Осталось только расписаться и пересчитать пачки…
То есть, конечно, наоборот…
Пачек, правда, оказалось больше, чем договаривались…
Прохоров недоуменно поднял глаза на приятеля.
Тот почти возмущенно пожал плечами:
– Дача…
Слава точно помнил, что Александр с ним проблему второго объекта недвижимости не обсуждал и цену не обговаривал. Наш герой вообще не имел ни малейшего понятия, сколько стоит такая дача…
А какая?
Он тут даже представления не имел, потому что не видел ни самого дома, ни участка, ни документов, которые сразу забрал Александр…
Прохоров мог не сомневаться (с риэлтором они были знакомы уже много лет и наш герой не раз убеждался в почти совершенной честности и сравнительно не хамских аппетитах приятеля), что выплачиваемая сегодня сумма за дачу не будет безумно отличаться от реальной рыночной…
Но все-таки…
– Ты не имел права… – сказал он.
– Ну да… – честно признался Александр. – Но выбора у меня не было… Человек смотался в эту деревню, все посмотрел, все документы проверил, а потом положил на стол эти деньги со словами «Вот кэш, гони документы…» Я тебя набрал, ты не отозвался, других вариантов у меня нет, а я знаю, что ты торопишься…
«И комиссионные неплохие рядом лежали…» – подумал Прохоров.
Это невинное мошенничество…
А это было, конечно, мошенничество – продать товар, не обговорив цену с владельцем…
И именно невинное, потому что Слава с девяностодевяти-процентной вероятностью согласился бы на предложенную цену, разве что попробовал бы поторговаться для приличия…
Так вот это невинное мошенничество сначала возмутило нашего героя, но потом он подумал:
«Ну что, в самом деле…
Я человека вижу, скорее всего, в последний раз…
Если бы оставался, надо было бы в уме галочку поставить, что он способен на такие проделки…
Хотя, если честно, я и так раньше знал…
Но это на остальном фоне такие мелочи…»
Александр стоял у окна, курил (без спросу) и ждал решения своей участи. В принципе, по-игроцки…
… а по установившейся традиции все кляузы, где участники не могли договориться сами, рассматривались «играющими», в среде которых такие казусы были наиболее часты и которые имели большой опыт в разрешении сложных деловых споров…
Так вот, по-игроцки, Слава сейчас мог повесить на риэлтора любую сумму в качестве штрафа. И никто и никогда бы не вступился за проштрафившегося, потому что вина его была голая и всем понятная…
Надо сказать, что рассуждаем мы сейчас (а Слава в тот момент) на чисто блатном уровне, который среди приятелей, да и в тех сферах, в которых вращались они, применялся только изредка и в последнее время все реже и реже. Но что делать, если в свое время советская власть загнала обычных и нормальных торговцев в криминальную зону, и то, что должны были решать арбитражные или обычные суды, переехало в ведение блатных законов?
А при общей криминализации и, можно сказать, «блатнизации» страны, такой переезд вообще выглядел бы, как норма. Однако, как ни странно, процесс этот шел не совсем однозначно, не в точности по схеме, которую можно было бы себе представить в этой ситуации.
Прохоров, например, не помнил, когда в последний раз конфликт решался на основе «законов», третейского суда, к которому можно было приравнять «игроцкие разборки». Сегодня все решалось на уровне – у кого серьезней власти за спиной. Не у кого больше прав, что, в общем-то, тоже беззаконие, а кто сильней, тот и прав. Этакий феодализм на марше…
Страна, вместо того, чтобы принять «блатные» законы, имевшие свою внутреннюю логику и даже справедливость, вслед за криминалом, пришедшим к власти, отринула любые…
Потому, невзирая на все их старинные отношения, Александр стоял в напряжении, ожидая решения Прохорова. Риэлтор тоже был не пальцем деланный, но он понимал, что записная книжка у Славы, скорей всего, толще, чем у него…
– Ладно… – сказал наш герой после длинной паузы, – живи, мелкая ты сволочь… Состоялось…
– Бабу тебе надо… – выдохнул Александр, понявший, что «мелкая сволочь» – это все наказание, которое ему уготовано за проделки, и его вдруг понесло. – Баба тебя быстро смягчит, негоже мужику в твоем возрасте одному бедовать… Давай я тебе Надьку приведу. Телка роскошная и больше всего она любит…
Тут Прохоров не выдержал (особенно его взбесило то, что неизвестная шалава носила имя его любимой женщины, а выслушивать, что она там больше всего любит – вообще за гранью) и прервал «доброжелателя»:
– Что с моей хатой? – почти заорал он.
– Не успеваю… – оробел Александр. – Не могу пока что ничего сделать, с БТИ непорядок… Похоже тебя развели с разрешением на перепланировку, там должен человечек из отпуска выйти, если он подтвердит, что подпись его на документе, тогда все в порядке…
– И когда?
– Выходит через три дня… – четко, почти по-военному, доложил риэлтор.
«И тут пролет… – понял Прохоров, – не успею… Значит достанется квартира “мелкой сволочи”…»
Александр ушел, а Слава бросился к проему, потому что в последние моменты разговора с приятелем ему послышалось там какое-то движение. Сегодня вечером, в крайнем случае завтра утром, как раз по его подсчетам должна была вернуться Надя, и он начал отчаянно стучаться в стену. Но поскольку никто не отзывался, Прохоров с горя даже отодвинул «уродца» и заглянул внутрь…
Никого…
Он вернулся к столу, высыпал на стол все свои бабки, надо же было их пересчитать перед походом в банк…
И вдруг понял, что чего-то здесь не хватает…
Дело было не в деньгах, их и так была невозможная куча, дело было в порядке, который во всем необходимо было соблюдать.
Прокрутив в памяти события последних дней, Слава понял, что деньги от Гороха за купленные «там» книги никто так и не привез…
Измученный беготней последних дней, Прохоров завалился спать, решив позвонить «лидеру строительной промышленности» завтра с утра.
Но проснувшись утром, позабыл о своем решении. Позавтракал, разложил на столе свое богатство, чтобы все-таки сосчитать чего и сколько. Но в тот момент, когда он это сделал, наш герой услышал, как в замок за его спиной, в двери его «сегодняшней» квартиры кто-то пытается воткнуть ключ…
Поскольку ключей таких на свете, как уже говорилось, было только три комплекта, и первый лежал в кармане Славиной куртки, а второй – Маринкин – на столе, можно было не сомневаться, «кто скребется в дверь ко мне…»
Да и кто мог еще вот так нагло, не позвонив ни в трубку, ни в дверь?
Как говорится, «Помяни черта, а он уже тут как тут…»
И остановить этот процесс у Славы не было никакой возможности…
Ключ, поскольку новый и не притертый, вставлялся плохо, и у Прохорова образовалось несколько секунд…
Но как убрать со стола несколько сот тысяч долларов, чтобы их было минимально видно вошедшему?
Правильно, наш герой так и поступил – стряхнул со стола на пол всю кучу, надеясь, что скатерть длинная и Вадик ничего не заметит…
У него еще был выбор – затолкать деньги под стол и сдернуть ткань так, что она будет перекрывать панораму от входа…
Или наоборот, опустить ее со своей стороны, а деньги не заталкивать и тогда их будет видно только от стены, если «бычара» начнет шляться по квартире.
Но наклонившись, чтобы поправить одну, по неведомым для Прохорова законам физики оказавшуюся чуть в стороне пачку, вернуть заблудшую овцу в родное стадо, он увидел, что «уродец» не на месте…
Тут уже стало не до денег…
Слава рванулся к проему, плечом сдвинул шкаф и в тот момент, когда ввалился Вадик, оказался у стены, прикрывая спиной оставшуюся щель, потому что и сдвинул наш герой «уродца» впопыхах не совсем удачно…
Тут, как кажется, нужно сказать пару слов о Вадике, о котором мы уже упоминали несколько раз, но все как-то вскользь…
А почему я считаю нужным это сделать, читатель поймет потом…
Высокий, мускулистый, проведший не один час своей жизни в качалке, он отличался веселым нравом и полным отсутствием всяких представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо.
Видно было, что эта «кроха» никогда к отцу не приходила, и сакраментального вопроса ему не задавала. Да не факт, что и отец у него когда-то был, то есть физиологически – конечно, но вот насчет того, чтобы мужик в доме, чтобы вместе воздушных змеев пускать, в зоопарк ходить, а потом и водки выпить – сомнительно…
И то ли в связи с полным отсутствием отца, то ли в связи с почти полным отсутствием матери, которой приходилось почти круглосуточно вкалывать, чтобы одеть и обуть, мозг у парня не сформировался. И был заменен инстинктами, рефлексами, стереотипами, частично позаимствованными у приятелей, жителей убогого района на краю Москвы, частично почерпнутыми в телевизоре.
Казалось, что Вадик, как когда-то Иов, был пожертвован Богом дьяволу для проведения сомнительных экспериментов. И дьявол, лишив ребенка детства и тепла, с любопытством наблюдал – что на пустое место положит школа, двор, страна.
