Все сказанное нами вовсе не является спором с реформаторами. Ибо для спора нужна общая основа, общая база. А ее нет: глубинные принципы, на которых основана идеология реформы, нашему традиционному подходу к образованию чужды. И, если называть вещи своими именами, — глубоко враждебны.
Но именно эта враждебность подчас психологически и провоцирует… защиту реформы. Принять или отвергнуть эту реформу? Принять или отвергнуть сегодняшнюю западную парадигму? Это, по существу, один и тот же вопрос. «Но… как же так? Все, что есть на Западе, нам подходит: свободы, демократия, либеральная экономика. А значит, и их система образования нам просто не может не подойти. Или мы опять на какой-то свой „особый путь“ лезем?» Такой пафос слышится во многих письмах в газеты, простодушная тревога: но ведь вестернизация не может быть столь плоха?
Может. Повторим еще раз главное: речь идет вовсе не об основополагающих принципах западного мира. Наше смирение перед ними должно быть много больше, чем полагают вестернизаторы: мы должны изучить и воспринять то, на чем основался евро-американский мир много веков назад. Равенство людей перед Создателем — и соответственное этому равенству устройство земного государства; свобода человека как сына Божия, как Божий дар ему… Они сформулировали и в чем-то воплотили эти принципы уже несколько веков назад, мы же — на все эти века отстали. Ничего не поделаешь — нужно учиться, нужно догонять.
Но сегодняшняя идеология Запада — предательство, отказ, откат. К безликой одинаковости, к светлому будущему, к расслабленности и агрессивному самодовольству.
Я помню случай, когда два немецких профессора начали искать в своем городе талантливых школьников, заниматься с ними. Успехи были быстрыми и внушительными; кто знает — может, некоторые из этих ребят стали бы грозными конкурентами своих сверстников из России. Но не довелось им: их учителей-профессоров заклевали. Смотрели на них все более косо. Поиск элиты, воспитание ее? Вот чем эти мракобесы занимаются! А вы что — забыли, чем эти элитарные штучки пахнут?!
Вот так, а против общества не попрешь. Свободное общество — это тебе не презренное тоталитарное государство: с какой моральной позиции ему противостоять?
Самое же выразительное представление об образовании будущего дает сверхоткрытие его, его апофеоз: тестовая система «проверки знаний». Система эта победно шествует по миру. Хотя и случаются порой непредвиденные казусы.
Придя сдавать вступительные экзамены на факультет права Университета Рио-де-Жанейро, сеньор Северино да Сильва зачеркнул в вариантах ответов вступительного теста две первые буквы алфавита: А и В. За проявленные познания кандидат в студенты удостоился одного из самых высоких рейтингов, от последующего письменного экзамена он был освобожден. Все шло замечательно, было очевидно: одним блестящим правоведом в Бразилии скоро будет больше; но нечаянно выяснилось, что никакой третьей буквы сеньор Северино просто не знает. После чего в бразильской прессе развернулась острая и содержательная дискуссия: следует или не следует читать перед лошадью со Скотского Хутора лекции о премудростях юстиниановского права.
А вот другая история, уже не из патриархальной Бразилии, а из самой цитадели прогресса. На официальном американском экзамене студентам была предложена такая «задача»: «Что из нижеследующего больше всего походит на соотношение между углом и градусом: а) время и час; б) молоко и кварта; 3) площадь и квадратный дюйм?»
Ответ гласил: площадь и квадратный дюйм, так как градус — минимальная единица угла, квадратный дюйм — площади, в то время как час делится еще и на минуты.
Можно ли решить такую «задачу»? «Безусловно, — объяснил нью-йоркский профессор Джо Бирман. — Для меня как для американца „правильное“ решение совершенно очевидно: я точно представляю себе степень идиотизма составителей этих „задач“».
Первый из грустных анекдотов нам сообщили респектабельные «Известия», а второй — один из крупнейших российских математиков Владимир Арнольд.
Из всего сказанного ясно, почему мы не хотим, не будем обсуждать «преимущества и недостатки» новой системы образования всерьез. Доказывать, что тестовые камлания не вполне способствуют идеальному отбору завтрашних специалистов? не выполняют нужных задач? Да нет же, свои задачи они выполняют прекрасно: победительно плюют на творческий субъективизм отбиравших себе вчера смену ученых. Будущее наступает на нас под всемирный рев восторжествовавшего хама: «Все одинаковые, всех обезличить, всех уравнять!»
Именно образование стало во всем мире полем для завершающего эксперимента, для постисторического беснования, для последней пробы сил. Принять или не принять нам это беснование? Ровно об этом — и ни о чем ином — идет ныне речь.
Максим Кронгауз
А был ли кризис?
Кронгауз Максим Анисимович — профессор, доктор филологических наук, заведующий кафедрой русского языка, директор Института лингвистики РГГУ. Автор научных монографий и многочисленных публикаций в периодических и интернет-изданиях. См., в частности, его статью «Жить по „правилам“, или Право на старописание» («Новый мир», 2001, № 8).
Проблема номер один
Несколько лет бесконечных и довольно бесполезных разговоров о кризисе образования завершились весьма неожиданно. В самом начале осени 2001 года образование в нашей стране было объявлено проблемой номер один. Однако эти слова президента России вместо того, чтобы стать кульминацией, по сути, оказались концовкой истории. На смену бурным дебатам как-то почти бесшумно пришло постановление правительства, фактически утвердившее, правда, не реформу, о которой столько говорили, а модернизацию образования. А проблемой номер один надолго стал терроризм.
Таким образом, все разговоры и споры о кризисе образования завершились.
Так что на сегодняшний день обсуждать, по существу, нечего. Во-первых, замена слова «реформа» на слово «модернизация» означает, что с образованием у нас более или менее все в порядке. Несложный лингвистический анализ показывает, что слово «реформа» скорее страшит, а «модернизация» скорее успокаивает. Очевидно, что резкие движения в нашем обществе ныне не модны. Реформы как бы проведены, и их время уходит. Кроме психотерапевтического эта игра словами имеет и еще один эффект: «модернизация» подразумевает медленный и растянутый процесс. Самые пугающие моменты, а именно — единый экзамен и переход на двенадцатилетнее образование, будут осуществлены не сразу, а позднее. Пока же они вводятся в виде эксперимента.
Во-вторых, и это главное: все уже решено. Даже зарплаты учителям увеличены в два раза. Так что обратно пути нет.
И все-таки мучит роковой вопрос. А был ли кризис? Или померещилось?
Надо сказать, что дальнейшие размышления о нашем сегодняшнем образовании не претендуют на конструктивность. Беда в том, что любая идея, даже замечательная, оказывается в Росии неконструктивной по очень простой причине: ее успешность зависит в большей степени не от ее внутренних качеств, а от способов ее реализации на просторах нашей необъятной родины. По-видимому, именно необъятность оказывается здесь решающим фактором. Что хорошо в одной школе или в одном городе и даже в какой-нибудь одной стране, скажем Швейцарии (вечном европейском эталоне), никак не подходит для целой России, где по мере осуществления искажается до неузнаваемости или до полной своей противоположности.
Именно поэтому обсуждение предстоящих в образовании реформ часто сводится к обсуждению возможных злоупотреблений. Говоря о едином экзамене, призванном заменить вступительные экзамены и соответственно устранить систему скрытых (репетиторство) и обычных взяток, рассуждают прежде всего о том, куда эта система переместится.
Что такое образование
Легкость и привычность разговоров о кризисе образования в современной России позволяют забыть об очень простой, но, к сожалению, нерешенной проблеме. С удовольствием обсуждаются причины кризиса или пути выхода из него, но почти никогда не говорится о том, в чем же, собственно, этот кризис состоит.
Прежде всего следует сказать о том, что само слово «образование» имеет по крайней мере два значения. С одной стороны, оно обозначает процесс усвоения знаний и его результат; с другой — называет некие государственные или частные структуры (школы, университеты, министерство и прочее), процесс, происходящий в их рамках, и результат этого процесса. Образование во втором смысле венчает некоторый документ, удостоверяющий процесс: аттестат или диплом. Принципиальная разница между двумя «образованиями» очевидна. Так, образованным человеком можно стать вопреки школе или университету (или, например, не учась в них), а окончив университет (то есть получив образование во втором смысле), напротив, вполне можно остаться человеком необразованным.
