– Проходи, присаживайся, – сказал ему Владимир Степанович, открывавший в этот момент форточку одного из окон кабинета. – Дал, понимаешь, себе зарок за рулем больше не курить. А то, ты себе представляешь, Федорыч, в последнее время два раза чуть в другие машины не влетал, когда прикуривал. Поэтому так теперь по куреву успеваю соскучиться, пока сюда еду, что просто караул.
Говоря это, он уже проделал весь утренний ритуал «первой папиросы» и сидел теперь у себя за столом, удовлетворенно выпуская сизые клубы дыма.
– Совсем Вы себя не бережете, Владимир Степанович, – сказал вместо приветствия Хромов и раскрыл свою рабочую папку.
– Что-то ты, майор, сам плоховато выглядишь? – задал ему вопрос Крайнев, заметив, что его обычно бодрый заместитель выглядит грустным и осунувшимся. – Дома-то все ли в порядке или Алла тебе опять скандал закатила?
– Дома все хорошо, Владимир Степанович, – поднял на него покрасневшие глаза Хромов, – это меня наши общие проблемы так укатали!
– Что еще случилось? – нахмурился Крайнев, – а ну, выкладывай.
– Слушаюсь, – ответил его заместитель и начал свой доклад.
– Всю последнюю неделю я, по вашему приказанию, провел в библиотеках и спецхране. Результаты, надо сказать, просто ошеломляющие.
– Как ты любишь всякие предисловия, Илья! – подстегнул его подполковник, опуская окурок в пепельницу, – выражайся конкретнее.
– Все по порядку, Владимир Степанович, а то собьюсь, – ответил Хромов, пододвигаясь к нему вместе со стулом. – Итак, первое: Янтарный кабинет Фридриха Первого! Прекрасно известно, кто, когда и зачем его изготовил и кто кому его подарил. На этом я останавливаться даже не буду. Самый интересный для нас период начинается сразу после Отечественной войны, причем не сразу после, а почему-то спустя почти три года. Впрочем, здесь можно найти кучу всевозможных причин, не об этом сейчас речь. Короче говоря, первая поисковая группа была создана только четырнадцатого декабря 1949 года почему-то под патронажем Министерства культуры. В ее состав входили: Якубович, Демин, полковник Федотов, этот уже по нашему ведомству, Дмитриев, который, правда, оказался совсем не Дмитриевым, но это уже к делу совершенно не относится, искусствоведы, археологи...
– А сей Дмитриев, это не тот ли случайно Дмитриев, о книге которого ты говорил в прошлый раз?
– Совершенно верно, Владимир Степанович, – подтвердил Илья Федорович, – он самый.
– Та-ак, нормально идет у нас дело, ну давай, давай, продолжай.
– Комиссия работала не покладая рук, – продолжал майор. – Были опрошены тысячи людей, проведены многочисленные раскопки как на территории Восточной Пруссии, так и на прилегающих территориях Польши и Германии. Мало того, на территории ГДР была в свое время развернута с помощью средств массовой информации целая кампания по поиску людей, имевших хотя бы какие-нибудь сведения о месте нахождения Янтарной комнаты. В результате всех этих, надо признать, поистине титанических усилий было собрано огромное количество самых разнообразных сведений, показаний и гипотез. Было найдено практически все, за исключением, правда, самой Янтарной комнаты. И вот тут, на мой взгляд, и начинается самое интересное. Я вот здесь выписал все те гипотезы и предположения по поводу того, где же эта самая комната может находиться. Картина, без преувеличения, получается занимательнейшая.
Илья Федорович положил перед подполковником лист разлинованной бумаги.
– Обратите внимание, Владимир Степанович, – вооружился он авторучкой вместо указки, – вот здесь у меня расписаны разного вида гипотезы по поводу того, где же может находиться Янтарная комната, а здесь, источник: то есть приводятся наши данные или немецкие.
Подполковник склонился над столом и, сжав пальцами виски, принялся внимательно изучать представленный ему документ. Наконец он откинулся на спинку стула и потер усталые глаза.
– За что люблю тебя, майор, – дружелюбно пробурчал он, – так это только за то, что ты всякое лыко умудряешься в строку вставить. Молодец! Без всякой лести, молодец!
Он вышел из-за стола, вынул из коробки папиросу, но, видимо, решив более не травить некурящего майора, отбросил ее на стол.
– Ну, что же, материал ты собрал прекрасный, теперь нам надо сделать из него правильные выводы. Итак, – он подхватил со стола только что просмотренный документ и принялся расхаживать с ним по кабинету. – А верно ты подметил, – хохотнул он, – самое интересное только начинается. Вот тут, например. Если обобщить все сведения по поводу сообщений насчет того, уцелела Янтарная комната или погибла, то получается, что она погибла с вероятностью 64%, а то, что уцелела и лежит где-то в целости и сохранности соответственно только 36%. Но, как только мы пытаемся выяснить, так сказать, национальную принадлежность данных сообщений, то сразу замечаем некоторую странность. Так, например, если по нашим послевоенным данным Янтарная комната однозначно погибла только в 28% случаев, то почему-то по данным немецкой стороны она погибла уже в 72% случаев. Как говорил в таких случаях гоголевский Хлестаков: «Однако это странно, господа». Поедем дальше. Вот еще такой, можно сказать, малоприметный фактик. Причина гибели. Ты смотри, Хромов, какая здесь бездна информации! Наши-то глупыши указывают всего четыре причины, да и те примерно в одном направлении сконцентрированы. Ну, что это такое? «Сгорела при пожаре... сгорела при бомбежке... пошла на дно вместе с кораблем и, ха, утонула!» Прекрасная гибель для янтаря, который может еще десяток миллионов лет легко пролежать под водой. Ну, а теперь посмотрим на наших немецких товарищей. Какие сюжеты, какая фантазия! Ну, майор, ну потешил! Ты только посмотри! Она, оказывается, была спрятана в солевой шахте, и вход в нее завалило при взрыве. Или вот, ну просто шедевр! Ее, оказывается, вывозили на подводной лодке, но лодку, естественно, потопили. И кто же потопил? Да наши же эсминцы, разумеется. А вот, тоже ничего. Комната была все же успешно вывезена из Кенигсберга, но ее буквально за день до окончания войны безвестные эсэсовцы сбросили в мутные воды озера Топлиц.
Подполковник все же не вытерпел и закурил:
– Извини, майор, – сказал он, подходя к форточке, – мочи нет терпеть. – Он несколько раз затянулся и вдруг захохотал, давясь дымом. – А тут ты, кхе-кхе, ну просто, кхе, шедевр создал, ну это прелесть!
– Что там такое? – привстал со своего места Илья, – там, мне кажется, ничего смешного нет.
– Да я не про тебя, – прокашлялся наконец подполковник, – я про немцев. Ты же сам все это прописал. Ну, смотри. По данным только немецких источников мы читаем: 1949 год. Комната цела – 77%. Далее, 1952 год. Комната цела – 52%. Смотри дальше. 1958-й. Она все еще цела – 39%. А на сегодняшний момент результат нам известен. Типичнейший пример целенаправленной дезинформации. Запомни, майор, на всю жизнь, самую правдивую информацию можно получить только по горячим следам, а далее обычно начинаются мемуары, сочинительство и надувательство. Вот и, кстати, дальше у тебя отличный пример идет. Видишь, в том же 1949 году по данным советской разведки Янтарная комната считалась уцелевшей только в семидесяти пяти процентах, то есть, в то время немцы были даже более уверены в том, что этот шедевр уцелел, нежели наши славные поисковики.
– А ведь точно, – обрадовался майор, – выходит, значит, шанс отыскать ее все еще не утерян?
– Хотелось бы думать, что так, – ответил подполковник. – Но ты, милейший, говорил, что этот доклад идет под грифом «во-первых», а что же ты накопал «во-вторых»?
Майор нахмурился, и его лицо приняло грустный и озабоченный вид:
– Во-вторых, Владимир Степанович, я накопал то, что может закопать все это дело в мгновение ока.
– И что же это? – озадаченно спросил своего заместителя подполковник.
– Вы не поверите, но проблема оказалась значительно глубже, чем нам представлялось еще неделю назад. Вы понимаете, чем дальше я влезал во все эти дела, связанные с вывозом наших культурных ценностей именно в Восточную Пруссию и именно в Кенигсберг, тем большие у меня начали появляться сомнения, что наш «Толмач» занимается именно Янтарной комнатой.
– И почему же это? – удивился Владимир Степанович, – объект для него вроде бы вполне достойный.
– Да, достойный, согласен, но давайте вместе с Вами попробуем взглянуть на всю эту ситуацию глазами не «Толмача», а его отца. Я так понимаю, что у нас период его пребывания в Кенигсберге освещен менее всего, а ведь именно там произошли основные события, которые и дали начало всей этой истории, разворачивающейся сейчас перед нашими глазами.
– Что-то я не понимаю, куда ты клонишь и почему, скажи на милость, то, что случилось пятьдесят лет назад в сотнях километров от Москвы, может нам сейчас помешать? – недовольно пробурчал подполковник.
– Сейчас объясню, – полез в свою папку за очередными документами Хромов. – Вот тут лежит ответ на Ваш вопрос, – произнес он, любовно раскладывая на столе несколько архивных справок и фотокопий каких-то документов.
