А через несколько секунд судно уже подрагивало всеми переборками в такт запущенной машине. Я пристроил на место лом и тоже поспешил в рубку.
До мели оставалось не более сотни метров. Она ясно обозначалась рябью на воде. И нос наш был нацелен прямо в середину.
Пожалостин застыл с биноклем у лобового стекла.
– Малый назад! – скомандовал капитан Жмелькову. – Лево руля! – Это уже Халину, ставшему к штурвалу. – Еще лево! Лево на борт! – И раздраженно: – Отзывов не слышу!
– Есть лево на борт! Лево на борту! – отбарабанил старпом.
– Полный назад!
– Есть полный назад! – отозвался стармех.
– Так держать! Выгребаемся!
– Есть так держать! – гаркнул Халин.
«Омик» медленно задом выползал против течения на фарватер.
– Добавить оборотов! – приказал Пожалостин.
– Есть добавить! – сказал Жмельков и, как бы извиняясь за слабость машины, сообщил: – Предельный режим, Борис Викторович!
Капитан кивнул и минуты три стоял молча.
– Прямо руль!
– Есть прямо руль!
– Малый назад!
– Есть малый назад!
– Стоп машина!
– Есть стоп машина!
– Право на борт!
– Есть право на борт!
– Малый вперед!
– Есть малый вперед!
– Полный вперед. Анатолий Васильевич, возьмите створы.
Судно было уже на фарватере.
Пожалостин опустил бинокль и тем же командирским тоном приказал:
– Дать капитану сигарету!
– Вы ж не курите! – я протянул ему пачку.
– Особые обстоятельства! – Он закурил и, глядя в иллюминатор, стал повторять: – А запросто могли сесть. Да, запросто были б на мели. Точно – запросто были бы на мели. – Потом, изобретя вторую строчку, запел: – А запросто были бы мы на мели, коль умного выхода бы не нашли…
Перед вечером в мою каюту кто-то постучал.
– Войдите! – крикнул я.
Дверь открыл старпом.
– С твоего разрешения присяду. И, если угостишь, закурю.
– Прошу.
Разминая сигарету, Халин внимательно ее рассматривал, потом долго любовался дымом. Так, не глядя на меня, он и начал говорить:
– Ты, конечно, сегодня герой. Понимаю. Ценю. Я же не волосан какой-нибудь. – Тон его с каждым словом становился все более жестким. – Да, ты герой, а я в дерьме. Сам не мог придумать, как бревно выдернуть, ржал над тобой, а ты вот придумал. Да, да, уважаю.
Он сделал паузу. Я молчал – подыгрывать ему и вести себя, как следует гостеприимному хозяину, мне совершенно не хотелось.
– Только, извини, хочу совет тебе дать. Извини, что лезу с советом. Но плаваю я долго. Почти двадцать лет. И кое-чему научился. А тебя уважаю, потому и должен предупредить. Ты в Архангельске списывайся – уходи на другой пароход. Я не грожу, пойми правильно. Нам с тобой нельзя на одной палубе. Тесно! Бывает такое во флоте. И тогда надо разбегаться, иначе беда. На реках – еще так-сяк. А в море нам только врозь. Думаю, ты меня понял.
Теперь он, не отрываясь, смотрел на меня. Я не отводил глаза. Так мы и буравили друг друга. Наконец, мне это надоело.
– Хорошо, – сказал я. – До Архангельска доберемся – там будет ясней.
– Все и так ясно! Яснее некуда. – Он встал. – Я все тебе сказал, что хотел. Спасибо за сигарету.
Я понял, что после этого разговора имею право всерьез считать себя матросом.
Между тем за кормой у нас осталась вся Сухона. Мы миновали место слияния ее с Югом, откуда река называется уже Северной Двиной.
В самых верховьях Двины, в городе Великий Устюг, караван остановился на три дня для осмотра судов, мелкого ремонта и покраски после плавания среди бревен молевого сплава.
Потом наши подновленные суденышки, подгоняемые течением, ходко побежали по Северной Двине, приближая нас к Архангельску. Уже только и было разговоров об этом городе, где, кроме прочих радостей, поджидали нас зарплата и премия за безаварийный перегон по речной части маршрута.
Но всего в двух днях пути от Архангельска, в маленьком поселке произошла история, которую я запомню на всю жизнь, ибо жизнь моя на ней чуть не кончилась.
Поселок был нелюбимого мною типа: от деревни ушел, до города не добрался. Весь он состоял из сотни бревенчатых двухэтажных домиков, похожих друг на друга как близнецы. Только в центре, вдоль разбитой тракторами грязной площади, поднимались три каменных здания – клуб, магазин, контора леспромхоза.
Ваня, Василий и я, как обычно, вместе, выкатившись на берег, обошли поселок, поняли, что смотреть здесь не на что, и двинулись было обратно к пристани. Однако на суда возвращаться не хотелось, и мы уселись покурить над обрывом за длиннейшим узким штабелем бревен, сложенных вдоль берега всего в нескольких метрах от края обрыва.
Но только расположились, как из-за штабеля, со стороны поселка, раздался торопливый топот. Было что-то тревожное в этом звуке, будто человек убегал от погони. Разглядеть бежавшего не удалось – пока я поднимался и шел, он уже скрылся в редком леске, по которому пролегала тропинка, спускавшаяся к пристани. Однако из-за бревен снова слышался топот. Я двинулся к тому краю штабеля, что обращен к поселку – до него было всего десяток шагов. Топот надвигался прямо на меня, а когда я выглянул из-за бревен, то чуть не столкнулся со старпомом, вылетевшим из-за угла штабеля. Он кинулся к лесочку, петляя пьяными зигзагами. Но и десятка метров не пробежал, как споткнулся о камень и упал. Вдоль бревен снова грохали шаги и слышно было улюлюканье. Осторожно выглянув из-за угла, я разглядел человека, гнавшегося за Халиным. Когда он подбежал ближе, я увидел, как что-то сверкнуло в его руке.
Нож! Я понял это мгновенно и тут же ясно представил, что нужно делать. Бежавший не видел меня, оттого положение мое было выгодным. Как только он домчался до угла, я выставил ногу и точно подсек его. Пытаясь восстановить равновесие, он сделал несколько шагов, но упал, выронил нож и крепко заматерился. На шум выскочили Ваня и Василий. Они бросились было ко мне. Но из-за бревен снова раздавался сбивчивый топот нескольких пар ног.
– Туда! – крикнул я ребятам, показывая за угол штабеля. – Сам управлюсь!
Сколько времени мне потребовалось, чтоб это крикнуть? Секунда, не более. Но парню, которого я сшиб подножкой, этого оказалось достаточно, чтобы вскочить на ноги. Он пошел на меня, выставив вперед голову. «В живот целит!» – мелькнуло в мозгу. Я отскочил назад, спиной прижался к штабелю. Он шел на меня, низко наклонившись, свесив почти до земли руки. Только теперь я увидел его: малорослый, сухощавый, челочка на бок, яростно оскаленный рот. Он рванулся вперед, действительно пытаясь стукнуть меня головой в живот. Я прижался к штабелю и резко выставил вперед колено. Он успел чуть отклонить корпус влево и о колено не стукнулся, но тут я достал его кулаком. Въехал, кажется основательно – он отлетел метра на полтора. Я бросился на него, он увернулся от удара и, петляя, побежал от меня. Я за ним, он дважды ловко выскальзывал почти из рук. В силе он явно уступал мне, зато был куда ловчее, да и опыт в драках, видимо, имел немалый. Я не сразу сообразил, почему он не бежит к своим, а носится вокруг того места, где упал. И только когда заметил, что, отбежав от меня, он быстро и цепко оглядывает землю, понял: нож ищет. Я видел – когда парень упал, нож отскочил к краю обрыва. И теперь, гоняясь за парнем, я пытался не допустить его к этому месту. Но он, видимо, тоже сообразил, куда мог деться нож, и, снова вывернувшись, помчался по самой кромке обрыва. Вдруг он резко остановился и наклонился к земле. «Разогнется – смерть?» – мелькнуло в голове. Я нагнал его. «Не дать разогнуться!» – приказал я себе и сходу ударил его снизу ногой в голову. Туристский ботинок сорок четвертого размера бьет как кувалда. Он схватился левой рукой за лицо. А правая – я успел разглядеть – сжимала нож. Я двинул его второй раз ногой – кажется, попал в плечо и отскочил на шаг, чтобы броситься на него снова. Но он вдруг исчез.
Я ошалело оглянулся кругом, и тут внизу раздался всплеск. Нож-то он поднял на самой кромке обрыва. Удара в корпус было достаточно, чтобы он полетел в воду. Но вместо облегчения пришел новый страх: убил человека!
Я сделал шаг к обрыву и увидел, как на песок выползает мой враг. «Жив!» – я почувствовал почти обжигающий прилив радости. Ну и чудно же устроена жизнь. Он минуту назад пытался убить меня, а я ликую, что он спасся. Но и на эти рассуждения не было времени. Из-за бревен слышались хриплые вопли. Я свернул за угол и увидел, как молотит кулаками двух наседающих парней Василий. А немного дальше отступал под натиском здоровенного бородача Ваня.
Я бросился к Ване. На бегу из горла моего выплеснулся воинственный крик:
– Вяжи их, ребята! Наши с пароходов бегут! Топить будем!
Откуда пришли мне в голову эти нелепые слова, я, сколько потом ни думал, понять так и не смог.
То ли этот вопль подействовал, то ли вид я имел разъяренный, но Ванин противник, бросив быстрый взгляд в мою сторону и увидев, что я несусь прямо на него, тут же скакнул вбок, развернулся и что было духа помчался к поселку.
