Сергей снова усмехался: он ведь полностью, как ему казалось, контролировал ситуацию. В конце концов, когда-нибудь его жена не выдержит, сорвется… и он не станет оплакивать ее. А она держалась с видом неизъяснимого превосходства, думая, что умело скрывает от мужа свои случайные измены. И все больше и больше распоясывалась, превращаясь в хроническую пьяницу.
Это и была та райская жизнь, к которой она всегда стремилась. Сергей лучше всех знал, к чему это приведет, но не возражал против такого развития событий.
Мать Светланы вела хозяйство их загородного дома, фактически сторожила виллу летом и зимой. Молодые чаще всего приезжали на выходные, иногда и по будням; зимой катались на лыжах, в особо жаркие летние дни могли и переночевать. Огородно-садовые радости их не вдохновляли. Вилла служила престижным и надежным вложением капитала, а также занятием для Клавдии Афанасьевны.
Пономаревых-старших Светлана не жаловала, поскольку они не играли никакой роли в их жизни. Сергей дал им денег на какую-то простенькую дачку, и этим как бы откупился от родителей. Они не вмешивались в жизнь молодых, не были в курсе ни бизнеса, ни семейных отношений своего единственного сына.
Настя, внучка профессора Лаптева, продолжала учиться на биофаке. Оставшись совсем одна на белом свете, она научилась зарабатывать себе на жизнь, насколько это позволяло время. На конкурсе студенческих работ получила грант на проведение собственных исследований, честно заслужила рекомендации для будущего поступления в аспирантуру. Она носила фамилию дедушки с гордостью и уже начала понемногу разбираться в той проблематике, над которой в конце своей жизни работали дед и Антон Житкевич.
После гибели Антона она ни разу не вспомнила о своих акциях в фармакологической компании и о договоренности с Антоном. Для нее все это ушло куда-то далеко вместе со славным парнем Антоном, ее старшим другом и почти родственником, вместе со слезами о его гибели и болью от отъезда Костика…
Красивые бумаги с большими печатями так и остались лежать дома. Она не доставала их из старого серванта, считая, что эти бесполезные документы не принадлежат ей, но и не выбрасывая их только потому, что они казались ей последней памятью об Антоне Житкевиче…
После первого прикосновения к глубинам памяти загадочного пациента события в клинике и в семье доктора Сяо начали развиваться стремительно.
Молодой мужчина, который, по-прежнему называя себя Ло, в то же время осознавал себя российским гражданином Антоном Житкевичем, чудом выжившим в авиакатастрофе, восстанавливал свою память мучительно долго и неуверенно. Каждый отрывок воспоминаний, каждое новое имя, лицо, событие вызывали у него сомнения. Дом, семья, работа… так ли это было, как ему кажется? Совершалось ли все это на самом деле, или его воспоминания — плод больной фантазии, выдумки? Как отличить правду от неосознанного вымысла?… И, мучаясь всеми этими вопросами, Антон продвигался вперед, как слепец, осторожно нащупывая каждую пядь дороги, каждый миг прожитой жизни.
Эта работа затруднялась еще и тем, что поток его памяти не был непрерывным, в нем оставались пробелы, которые не восполнялись скудными сведениями из официальных документов и газетных материалов. Например, оставался неясным род его занятий, цель, с которой он когда-то летел в Китай. Удалось пока только установить, что в бумагах, оформленных посольством после гибели авиалайнера, Антон Житкевич был назван бизнесменом, одним из совладельцев российско-китайского предприятия. Но что это было за предприятие, чем оно занималось?
На помощь пришли многочисленные связи Цзяоцин среди ее ровесников — чиновников, дипломатов, экономистов; многие из этих молодых китайцев некогда учились с ней в колледже, путешествовали по тем же странам, проходили те же стажировки… Все вместе они составляли тот довольно узкий круг продвинутой китайской молодежи, которой, в силу положения или состояния их родителей, в числе первых был открыт доступ в страны Запада.
Дина позвонила в несколько мест, встретилась со старыми знакомыми и выяснила наконец, что российско-китайских СП в Пекине в те дни, когда Антон прилетел в Китай, было всего десять. Навести дальнейшие справки оказалось уже делом техники. Через несколько дней, которые Ло провел в большом нетерпении, девушке удалось выяснить название фирмы — «Фармацевтик инкорпорэйтэд». Это была крупная известная компания, с офисом в центре Пекина. Дина нашла знакомую и на этой фирме и пригласила ее на обед в симпатичный ресторанчик неподалеку от центрального офиса компании. Бывшие подружки долго предавались воспоминаниям о былых временах, болтали о том о сем, и все это время Дина, механически произнося слова, напряженно думала лишь об одном: удастся ли ей выяснить то, за чем она пришла?
Не раскрывая собеседнице всех карт, она придумала историю про знакомых русских журналистов, которые попросили ее собрать материалы о сотрудничестве России с Китаем. Прежде всего, необходимо было узнать, в какой именно области фармацевтики работает фирма и каково направление ее сотрудничества с Москвой, что за проекты они предполагали осуществить. Однако Цзяоцин не могла не понимать, что такого рода информация, скорее всего, является коммерческой тайной. Вдобавок ее приятельница, работавшая совсем в другом отделе, не связанном с Россией, могла дать ей только самые общие сведения. Но и этого, как выяснилось вскоре, оказалось вполне достаточно.
— Понимаешь, — болтала подружка, с аппетитом уплетая фирменное мороженое, которым славился этот пекинский ресторанчик, — в целом наша фирма занимается медицинским оборудованием, самым разным. Начинали с торговли лекарствами, потом перешли на приборы… Честно говоря, дела шли не так уж хорошо: мы больше пожинали плоды прежней репутации, чем действительно расширяли дело. Но вот два года назад, — и она интригующе сощурила свои и без того узкие блестящие глаза, — нам привалила настоящая удача. И связана она была, представь себе, как раз с сотрудничеством с Россией, чем ты интересуешься. Мы начали самостоятельные научные разработки, оборудовали лаборатории. И русские специалисты как раз сидят в отделе, где проводятся какие-то уникальные исследования.
— А ты не можешь сказать, с чем эти исследования связаны? — спросила Цзяоцин, затаив дыхание и усиленно пытаясь при этом скрыть жгучий интерес, который вызывал у нее рассказ подруги.
Но та с сожалением покачала головой:
— Это закрытая тематика.
Разочарованная Цзяоцин попыталась зайти с другой стороны:
— Но вам ведь наверняка нужна реклама. Понимаешь, те журналисты, которых я представляю, собираются провести широкую акцию, связанную с освещением разностороннего сотрудничества наших стран. Обидно будет, если ваша фирма, о которой и так не слишком много известно, останется в стороне от этой акции. А так, представляешь, и у нас, и в Москве, в широкой печати, масса публикаций, фотографий, положительных отзывов…
— Да ты с ума сошла! — ужаснулась сотрудница «Фармацевтик инкорпорэйтэд». — Как бы мне еще не досталось за то, что я тут с тобой разоткровенничалась!.. У них же там повышенная секретность!
— Ну ты ведь мне ничего толком и не сказала, так что опасаться тебе нечего, — рассмеялась Цзяоцин, и приятельница, несколько успокоенная, кивнула. А верная подруга Ло, искренне вздохнув, еще раз поинтересовалась: — Значит, моим журналистам у вас ничего не светит?
Собеседница пожала плечами:
— Ты лучше направь их к моему начальству, самой не советую ввязываться. И потом, я не уверена, что им это будет интересно, если они занимаются именно сотрудничеством двух наших стран: я слышала, что наша фирма теперь разрабатывает нечто новенькое. Не для России и не для Китая, а уже для Америки, Европы, для элитного мирового рынка.
И, не удержавшись, ощущая собственную значимость, она все-таки поделилась с Диной своим общим наблюдением. «Фармацевтик инкорпорэйтэд» стала процветать после заключения какого-то контракта с Россией, связанного с передовыми технологиями медицины, еще не распространенными в самой стране их изобретения. Обычно русские специалисты работают у них по четыре месяца, потом уезжают, меняются. А исследования продолжаются, дело нельзя считать законченным, хотя оно уже приносит миллионные прибыли. Сейчас в фирме никого из русских нет; последние передали часть ноу-хау своим китайским коллегам, но владелец патента — русский, поэтому сотрудничество все равно будет продолжаться. Для «Фармацевтик инкорпорэйтэд» этот контракт — золотая жила: дела сразу резко пошли в гору, среди клиентов и соинвесторов обозначились фирмы с мировыми именами, и даже зарплата сотрудников увеличилась за последние годы в три раза…
Потом девушки еще долго болтали о всяких мелочах, а когда попрощались, Цзяоцин от души поблагодарила подружку за то, что та нашла время с ней встретиться. Она искренне надеялась, что работница «Фармацевтик инкорпорэйтэд» не поняла, как много личного вкладывала дочь профессора Сяо в свои «экономические» вопросы; ей было даже немного неловко перед приятельницей за собственные «военные хитрости», тем более что она понимала: обычный малознакомый сотрудник компании никогда не стал бы говорить с посторонними о таких вещах, как научные разработки фирмы и ее международные контракты. Не стал бы даже из обычной корпоративной солидарности. Это неписаный закон деловой этики, и чтобы нарушить его, нужны серьезные основания.
