– Владилен Павлович, не шевелитесь. Укольчик...
Медведь открывал пасть, из нее вырвался удушливый запах лекарства.
Медведь нырнул за торос, снова белизна до рези в глазах.
– Удача, Мазаев, – шептал ему командир. – Ты мне обязан, Мазаев. Будешь моей ищейкой. Ты знаешь, что такое тотемы. Владеть ими – владеть Арктикой... Не только сегодня, всегда. Вот она, настоящая власть над тундрой. Ты меня понимаешь?
– Вы меня понимаете? – говорил мужской голос. – Вы меня слышите?
Мазаев открывал глаза, но веки падали обратно.
– Доктор сказал, что с вами можно говорить.
Мазаев хотел помочь себе руками поднять веки и рассмотреть, кто стоит над ним. Руки дернулись, но замерли в прежней позе, остались лежать вдоль тела.
– Это я, Никита Дроздов.
Теперь он понял, но лучше бы не понимать. Мазаев прикрыл глаза и легонько дернул бровями.
– Все сгорело... – пробормотал он. – Сгорел баран. Был пожар в гараже. Рюкзак, он был в нем...
Мазаев слышал тишину, которая свистела. Разве может тишина свистеть? Не может, значит, Никита Дроздов дышал со свистом.
Губы Мазаева дернулись, но не раскрылись.
– Посетитель, прошу выйти! – Строгий голос медсестры не вызывал желания спорить.
Никита подчинился.
Больничный двор был освещен как днем, часы указывали, что он успеет к семи домой. Но ноги отказывались идти. В кармане зазвенел мобильник.
– Никита, вернитесь, сестра ушла... – Глухой голос Мазаева.
Он вернулся.
– Никита, – тихо сказал он, – могу я попросить вас об одолжении?
– Конечно, говорите.
– Я дам вам ключ от гаража. – Он поморщился. – Какая ерунда, зачем ключ, если все сгорело. В общем, сходите на пепелище, посмотрите, не осталось ли там чего-то.
– Хорошо, – сказал Никита, хотя ему вовсе не хотелось идти туда. Что можно найти после пожара и пожарных? Если даже что-то было, того уж нет. По крайней мере на пепелище.
Он поехал на Островитянова. Пожарных не было, после них остались лужи, которые не обещали высохнуть за ночь.
Он подошел к сторожке, сказал, что хочет осмотреть место пожара – хозяин попросил.
– Между прочим, дознаватели там уже побывали, – сообщил сторож. – Короткое замыкание – вот их вердикт.
– Хозяин просил меня посмотреть, не осталось ли чего.
– Уже ничего, – сказал сторож. – Но кое-что я прибрал. Коробочку из-под печенья. Старинная такая. Наверно, потому и не прогорела. Не нынешний алюминий. Истлела бы, как фольга, если бы нынешний.
– А что в ней? – спросил Никита.
– Не смотрел, как-то неловко.
Никита удивленно посмотрел на мужчину. Странный сторож. На самом деле ничуть не похож на привычного гаражного сторожа. Светлоликий человек с седой бородкой клинышком.
– Я здесь вместо приятеля. – Мужчина уловил удивление на лице Никиты. – Слег с давлением. Мы вместе работали в НИИ.
– Понятно, благодарю вас, – сказал Никита, принимая коробку. – Сколько я вам должен?
– Да за что, батюшка вы мой? Нет-нет. Сожалею, что вашему другу выпало такое несчастье...
– Спасибо.
Никита положил коробку в рюкзак, поехал к Мазаеву.
Мазаев ждал. Он лежал на подушке, изголовье кровати было приподнято.
– Вы знаете, что внутри? – тихо спросил он, его губы стали белее подушки.
– Я не смотрел, Владилен Павлович, – признался Никита.
– Откройте, – попросил он.
Никита открыл.
Он почувствовал, как отяжели руки, словно держал он не коробку с фигуркой, а самого снежного барана.
– Ох, – выдохнул он. – Но почему он...
– Не важно, – сказал Мазаев. – Он ваш.
– Хорошо, – ответил Никита, до конца не веря в удачу. – Вашу вещь я привезу, когда вы вернетесь домой.
– Нет, он ваш. Я не хочу никаких идолов, никаких тотемов. Они приносят одни несчастья, если попадают в руки тех, кому они чужие. Я лежал, анализировал, я все понял.
– Тогда что мне делать с теми фигурками, что в шкафу? – Никита выжидающе смотрел на Мазаева.
– Они не ваши. Они вашего деда и отца. Их нет в этом мире. Все несчастья, которые могли принести, они уже принесли. Они просто деревянные скульптуры. О них я тоже думал. Они утратили жестокую силу. Или не было никаких несчастий? – Глаза Мазаева заблестели.
– Да как же не было? – усмехнулся Никита. Он хотел сказать, что одно из них перед ним. – Может быть, я заплачу вам хотя бы столько, сколько вы отдали за барана в Льеже?
– Принесите мне кефиру на все, – фыркнул Мазаев.
– Сколько бутылок? – спросил Никита, хватаясь за карман, в котором лежал бумажник.
– Две, – ответил Мазаев.
– Не может быть...
– Я платил не за него, а за коробку из-под печенья. Он прятался там...
– За эту? – Никита щелкнул пальцами по коробке.
– Именно так.
Никита не верил.
– Значит, вы узнали его... Вы знали, что это за баран?
– Я сам его заполучил много лет назад... Но это не важно.
– А вы правда хотите кефиру? Я принесу прямо сейчас.
– Нет, не хочу. Но обещайте мне, что нальете бокал шампанского на вашей свадьбе. Ведь она будет, после того как вы отдадите барана? А ваша невеста отдаст его тем, кто должен им владеть по праву...
– Непременно, – тихо сказал Никита.
Никита вышел из палаты и позвонил Ольге.
– Ольга, я вас жду.
Ольга заткнула горловину мойки пробкой, впустила горячую воду, добавила жидкости для мытья посуды. Запахло ромашкой. С тех пор как поставили счетчики воды, они с бабушкой себя не узнавали. Они точно знали, сколько стоит кубометр горячей воды и кубометр холодной. А новость, что водоотведение, указанное отдельной строкой в платежной квитанции, – это объем втекшей воды, а потом вытекшей через канализацию, их просто потрясла. Они платили теперь втрое меньше. Более того, азарт толкнул на небывалое – мыть посуду не под струей, а в раковине, потом ополаскивать, тоже в раковине, свежей водой.
«Азарт» не новое слово в ее жизни. Он всегда был при ней. Но расцветал почему-то лишь под влиянием солнечной натуры Зои Григорьевны. Может быть, в ней копится солнце в полярный день? Ага, и солярий добавляет, который она открыла в поселке. Сказала, что без солнца не образуется витамин D, а без него не усваивается кальций.
Ольга выключила свет на кухне, пошла в гостиную. Она села на диван, взяла пульт и, почти не глядя на экран, переключала программы. Люди в телевизоре о чем-то говорили, она не слушала. В ушах стоял голос Зои Григорьевны, такой необыкновенно женский, каким она никогда не говорила прежде.
Зазвонил телефон. Ольга встала, пошла в прихожую.
– Да, – ответила она.
– Ольга, есть кое-что новое. Вы можете приехать?
– В ангар? – спросила она, чувствуя, как подскочило сердце.
– Нет, ко мне домой. Я кое-что хочу вам показать...
– Сейчас приеду.
Ольга посмотрела на часы: девятый час вечера. Но она же не просто так едет к Никите...
Ольга открыла шкаф, обвела взглядом то, что висело в нем. Потом закрыла, надела серые брюки и черный свитер. Ботинки и куртку, которые нашла в прихожей. Повесила сумку через плечо и вышла из дома.
До Тверской доехала быстро: минут за сорок из Измайлова добралась до центра – час пик прошел, стало свободней.
Едва она нажала кнопки домофона, как дверь открылась. Поднялась на третий этаж и увидела, что Никита уже стоит в дверях квартиры.
– Скорее, скорее, – бормотал он.
Она вошла, он не позволил ей снять куртку, взял за плечи и подвел к столу.
– Вот!.. – выдохнул он.
Ольга замерла. На столе, на снежно-белой скатерти, лежала темная фигурка.
– Путоранский баран. Это... он?
Она медленно повернулась к Никите.
– Вы думали, он другой? – спросил он.
– Такой... маленький...
– Точно, не гигант. Но дорого стоит, – заметил Никита.
– Да уж, – согласилась Ольга.
– Вы тоже так думаете?
– Я просто знаю...
Никита тоже знал, но не собирался говорить ей о Мазаеве, о тех неприятностях, которые доставил ему баран. Который должен изменить жизнь атабасков.
Но не только их.
Никита смотрел на нее, глаза Ольги блестели нетерпением и еще чем-то. Какой-то новой решимостью. Он приготовился услышать, что сейчас она объявит, что уезжает на Крайний Север.
Но ее лицо переменилось, она снова посмотрела на барана.
– Простоватый, я бы сказала. – Низко наклонилась над ним, как когда-то над колодцем, чтобы рассмотреть лягушку...
Никита шагнул к ней и, как тогда, едва заметно прижался бедром к ее бедру. Он почувствовал, что она замерла, но не отодвинулась. Только щека порозовела.
Потом Ольга быстро повернулась к Никите и выпалила:
– Зоя Григорьевна выходит замуж за атабаска из Канады. И уезжает туда.
– Вот как? Как же община? – изумился Никита, не до конца осознавая причину странной радости.
Ольга усмехнулась:
– Оказывается, любовь сильнее всего на свете. Никогда бы не подумала. – Она покачала головой.
– Вы не подумали бы так... о любви?
