Однажды ночью, когда я провела столько времени без сна, что мое тело уже просто забыло, как нужно спать, я включила телевизор и, чтобы не разбудить Кейт, убрала звук. Ведущий Робин Лич проводил очередную экскурсию по громадному дому какого-то богатого и знаменитого человека. Там были и золотые унитазы, и буковые кровати ручной работы, и бассейн в форме огромной бабочки. Гараж на десять машин, теннисный корт и одиннадцать павлинов, которые бродили среди всей этой роскоши. Это был мир, который я не могла себе представить и в котором я не могла представить себя.
Будто я могла хоть когда-то представить себя в том мире, в каком жила.
Я не могла сейчас даже вспомнить, каково это: слышать истории о мамах, у которых рак груди, или о детях с врожденными пороками сердца, или еще что-то подобное, сочувствовать и радоваться, что это не коснулось твоей семьи. Теперь мы стали такой историей для кого-то другого.
Я не поняла, что плачу, пока Донна не присела передо мной и не забрала пульт от телевизора.
– Сара, – сказала медсестра, – я могу чем-нибудь помочь?
Я покачала головой, чувствуя неловкость оттого, что расплакалась, и еще больше оттого, что это увидели другие.
– Все нормально.
– Ага, а я – жена президента. – Она взяла меня за руку и потащила к двери.
– Кейт…
– …даже не заметит, что тебя не было, – закончила Донна мою мысль.
В маленькой кухоньке, где кофеварка работала двадцать четыре часа в сутки, она сделала нам по чашечке кофе.
– Извини, – сказала я.
– За что? За то, что ты не из камня?
Я покачала головой.
– Просто мне кажется, это никогда не закончится.
Донна кивнула, и, почувствовав ее понимание, я начала говорить. Когда я выложила все свои тайны и перевела дыхание, то поняла, что проговорила целый час.
– О Боже! Я отняла у тебя столько времени!
– Это не была напрасная трата, – ответила Донна. – Кроме того, моя смена закончилась еще час назад.
Я покраснела.
– Тебе надо идти. Уверена, что тебе сейчас хочется быть в другом месте.
Вместо того чтобы уйти, Донна обняла меня.
– Солнышко, – проговорила она, – разве не все мы хотим этого?
Дверь малой операционной открылась, и за ней оказалась небольшая комната, забитая блестящими инструментами, – похожая на рот с металлическими скобами. Встретившие ее доктора и медсестры были в масках и халатах, и только по глазам можно было догадаться, кто где. Анна дергала меня, пока я не присела рядом.
– А если я передумала? – спросила она.
Я положила руки ей на плечи.
– Можешь не делать этого, если не хочешь. Но я знаю, что Кейт рассчитывает на тебя. И мы с папой тоже.
Она кивнула и взяла меня за руку.
– Не уходи, – попросила она.
Медсестра провела ее направо, к столу.
– Подожди, сейчас увидишь, что у нас для тебя есть.
Она накрыла Анну подогретым одеялом.
Анестезиолог протер красной марлевой подушечкой кислородную маску.
– Ты спала когда-нибудь на земляничной поляне?
На теле Анны прикрепили гелевые присоски с проводками, через которые должен был поступать сигнал на мониторы, показывающие работу сердца и органов дыхания. Она лежала на спине, но я знала, что ее перевернут, когда из тазовых костей будут брать костный мозг.
Анестезиолог показал Анне гармошку на приборе.
– Подуй сюда, – велел он и накрыл лицо Анны маской.
Все это время она не отпускала мою руку. Наконец ее ладонь расслабилась. Она попыталась сопротивляться, и, хотя тело уже спало, плечи были еще напряжены. Одна медсестра положила руки на плечи Анне, а другая – на плечи мне.
– Это просто реакция на лекарства, – объяснила она. – Можете ее поцеловать.
И я поцеловала ее прямо через маску. И шепотом поблагодарила. Я вышла и сняла бумажную шапочку и бахилы. Я смотрела через крошечное окошко, как Анну перевернули на бок и взяли из стерилизатора невероятно длинную иглу.
Тогда я поднялась наверх, чтобы ждать вместе с Кейт.
Брайан заглянул в палату Кейт.
– Сара, – устало сказал он, – Анна зовет тебя.
Но я не могла быть в двух местах одновременно. Я держала возле Кейт миску, на случай если ее опять начнет рвать. Рядом Донна помогала уложить Кейт на подушку.
– Сейчас я немного занята, – ответила я.
– Анна тебя зовет, – повторил он.
Донна перевела взгляд на меня.
– Все будет в порядке, – пообещала она, и, помедлив секунду, я кивнула.
Анна была в детском отделении, где палаты не были герметично изолированы. Я услышала ее плач еще в коридоре.
– Мамочка, – хныкала она, – болит.
Я села на кровать и обняла ее.
– Я знаю, зайчик.
– Ты можешь остаться со мной?
Я отрицательно покачала головой.
– Кейт больна. Мне нужно возвращаться.
Анна отодвинулась.
– Но я же в больнице, – сказала она. – Я в больнице!
Я посмотрела на Брайана поверх ее головы.
– Ей дают обезболивающее?
– Очень мало. Медсестра утверждает, что детей лучше не пичкать лекарствами.
– Это просто смешно. – Когда я встала, Анна захныкала и схватилась за меня. – Я сейчас вернусь, солнышко.
Я обратилась к первой же медсестре, которую нашла. В отличие от онкологического отделения, здесь я никого не знала.
– Ей дали тайленол час назад, – объяснила женщина. – Я знаю, что ей все равно больно…
– Роксицет. Тайленол с кодеином. Напроксен. Если этих лекарств нет в предписаниях врача, то узнайте, можно ли их выписать.
Медсестра рассердилась.
– Я уважаю ваше мнение, миссис Фитцджеральд, но я сталкиваюсь с этим каждый день, и…
– Я тоже.
Я вернулась в палату Анны с детской дозой роксицета, которая должна была либо облегчить боль, либо усыпить, и она тогда ничего не почувствует. Я вошла и увидела, как Брайан пытается своими большими руками застегнуть крошечную застежку цепочки с кулоном на шее Анны.
– Думаю, ты тоже заслужила подарок, потому что сделала подарок своей сестре, – произнес он.
Конечно, надо было вознаградить Анну, за то что у нее взяли костный мозг. Конечно, она заслуживала признания. Но мысль о том, что кого-то нужно награждать за перенесенные страдания, честно говоря, никогда не приходила мне в голову. Мы все уже так долго страдали.
Они оба подняли голову.
– Смотри, что папа мне подарил! – воскликнула Анна.
Я протянула лекарство. Мой подарок был не таким роскошным.
После десяти часов Брайан принес Анну в палату к Кейт. Она передвигалась медленно, как старушка, опираясь на Брайана. Медсестры помогли ей надеть маску, халат, перчатки и бахилы, чтобы она могла войти – это было нарушение правил, потому что детей обычно в изолированные палаты не пускали.
Доктор Шанс стоял возле штатива, держа пакет с костным мозгом. Я повернула Анну так, чтобы ей было все видно.
– Вон там, – указала я ей, – то, что ты нам дала.
Она поморщилась.
– Какое противное. Можете забирать.
– Так и сделаем, – сказал доктор Шанс, и ярко-красный мозг потек к центральному катетеру Кейт.
Я усадила Анну на кровать. Места хватало как раз для них двоих.
– Больно было? – спросила Кейт.
– Немного. – Анна показала на кровь, которая текла по пластиковой трубке в отверстие на груди Кейт. – А это больно?
– Не очень. – Она немного приподнялась. – Анна?
– Что?
– Я рада, что это взяли у тебя.
Кейт положила руку Анны на то место рядом с катетером, где было ее сердце.
Спустя двадцать один день после пересадки костного мозга у Кейт начало увеличиваться количество белых кровяных клеток: доказательство того, что трансплантат прижился. Брайан уговорил меня пойти с ним в ресторан, чтобы отпраздновать это событие. Он нанял частную сиделку для Кейт, заказал столик в ресторане и даже принес мне мое черное платье. Он забыл туфли на каблуках, поэтому мне пришлось идти в старых сабо.
В ресторане почти все столики были заняты. Как только мы сели, к нам подошел сомелье и предложил вина. Брайан заказал «Каберне совиньон».
– Ты хоть знаешь, красное это вино или белое?
Кажется, за все эти годы я не видела, чтобы Брайан пил что-то кроме пива.
– Я знаю, что это алкогольный напиток и что у нас праздник.
Сомелье наполнил бокалы, и Брайан поднял свой.
– За нашу семью, – провозгласил он.
Мы подняли бокалы и выпили по глотку.
– Что ты закажешь? – спросила я.
– А что хочешь ты?
– После больничной еды очень хочется нежное филе. – Я закрыла меню. – Ты уже знаешь результаты последнего анализа крови?
Брайан опустил глаза.
– Я надеялся, что мы придем сюда, чтобы не думать об этом. Понимаешь? Просто поговорить.
– Я и хочу поговорить, – согласилась я. Но когда я смотрела на Брайана, то могла говорить только о Кейт, а не о нас. Мне незачем было спрашивать, как прошел его день, – он взял отпуск на три недели. Нас связывала только болезнь Кейт.
Опять повисла пауза. Я посмотрела вокруг и увидела, что непринужденно разговаривали только за теми столиками, где сидели молодые и стильные люди. Пары постарше, на руках которых блестели обручальные кольца, не оживляли свой ужин беседой. То ли они чувствовали себя уютно, зная мысли друг друга. То ли после определенного возраста просто не остается тем для разговора.
