Глория стонет, извиваясь в сене. Влетают и вылетают летучие мыши. Через вентиляционное окошко в стене дует ветерок. Охлаждая нас. Для очередной свалки в замке. Когда она будет раздавать плавки. Вся к экстазе, а от лобка только искры отлетают. В замке полном придурков только и смотри, чтобы они не сожрали друг друга.
— Позвольте задать вопрос, принц. Вы знаете город Сандаски?
— Да.
— О, Боже. Неужели? Не шутите со мной так.
— Да, я знаю Сандаски.
— Вау! Если бы вы знали, что этот город сделал для меня. Одно слово. Сандаски. Это откуда Хильда была родом. Я познакомилась с ней довольно случайно. Я разговаривала с комнатной прислугой, когда она вдруг нарисовалась. Мы носились в спортивном автомобиле. Спали в объятиях друг друга в поездах. У меня и пожилой поклонник с деньгами был. Он отличался от других поклонников. У него были такие яйца. Но он нажил себе грыжу, тягая штангу в спортивном клубе. Он напугался, когда я стала транжирить его деньги. И ведать не ведал, что их можно тратить таким образом. Он же не знал, какая у меня была практика. Я возвращалась из магазинов, нагруженная под завязку, расстегивала ему ширинку прямо среди разбросанных повсюду пакетов и забавлялась с ним до посинения. Хильда пыталась его шантажировать. Его жена пыталась объявить его сумасшедшим, чтобы он прекратил тратить на меня деньги. И однажды, на взводе, он вышел в окно. Оставив записку. В три слова. Так будет дешевле. Боже мой, чтобы освободиться от всего этого! После похорон в мою квартиру явилась его жена и измазала ее всю собачьим дерьмом. Я хочу сказать, она, что, думала, что я его и в гробу буду раскручивать? Она наняла пять детективов следить за мной. Одного из них я проучила: стырила у него бумажник. Мне смешно, когда я сталкиваюсь с такими глыбами как эти. Они могут сидеть, прячась за валунами, на ветру и мерзнуть. У меня возникает странное чувство. Как будто здесь что-то не так. Как будто тишина вот-вот взорвется.
— Западный ветер поднимается.
— Это вы так думаете. А это воняет всем тем сырым луком, который они все тут жрут. Я почти готова снова кончить. С каждым разом это становится все труднее. Я хочу сказать, я оставила свою сумочку в замке. Если бы вы пошли, взяли ее и попробовали натянуть плавки, мы бы могли повеселиться.
Клементин спустился по лестнице. Вышел на двор. У козла уже есть коза. Он наблюдает за мной, как я иду мимо. Делаю глубокий вздох. Чтобы взглянуть на яркий лунный свет, разливающийся над возвышающимися стенами. Было бы великолепно забраться на Глорию
Иду дальше на цыпочках. Чтобы избежать случайных встреч. Не так легко вести легкий разговор. С взаимным обменом любезностями. Прикладываясь к шоколадным медалькам. Вкушая с улыбкой. Пока темное вино теплом разливается по телу. И надеюсь, как хозяин, что никто из гостей вдруг не встанет с пеной изо рта.
В тени. Шорох. Кто-то впереди. Стоп. Поправь яички. Замри. Яма со змеями тут рядом за стенкой в зале. Не хотелось бы так умереть. Вот бы сейчас фонарик. Персиваль сказал, что тут есть какой-то Чарли Рентген, который может светиться в темноте. Наглотался, наверно, радия. Прошел рентген с головы до ног. Хранит негативы, чтобы показывать всем как атлас. Готовый обсудить любой свой внутренний орган или пройти дополнительные обследования, если изменится внутренняя ситуация.
— Ах, уважаемый. Это вы? Это Эрконвальд. К сожалению, приветствую вас в темноте. И приглашаю вас отпить глоточек драгоценного дистиллята, что я тороплюсь доставить вашим гостям.
Клементин делает глоток. Вкус сливового сока. Эрконвальд, наверно, в темноте схватил не ту бутылку. Может это смертельное слабительное. От которого весь замок начнет дристать. Вместо того, чтобы трахаться. Стонать, а не охать. Бегать и срать, а не страстно желать. Бедный Эрконвальд. Всю свою одинокую жизнь выуживает секреты у природы. Чтобы представить себя в один ненастный и холодный день. В столице, взойдя по ступенькам августейшего общества ученых. Стоя там, вынимать из-под подмышек рекомендательные письма, под проливным дождем. И быть вежливо, но твердо не принятым. Всеми теми, кто собрался внутри, просиживая задницы в глубоких кожаных креслах. Такие уверенные в себе. С писклявыми голосами и маленькими буковками после их имен.
— Эрконвальд. Я сломался.
— Уважаемый, не говорите так. Не надо.
— Да, да. Мне нужно уехать. Вы не знаете, где я могу остановиться в столице?
Под покрывалом на столе в первой парадной комнате. Сумочка Глории. Страшное искушение заглянуть в нее. И найти, что в ней полно плавок. Даю одни Эрконвальду, который пообещал дать мне адресок. И сочувственно коснулся моей руки. Жду у двери в библиотеку. Он снова возвращается. Туда, где вся компания пирует. Смотри и слушай через эту массивную замочную скважину. Эрконвальд обходит всех с графином. Гудят они вовсю. Без владельца замка. Который страдает от борозд на красном дереве стола.
Г-н Ута взгромоздился на мой стол и топчется прямо по книгам. Отплясывая для народа. Пьяный как суслик.
— У меня и моей государыни глаза открылись на то, как вы здесь живете, люди. Дома, я часто стою на моем газоне и думаю, какого черта мне надо было его постригать? Разве только из-за соседей. Мы люди простые. Я сейчас пивну этого дистиллята, который, как вы говорите, придает силы. Но сначала послушайте одну историю. Дома, позади нас живет один старик. Как то ночью, примерно часа в три утра, он зажег свет в спальне и стал орать, что есть мочи. Мы подумали, может у него пожар или под кровать заползла гремучая змея? Мы с государыней вскочили и в одних кимоно со всей скорости рванули туда, вломились в его входную дверь. Ну, а там старик Чарли, мы то ему в дети годимся, стоит. Посреди спальни. Свет горит. Голый в чем мама родила и член у него торчит так, что подбородок достает. Вы думаете, он хоть чуток застеснялся меня и мою госпожу? Нет, он просто закаркал как ворон. Смотрите сюда, Клем и Марта, он взял и встал сам по себе, ну не чудо ли, а? Верно говорю, государыня? Мы лишь одним глазком взглянули, как вы тут живете, и заговорили тем же языком. Ведь верно же, государыня?
Большие пальцы рук г-на Ута заложены за подтяжки. Смотрит вниз на г-жу Ута, покачиваясь вместе с бутылкой. Г-жа УДС, щурясь, смотрит через лорнет на этих простых людей. В камине, потрескивая, горит торф. Блай как всегда вытанцовывает с Розой. Перевожу взгляд в угол. Там лишь склоненные головы Бладмона и Барона. Задумались над шахматами. Мисс Овари вальсирует с Путлогом. То появляясь, то пропадая из виду. Рушатся социальные барьеры между слугами и гостями. Я уже встречался с супругами Ута. Когда они выскочили из купе при виде Элмера. Оба теперь сидят здесь, поблескивая пенсне и оря, уткнувшись веснушчатыми лицами в чашки.
— Ведь я же верно говорю, Марта?
— Ну, Клем, я и сама не поверила своим глазам, увидев то, что вытворяет Чарли. Но поняла, что для него это так важно, что у него стоит как телеграфный столб.
— Ну а теперь скажи им Марта, ведь Чарли попросил тебя потрогать, чтобы убедиться, что это не сон, и ты же ведь потрогала?
— Потрогала и, как уже тебе сказала, он был таким же твердым как заборный столб.
— Ну, а теперь, беда оказалась в том, что пока мы с Мартой стояли, рассматривая Чарли с его членом, что бы вы думали я услышал, гремучую змею. Она, гремя хвостом, посверкивали глазами из-под бюро Чарли. Так как Чарли разбудил всю округу, то мы хватаем его и рвем на всех парах через заднюю веранду. И что есть мочи бежим задами через цветник в наш сад. Теперь вы понимаете, ребята, что за ночка это была для нас. Четыре месяца спустя Чарли умер. И уже никогда у него больше не вставал.
— Вставал, Клем.
— Ты никогда мне об этом не говорила, Марта.
— Он мне показывал его. Ты спал тогда и я не хотела тебя будить. Он как бы по секрету мне сказал, что если у него встанет еще раз, то он мигнет гаражными огнями, которые видны из нашего окна, и встанет на кухне у окна, где мы его можем увидеть из наших. Вот там он и стоял с членом длиной в милю, улыбался и пил из пакета молоко. Я такого как у Чарли никогда не видела.
— Заткнись, Марта, это еще что за разговоры.
— У Чарли был самый большой, который я когда-либо видела.
— Ладно, Марта, в приличном обществе такого не говорят.
Клементин встает с колен. В глаза надуло пыль из замочной скважины. На руке висит сумочка. Ощупью идет вперед. С выражением удивления на лице. Люди помнят только хорошее. А ты торчишь тут уже который месяц. Оглянись и вспомни о диком нарушении уединенности. От чего даже призраки замки бежали куда глаза глядят. Прошлой ночью приснился сон. На углу улицы мимо меня проходит мужчина и говорит, сэр, непростительно иметь туфли из такой тонкой кожи. Я прошагал шесть миль по кругу, бормоча язвительные ответы. Проснулся. Чувствую, что вылезшие из-под одеяла пальцы ног замерзли. И их облизывает Элмер. Который эти дни живет собственной жизнью. Жуя коровьи лепешки и гоняясь за своим хвостом.
