В длинном, петляющем коридоре он столкнулся с двумя одинакового вида девами и с каким-то типом кошмарного вида.
— Ты кто?.. — спросил тип, оглядываясь на девочку.
— Никто…
Тип изобразил изумление и удалился.
— Тебя как зовут?.. — спросила девочка.
— Глеб…
— Очень приятно… — Девочка неожиданно разговорилась. — Я Лиза, как и мать, а отец у нас подлиза… вообще-то он художник, помешан на своих картинах, готов тащиться в мастерскую даже в полумертвом состоянии… и среди ночи подушки разрисовывает, говорит, чтобы не забыть, что видел во сне…
В комнате было темно. Лиза включила свет, бросила на Глеба быстрый, все запоминающий взгляд и снова выключила свет.
— Зачем ты выключила свет?..
— Хочу посмотреть, светятся ли у тебя глаза в темноте… у Кошмарова глаза светятся, как у кошки…
— У кого у кого?.. — переспросил Глеб.
— У Кошмарова… не знаю, где он откопал такую фамилию… он писатель, работает в газете «Патриот», пишет некрологи… не женат, все еще варится в собственном соку… мне про него сон снился… он так уверенно шел по карнизу, в то время как я стояла внизу на земле и дрожала от страха… я не осмеливалась его окликнуть…
— Почему?..
— А что если он лунатик?.. самое странное в этом сне это то, что я в одно и тоже время стояла и у окна в своей комнате, и внизу под окном… я как бы перебегала от одной Лизы к другой… там внизу на мне было только ночная рубашка, тонкая и легкая, как туман… я видела, как он прошел по карнизу надо мной, направляясь к террасе, а потом завис в воздухе… это длилось одно мгновение… он уже готов был сделать еще один шаг, но сон оборвался… между прочим, я тоже иногда пишу…
— И он герой твоего романа…
— Никакой он не герой… скорее подходящий пациент для желтого дома…
Некоторое время Глеб с улыбкой следил за движением ее губ. Иногда он перебивал ее монолог ремарками, типа: «Вот как?.. именно… вот-вот…»
«Очень странная особа… голос, как у сирены… тут, в городе, таких, наверное, хоть пруд пруди… похоже, что ее уже не остановить…» — Глеб потянул Лизу за рукав. После двух дней тряски и омерзительной вони общего вагона он просто валился с ног от усталости. Его даже слегка покачивало.
— Ах, бедняжка, как ты устал… — Лиза улыбнулась одной из своих лисьих улыбок и повлекла за собой. — Это моя комната, а это для всех прочих… так что располагайся…
Комната ему понравилась. Глеб вдруг почувствовал себя дома.
«Какое блаженство…» — не раздеваясь, он вытянулся на продавленной кушетке…
Весь остаток дня прошел как в бреду. Ночью Глеб долго не мог заснуть, пытался сочинять, но отвлекался. Вспоминалось бледное от пудры лицо вовсе не старой девы, и мешали сомнения, какие-то страхи. Глеб приехал поступать в литературный институт. Он не очень-то верил в себя, но пока все складывалось удачно…
Уронив голову на стол, Глеб опрокинул чернильницу и уснул в чернильной луже…
Проснулся он чуть свет. За окном выл ветер. За ночь намело пропасть снегу, все было белое, крыши, деревья.
«Какая красота…» — Он вскинул руки, потянулся и увидел Лизу. Она подглядывала за ним…
Лиза не отставала от него все утро и даже проводила его до трамвая.
Вернулся Глеб поздно. Дверь была не заперта. Поразила тишина и какой-то странный запах. Он заглянул в комнату Лизы. Она стояла у окна. Увидев Глеба в отражении стекол, она обернулась, острые плечики ее подрагивали, в глазах стояли слезы.
— Что случилось?
— Она ушла… и ты знаешь к кому?.. к Дурову… он актер, у него свой частный театр и очень скверная репутация… и довольно подозрительная внешность… лоб у него греческий, но он, скорее всего еврей… бедный Марк… — Лиза исподлобья глянула на Глеба и уцепилась за пуговицу на его рубашке. — Иногда он мне просто противен со своей угодливостью и овечьей улыбкой… сам все запутал и испортил себе жизнь… он мог бы хоть раз попытаться объясниться с ней… так нет… мне кажется, она ушла от него не потому, что влюбилась в этого грека или еврея, а чтобы намеренно его унизить… представляешь, она ничего не взяла с собой… все оставила мне, все свои вещи…
— А где Марк сейчас?..
— Наверное, на выставке… у него сегодня вернисаж… — Лиза что-то изобразила на своем лице.
— А почему ты не с ним?..
— Для меня все это чересчур утомительно… я не любительница церемоний и всей этой суеты… ты знаешь, мне кажется, он сейчас не на выставке и я боюсь за него…
— От любви еще никто не умирал…
— Нет умирали…
— Умирали, но не от любви, а от отчаяния или страха… для них смерть была в некотором роде спасением…
— Ты так говоришь… ты даже представления не имеешь, что такое любовь…
— Почему же не имею, имею… любовь — это одна из разновидностей душевной болезни…
— А ты хотел бы убедиться… — Лиза замолчала и вдруг выбежала из комнаты.
Глеб нашел Лизу на пристани у полузатопленной лодки, где она зажигала бенгальские огни. Бледные трепещущие султаны вспыхивали в ее руках, изменчиво отражаясь в черной воде. Марка он не сразу заметил. Он стоял в тени.
— Лиза, ну, не сердись… я не мог взять тебя с собой… — Марк улыбнулся.
— Правда, красиво?.. — Лиза тронула Глеба за плечо. — Просто изумительно, да?.. как брызги…
— Зазеваешься и промокнешь до костей… — пробормотал Глеб.
Она рассмеялась. Она не обращала внимания на Марка.
— Лиза…
— Ах, Бога ради… я уже сто лет Лиза…
— Лиза, ты же знаешь, как я тебя люблю…
— Так я тебе и поверила… ты стал лицемером, ужасным лицемером… вот Глеб меня любит, да, Глеб… — Она слегка закраснелась.
— Нет, ты только представь себе… — обратился Марк к Глебу. — Из-за чего весь этот спектакль… я, видите ли, не взял ее на выставку…
— Я ничего не слышу, и не хочу слышать… — Лиза зажала уши своими тонкими, чуткими пальчиками.
— Ну, тогда… я не знаю…
— Ты ведь обещал?.. — спросила она, ковыряя ногой мерзлую грязь. — Обещал… никто за язык тебя не тянул…
— Да, но…
— Надо полагать, что все прошло замечательно… — Лиза разрыдалась и убежала.
— С ней это довольно часто бывает, может вот так, беспричинно разрыдаться… — Марк не находил себе места. — Вбила себе в голову, что я был не на выставке… а я действительно не был на выставке, ну, и что из этого следует?.. — жаловался он Глебу. — И смотрит на меня, как на предателя…
Глеб пожал плечами, смущенно потупился.
— Кстати, как твои дела?..
— Все хорошо…
— Устроился?..
— Да… почти… с общежитием проблемы…
— Можешь пока пожить у нас… когда-то мы с твоим отцом мечтали покорить этот город… Боже мой, о чем мы только не мечтали…
Глеб нашел Лизу в своей постели. Она притворялась спящей.
— Что ты здесь делаешь?..
— Ты забыл и нечаянно запер меня…
— Я тебя запер?..
— А кто же еще?.. все, я ухожу… — Она вышла из комнаты и снова вошла. — Я бы умерла от тоски, если бы осталась ночевать с тобой в одной комнате…
— Вот как… — Глеб сел на кровать.
— Вообще-то я пришла узнать, как поживает твоя Прекрасная Дама?.. — Лиза села рядом с ним.
— Моя прекрасная дама?.. какая еще дама?.. ах, вот ты о чем… ты рылась в моем чемодане?..
— Да, рылась, ну и что?.. обними меня, мне холодно…
Несколько оглушенный, преодолевая мучительную неловкость, Глеб обнял ее. Она змейкой обвилась вокруг него, заговорила на каком-то неизвестном языке…
«Об этом лучше не вспоминать…» — Привратник вздохнул. Даже спустя столько лет, он чувствовал себя преступником…
Утром он нашел себя в списке принятых в Институт.
Прошел год или два. Он жил в общежитии. Иногда вспоминался этот забытый дом. Он рисовал себе закоулки, изгибы коридоров, полутемную комнату с выходом на крышу, себя самого в ней. Картина внезапно прорывалась. В дыру видна была совсем другая комната. Висящие лохмотьями обои, швейная машинка, вся в паутине, мокрые афиши, заводная балерина, что-то еще не важное. Вдруг прояснилось лицо Лизы, еще искаженное, постепенно обретающее реальность, тонкий нос с горбинкой, карие глаза. Он сморгнул и, подслеповато щурясь, какое-то время рассматривал заводную балерину. Лиза мечтала стать прима-балериной. Она постепенно менялась, но отличия еще не бросались в глаза. Лежа, он попытался обнять ее, но каждый раз натыкался на ее плавающие в воздухе и отталкивающие руки, гибкие, как ветки лозы, с узкими ладошками…
Как-то осенью он столкнулся с Лизой на лестнице у театра.
— Боже мой, это ты?.. — пролепетала она, удивленная и обрадованная и повлекла его за собой. Она остановилась у жутковатого дома с террасой, затянутой проволочной сеткой. Дом казался нежилым и пользовался дурной репутацией.
— Я сейчас, только разведаю…
Лиза исчезла. Из-за ставен углового окна доносились звуки пианино. Звуки неожиданно прервались. Послышался тихий, приглушенный ладонями смех и в полосе света возникла фигура Лизы в сандалиях на босую ногу и в блузке, осыпанной стеклярусом. Глаза ее сияли.
