— Потому что их герои обычно — сильные люди, которыми владеют сильные чувства. Они так стремятся к счастью, что в конце концов заходят слишком далеко, пересекают границу — и оказываются в горе. Чтобы познать предел счастья — надо перейти этот предел, и тогда познаешь предел горя. Но это — полная, настоящая, предельно насыщенная жизнь. Жизнь Ромео и Джульетты.
(Ты ведь слышал, что от большого счастья люди могут плакать, а от большого горя — смеяться в истерике? Что от большого счастья, так же как от большого горя, люди иногда умирают, — сердце, видишь ли, не выдерживает такой нервной нагрузки.
Посмотри на мой цилиндр — на границе противоположности сходятся и переходят одна в другую.)
— А почему сильный герой иногда кончает с собой? Почему застрелился Хемингуэй?
— Есть два уровня ответа.
Уровень первый. Человек кончает с собой, потому что устал от жизни, не может перенести страданий, смириться с крахом, не желает конца в одряхлении, измучен депрессией.
Уровень второй. Хемингуэй был сильной, активной личностью, с авантюристическими задатками: охотник, боксер, солдат, писатель, мужчина. Ему были необходимы сильные ощущения, которые он и получал от своих действий.
И вот телесно он стар и немощен. Не может писать, любить, драться, путешествовать. А душе, то бишь нервной системе, необходимы сильные ощущения! То есть сильные, крупные поступки! И та самая страсть к ощущению жизни, которая владела им всегда, толкает его на последний, страшный, предельный поступок — зарядить любимое ружье и спустить курки.
— Ладно, это — немощная старость. А в расцвете сил? А Маяковский?
— Как пел Высоцкий, «на цифре тридцать семь с меня в момент слетает хмель»… Страшный возраст. Дуэль Пушкина, болезнь Байрона, конец многих — ведь всего этого, казалось бы, легко можно было избежать. Таланты будто нарочно лезли на рожон — или просто хватались за веревку и пистолет! Почему?..
Талант — это тот, кто совершает что-то крупное, новое. Кто изменяет действительность — будь то в искусстве, науке или политике. То есть человек большой жизненной энергии — взломать рамки привычного и шагнуть дальше слабому не по плечу.
Тридцать семь — как бы вершина жизни, пик духовных сил, переломная точка, здесь кончается взлет и начинается спуск: физические силы уменьшаются. Представляешь, как гоночный автомобиль на скорости не вписывается в вираж и вылетает с трека? Вот так избыток могучей жизненной энергии на главном, вершинном повороте вышвыривает гения из жизни. Тот самый избыток энергии, который вознес его к высочайшему пределу — переносит его через этот предел, через роковую черту, прочь из мира.
(На моем цилиндре — он пересекает границу, и максимум энергии сливается с ее минимумом, с пустотой, со смертью.)
А болезнь, оружие или катастрофы — детали тут неважны…
— Откуда у вас, интересно, столь мудрые суждения? — осведомился Матвей.
— Дорогой друг, — отечески сказал Звягин. — Протрубишь пятнадцать лет по глухим гарнизонам — тут мно-огое, знаешь, передумаешь, пока ветерок в степи свищет. Много разных мыслей придет в голову.
Под яркими фонарями Театральной площади народ тек из подъездов Мариинки с «Лебединого озера». Расторопная лотошница совала мороженое в протянутые руки.
— Вот тебе сахарная трубочка — подсластить горечь знаний, — угостил Звягин подопечного. — На сегодня хватит — мне завтра дежурить. А вон и трамвай.
С площадки махнул рукой. Отражения трамвайных окон вопросительно дрожали в очечках Матвея.
Дома дочка терпеливо выждала, пока Звягин, обронив пару слов о своем времяпрепровождении («Прочищал мозги одному оболтусу, которого мы месяц назад из Крюкова канала выловили»), примет душ и плюхнется на диван, кинув в стакан молока оранжевую соломинку.
— Зачем ты этим оболтусом занялся? — запустила она первый вопрос.
— Чтоб он не стал никчемушником.
— А что такое никчемушник?
— Человек, который вместо того, чтобы толком работать, иметь семью и жить нормальной жизнью, мучится над всякими умными вопросами, мечется в сомнениях, всем неудовлетворен, не знает, что к чему в жизни — и в результате жизнь его проходит бесплодно и зазря.
— А если ты ему все объяснишь? Он изменится?..
Звягин хлюпнул молоком, к негодованию жены, и покачал ногой в красной остроносой домашней туфле:
— Надеюсь. Осознает, как устроен мир. И займется чем-нибудь полезным и продуктивным.
— Твоему самомнению нет границ, — сообщила жена из спальни, протирая лицо на ночь лосьоном.
— Ты всегда умела тонко польстить. Гони наследницу спать, у нее завтра, помнится, контрольная по математике.
— Командовать удается лучше тебе. И почисти мне, пожалуйста, коричневые сапоги.
— Слушаюсь, мэм-сагиб!
Когда человек всецело увлекается какой-то проблемой — он вдруг начинает сталкиваться с ее проявлениями на каждом шагу. Днем на станции «скорой» в руках у Джахадзе оказались хемингуэевские «Острова в океане», и он с восторгом довел до сведения окружающих следующую выдержку:
— «Томас Хадсон лежал в темноте и думал, почему все так называемые хорошие люди непереносимо скучны, а люди по-настоящему хорошие и интересные умудряются в конце концов испортить жизнь и себе, и всем ближним». А?! — Откинулся на спинку стула, обведя слушателей блестящими черными глазами.
Возникла небольшая дискуссия.
— «Правильный» человек следует прописной морали. Он вяловат, банален, не способен на оригинальные мысли и поступки. Вот вроде и хороший человек — а не тянет к нему, — выразил свое коллективное мнение прекрасный пол.
— Хорошим и интересным людям вообще туго живется. Жизнь такая, — сказал Гриша.
— Молодец Хемингуэй, — раскрыл рот молчавший доселе Звягин. — Ведь не знал, почему, но вопрос поставил верно.
Народ развеселился.
— У вас, как всегда, готово решение любого вопроса, Леонид Борисович?
— Любого не любого… «По-настоящему хороший и интересный человек» полон жизни и жаден до жизни. Скука, однообразие, бездействие претят ему. Ему всегда необходимы действия и перемены. Он ищет добра от добра, как говорится. И в этом поиске, в этой жажде жизни как бы пересекает грань счастья и благополучия — и ввергает в горе и себя, и близких, с которыми связана его судьба.
— А проще вы можете?
— Могу. Слишком хорошо — тоже не очень хорошо. Во всем нужна мера. Поэтому сплошь и рядом хороший человек совершает хорошие поступки с плохими последствиями. Пожалеет подлеца, возьмет на себя чужую вину, уступит очередь на квартиру слезливому вымогателю, — в ущерб себе и другим хорошим людям.
Вынужденное безделье привыкших к занятости людей располагает пофилософствовать. Речь завели об «Идиоте» Достоевского. Врачи, в отличие от филологов, предпочитают судить о литературном произведении с точки зрения здравой практичности. Сошлись на том, что князь Мышкин был именно слишком хорош, прямо святой, — и в результате своих действий разрушил жизнь и свою, и тех, кому желал добра. Добрые дела фанатика имеют злые результаты.
Звягин цвел: размышлять о вечных проблемах оказалось занятием более увлекательным, нежели он предполагал. Выступать в качестве наставника-мыслителя было лестно. Ощущая свою власть, он играл с Матвеем, как снисходительный кот с нахальным мышонком. Его зеленые глаза щурились, в голос прокрадывались мурлыкающие ноты. Подкованные каблуки отмеряли по гранитным набережным ритм мысли, как метроном.
— О добре и зле, — Матвей упрятывал едкий изгиб губ в пушистую бородку. — Что сильнее? Что победит?
— Добро и зло — как две стороны листа бумаги, как два полюса магнита; их не существует по отдельности, они всегда вместе. Как ум и глупость, как сила и слабость: мы сравниваем силу со слабостью и только так узнаем, что она сила. Как ты узнаешь, что я делаю тебе добро? Мысленно сравнишь с тем, что я был волен совершить противоположный поступок, и тебе было бы плохо. Смотри: старшина кормит солдат. Добро это? Нет. Это его обязанность, его служба: не накормит — накажут. А вот ты голодаешь, и незнакомый человек тебя взял да накормил. А другой обругал и камнем кинул. Появились добро и зло: одно сравнивается с другим, подразумевает возможность другого. Добра нет самого по себе, оно добро относительно зла. Если исчезнет зло, то добро не с чем будет сравнивать, слово «добро» потеряет смысл и исчезнет: если ты сожжешь одну сторону листа бумаги, исчезнет и другая сторона — сгорит весь лист. Добро и зло — парное понятие, как верх и низ. Поэтому одно никогда не победит другое, они будут вечно.
— А при столкновении в жизни какой человек победит — добрый или злой? Хороший или плохой?
— Плохой, — без колебаний признал Звягин. — В борьбе всегда победит кто? Сильный. Вот два человека равной силы — физической, ума, связей. Один — плохой: он способен и на плохие поступки, и на хорошие. Другой — хороший: он не способен на плохие поступки! Получается, что плохой как бы в два раза сильнее, вооруженнее хорошего.
