– Полковник не полностью отвергает веселье, – вставил слово Леворк.
– Ой не полностью, – согласился Томас. – А когда я избавлюсь от этих птичек, – показал он на погоны, – то уж повеселюсь как следует. Через пять лет выхожу в отставку, – объяснил он Лизе.
– И что тогда делать?
– Мы купили отличный деревянный коттедж в Орегоне. В горах неподалеку от Грантс-Пасса. Куплю болотные сапоги, буду ловить форель и встречаться с друзьями – с теми, кто просто хочет поиграть со мной в покер и не желает обсуждать политику и текущие события. А еще буду сидеть на веранде, пить виски и беседовать с дятлами. А по настроению, может, черт возьми, когда и встану, обниму одно-другое дерево. – Незаметно для остальных он пощупал бумажку в кармане. – Правда, – вздохнул он, – поскольку тот храм мы так и не нашли, топота маленьких ножек в доме не будет.
Леворк только усмехнулся, а Лиза мысленно произнесла: «Не зарекайся!» Она, разумеется, подумала о тануки, которые обрели свободу как раз в районе Гранте-Пасс, но вдруг в голове забрезжила совсем другая мысль. Подойдя к одному из каменных тануки, Лиза сделала вид, что внимательно его рассматривает. Она так работала челюстями, будто жевала хрящик, но причиной тому были ее размышления, а также резко усилившаяся боль в нёбе. К мужчинам она присоединилась только через несколько минут. И вдруг резким движением схватила руку полковника и прижала к своему животу.
– Скоро, – сказала она, – я иметь дитя-сан. Я уехать. Не могу взять дитя. Может быть, я отдать дитя вы и ваша жена.
Томас потерял дар речи.
– Вы это серьезно? – спросил Леворк.
– Да, я серьезно. – Она еще сильнее сжала руку Томаса. – Вы думать сегодня, вы говорить жена. Завтра или день после завтра вы приходить этот храм. – Потом она показала на здание не больше хижины Дики: – Дом сторожа. Если я нету, вы оставить ответ сторож. О'кей? Если ответ «да», вы приезжать сюда через один год. – Она взглянула на часы. – Один год. Сентябрь пятнадцать. Когда дитя уже не сосать грудь. Если я нету, девочка в доме сторожа. Для вас. Ваше дитя. Извинить, документы нет.
Для человека со связями в министерстве обороны и ЦРУ вывезти из Японии ребенка без документов труда не составляет, но Томас был слишком потрясен предложением, чтобы думать о деталях. Одно он отчетливо понимал: говорит мадам Ко все хуже, но говорит совершенно искренне. В ответ он смог только пробормотать:
– Спасибо… Поверить не могу… Спасибо… Я вам сообщу. Мы это обдумаем и вам сообщим. Спасибо.
И в этот самый миг мадам Ко выпучила глаза, лицо ее перекосилось. Прикрыв рот ладонью, она согнулась пополам. Томас решил, что ее сейчас вырвет. Мужчины смущенно и озабоченно переглянулись. Лиза закашлялась и отвернулась. И стала вытаскивать что-то изо рта. Что-то яркое. Мягкое. И на удивление большое.
С минуту она рассматривала это «что-то», оказавшееся свежей хризантемой. На ней, как роса, блестела слюна. Лиза показала ее мужчинам. Улыбнулась сконфуженно, но не без гордости. А затем быстро ушла в сторожку.
– Вот те на! – воскликнул Леворк. – Это что за чертовщина?
– Ничего особенного, – махнул рукой полковник Томас, выводя приятеля из храма Тануки. – Мадам Ко – циркачка. Это был просто фокус.
Тела Стаблфилда так и не нашли. И решили, что его останки съел тигр. Однако, что странно, когда прочесывали ущелье, не отыскали ни косточек, ни лоскутка лилового костюма, ни остатков рюкзака, который был при нем (по-видимому, он намеревался переночевать у Дики).
Поисковая партия, состоявшая из Дики и пяти-шести рыдающих молодых женщин, обнаружила две вмятины в грязи – там, где незадолго до этого вышел из берегов ручей, – и, поскольку каждая была раза в два больше размера ступни человека, возникло предположение, что Стаблфилд приземлился на ноги, а поскольку попал в грязь, остался в живых. Подобные «чудеса» случаются. Например, однажды в Новой Зеландии у одного парашютиста не раскрылся парашют, но, так как он приземлился в илистый пруд с утками, обошлось даже без синяков.
Некоторые старейшины утверждали, что от тигров Стаблфилда защищала татуировка. Они уверяли, что Стаблфилд жив-здоров и обитает в какой-нибудь пещере с семейством тануки.
Были и другие слухи, более правдоподобные: их привезли в Фань-Нань-Нань циркачи-путешественники, которые уверяли, что Стаблфилд отправился в Гонконг, где у него был счет в банке, и там его видели, причем не раз. Рассказывали, что он поселился в гавани на роскошной джонке и пишет мемуары. Да, эта книга могла бы украсить не одну библиотеку. Наверное, называться она будет «Пусть гадают», и ее будут резко критиковать те, кто не может смириться с мыслью, что для человека чувство прекрасного является куда более подлинным и предпочтительным, нежели чувства религиозные или политические. Но пока такая автобиография не появилась, нельзя утверждать наверняка, что Марс Альберт Стаблфилд умер. Да здравствует Марс Альберт Стаблфилд!
* * *
Дерн В. Фоли совершил последний и крайне рискованный полет на разваливающемся «Умнике-2» и вновь поселился на вилле «Инкогнито».
Он распустил слуг, расплатившись с ними коврами и мебелью. Сожительницы, в том числе и самая любимая, были вознаграждены ценными предметами искусства и также отосланы прочь. В тот же день Дерн, взяв ножовку, перепилил растяжки троса со стороны виллы. А затем перепилил и сам трос. Когда он закончил, конец, болтавшийся у противоположной стороны ущелья, блестел в лучах полуденного солнца, как огромная сверкающая нитка лапши, свесившаяся через край миски.
Фоли внимательно перечитал каждый стих Библии бесчисленное количество раз, но, не найдя рационального подтверждения расхожего убеждения, что это «слово Господа», забросил священную книгу и сосредоточил свое внимание на флоре и фауне. И если вызывание «духов природы» оказалось бы в конце концов очередной пляской вокруг бездонной черной дыры духа, еще одной бескровной попыткой выжать сок из космической репы – что ж, останутся еще винный погреб и чанду.
А о том, какую особую, упоительную радость он испытывал потому, что в очередной раз избежал капкана властей, и говорить не приходится.
* * *
Раз уж речь зашла о властях, сообщаем, что полковник Пэтт Томас получил задание в Афганистане. Перед тем как отправиться в Карачи, он снова встретился с Лизой Ко в храме Тануки, где сообщил ей, что они с женой, проговорив час по телефону, решили принять ее предложение и удочерят ее дитя. Прежде они относились к подобным идеям с прохладцей, но это особый случай.
Естественно, возникли вопросы. Например, кто отец. Когда мадам Ко сказала, что на этот счет информации предоставить не может, полковник Томас только пожал плечами и списал это на половую распущенность, свойственную людям шоу-бизнеса.
На вопросы о том, где и как супруги смогут с ней связаться в течение года, Лиза отвечала так же уклончиво, но у Томаса создалось впечатление, что большую часть времени она намерена проводить в храме Янаги Мори, и связаться с ней можно будет через тамошнего сторожа.
А что касается того, где она намерена поселиться, когда Томасы заберут ребенка, то Лиза сказала, что ее привлекают леса в окрестностях некоего озера Бива. Чем она будет заниматься, она не могла или не хотела рассказывать, однако дала понять, что возвращаться не собирается. Никогда. Но передала Томасу запечатанный конверт для дочери, который той надлежит вскрыть, когда она достигнет половой зрелости. Поскольку это было единственное условие мадам Ко, полковник дал слово, что выполнит его, и они договорились окончательно. (Речь ее вдруг стала безукоризненной, и фокусов больше не было.)
Прежде чем покинуть Токио, Томас договорился кое о чем еще. Его жена должна была в ближайшее время сопроводить его сестру в некую клинику близ Нью-Дели, где та могла умереть спокойно и с достоинством, чего заслуживает каждое живое существо и ради чего Богом – или Матерью-Природой, если вам так больше нравится, – и был создан опийный мак.
* * *
Пру Фоли сбежала в Нью-Йорк с Бардо Боппи-Бип и вскоре стала продюсером на кабельном телевидении в шутовском шоу Бардо, рассчитанном на геев нынешних, будущих и таких, которые о своих склонностях еще не догадываются. Судя по электронным письмам к Бутси, сестра была вполне счастлива и лишь однажды упомянула, что романтическая страсть к партнерше пробуждается, только когда та в клоунском костюме и в гриме. Причуда, которая рано или поздно должна была привести к печальным последствиям.
Что касается Бутси, то она не чувствовала себя такой уж одинокой. К удивлению сослуживцев, она выкрасила пару прядей зеленым, глаза подвела темно-синим, прицепила к корсажу черные розы и стала посещать заведения вроде клуба «Вервольф». Она решила во что бы то ни стало проникнуть в секту сатанистов, выйти на сатанистов из Лос-Анджелеса и вызволить Дерна из поместья «Плейбоя». Но ее репутация в оккультных кругах рухнула в тот день, когда она назвала Хэллоуин «симпатичнейшим праздником», а первую серьезную осеннюю бурю «очаровательной».
