, ни Коннор об этом не знали.
Из-за чего не встретились двое любящих людей?
Доли секунды, нерешительность, невезение, ход событий…
* * *
Коннор вызвал машину и, во власти противоречивых чувств, решил отправиться в аэропорт. Он въехал на скоростную дорогу, но под влиянием какого-то внезапного и одновременно опасного внушения развернулся и направился в квартал своего детства.
* * *
В Гринвуде за тридцать лет мало что изменилось. Процесс благоустройства, который затронул часть Сауф-Сайда, не коснулся обветшалых зданий квартала, где он провел свое детство.
Коннор поставил сверкающий новизной автомобиль в центре стоянки. В прежние времена машину такого класса украли бы или сожгли — и пятнадцати минут бы не прошло!
А сейчас — простоит ли она дольше?
Вряд ли, судя по взглядам и усмешкам, которые бросали на нее местные хулиганы, сгруппировавшиеся вокруг парковки. Коннор прошел мимо них, не свернув ни на йоту. К его ногам подкатился баскетбольный мяч. Он наклонился, поднял его и отбросил двум мальчишкам, игравшим «один против одного» на площадке, где когда-то Марк и он сам так часто носились до изнеможения. С трепетом Коннор вошел в подъезд своего бывшего жилища. Теперь только часть почтовых ящиков была выдрана. На оставшихся он прочитал несколько знакомых ему когда-то фамилий, но среди них не было никаких сведений о его последней приемной семье.
В тишине лестничной площадки какой-то мальчуган делал домашние задания.
«Всегда найдется один такой», — подумает Коннор, приветливо кивнув головой в его сторону.
Он ступил на лестницу, ведущую в помещение для хранения мусорных баков. Нетвердым шагом, медленно он спускался, держась за бетонные перила.
Зачем он делал это? Что он искал в этом холодном и темном месте, где расстался со своим детством?
— Ну, педрила, знаешь ли ты, что мы делаем с отбросами?
Он резко повернулся, но вокруг никого не было.
Всего лишь разыгралось его воображение.
Тридцать лет прошло с того трагического вечера, но в его сознании рана была еще так свежа!..
Добравшись до порога, он нажал выключатель. Но комната осталась темной, будто та разбитая лампочка все это время так и висела на прежнем месте.
Он не решался войти.
Что он хотел себе доказать? Что он больше не боится? Что он может встретиться со своими демонами?..
С чувством тревоги он все же проник в комнату и захлопнул за собой металлическую дверь.
«Педиков мы поджариваем», — зазвучал голос в его голове.
Но он был один в темноте, и сумерки обступили его.
Он дрожал, и капли пота стекали по спине.
Опять послышался шум, и, несмотря на темноту, ему показалось, что он видит силуэт — призрак пятнадцатилетнего мальчика. Сердце Коннора бешено заколотилось. Он сделал к нему несколько шагов и увидел себя таким, каким был тогда: бледным, худым, выросшим из своей одежды. Маленький Коннор смотрел на него так, будто долго ждал его здесь. И Мак-Кой почувствовал, как в нем пробуждается первобытный страх, который никогда не покидал его и так часто мешал ему жить.
