Молодому кузнецу велосипед служил целых шесть лет — «даже в поле ездил на нем».
Неудивительно после этого было узнать: руками мастера по железу сделаны многие ульи в деревне, сундуки, лодки, столы, диваны и табуретки, наличники на окна, чемоданы для ребят, отбывающих в армию. Удивительно было слышать: руками кузнеца в Карасихе и окрестностях сложено восемьдесят печей. А после войны, в 1947 году, он построил радиоузел, сам его обслуживал и был первым диктором. Когда же появились в Карасихе телевизоры, кузнец вполне разобрался в устройстве «ящиков для гляденья», стал их чинить и чинит до сего часа.
Вот такие руки у человека. Надо ли говорить, что все в его доме — от щеколды на двери и до трубы — сделано собственными руками.
Работы кузнецу — хоть отбавляй.
Вырастил Василий Иванович двух сыновей.
«После люльки у горна грелись». На вопрос: «А что теперь сыновья?» — кузнец улыбнулся: «Сыновья должны выше отцов подыматься. Не пожалуюсь — люди умелые. Когда их работу гляжу, чувствую себя самоучкой и подмастерьем. Оба в Горьком на большом производстве».
Пока мы сидели у кузни, привели ковать лошадь. Кажется, лошадь хорошо кузнеца знала: чуть подошел — подняла и согнула в колене ногу.
— Ковать, давно пора ковать тебя, милая…
Мы увидели, как это делается. Как подбирает кузнец подкову, как примеряет ухналь (ковочный гвоздь), как расчетливо-точно вгоняет его в копыто.
Древнейшее дело у всех народов! И древнейшая из профессий — кузнец. Фамилии Кузнецов, Ковалев, Коваленко и Коваль — производные от профессии. То же самое у поляков — Ковальский, то же у англичан — Смит, Фабр (кузнец) — у французов. Говорю об этом Василию Ивановичу, но он прилежно занимается лошадью.
— Кажется, дело простое. А вот книжка для сельского кузнеца наполовину состоит из инструкции, как подковать лошадь…
Подъезжает парень на мотоцикле. Василий Иванович встречает его насмешкой:
— Ну что, и твой расковался?..
Узнав, в чем дело, выносит сверло и маленький молоток.
— Такой пустяк, и не можешь своими руками. Ну а если я завтра умру…
У парня свои заботы. Садится на подправленный мотоцикл — и только пыль столбом над дорогой.
Кузнец вздыхает:
— Не могу я этого понимать. Кузня, хорошо это знаю, деревне нужна. А ведь никто не придет, не скажет: так, мол, и так, дядя Вася, покажи, научи. Со мною вместе умрет и кузня. Даже, пожалуй, раньше.
Показав гостям, как работает горн, как закаляют и отпускают поковку, кузнец вернулся к прерванной мысли:
— Исчезнет… А ведь она последняя тут, над Ветлугой. Мне особенно жалко. Шутка сказать — полвека в ней отстучал.
Когда прощались, кузнец салютом три раза стукнул по наковальне.
— Спасибо за интерес. И счастливой дороги! А я в свое удовольствие часик-другой поиграю с железом…
С пригорка в черемухе за ручьем было слышно состязание двух соловьев. А между пением — стук по железу железом. И синий дымок над черемухой. Старушка кузня еще дышала и подавала свой голос.
Колодец
Первый раз я увидел такой колодец в музее деревянного быта под Горьким и поразился: неужто были такие?!
— Почему «были»? Если поехать в дальние села по-над Ветлугой, и сейчас колодцы увидишь.
Из-за колодцев в Карасиху мы и поехали.
На опрятной, ухоженной улице сооружение это заметишь сразу — четыре огромных столба, над ними обширный шатер из досок, а под шатром сам колодец. Глубокий. Настоящая шахта. Вода в глубине далекой неясной луной серебрится. Подъемник у этой водяной шахты поражает больше всего. Это привычный ворот, но не с ручкою для верченья, а с огромным, едва ли не в два городских этажа колесом. Как сдвинешь такую махину?..
К колодцу из дома напротив семенит бабушка лет под семьдесят. Подошла, поставила ведра и немедленно — к колесу. Вернее, прямо в его исподнюю часть. И пошла внутри колеса по ступеням, как белка. Свободно, привычно пошла… Смотрим в колодец — бадья достигла воды, и старушка сейчас же, изменив положенье, пошла в обратную сторону.
И вот бадья уже наверху. Вода ломит зубы, вкусная, чистая. Ковшиком бабка отлила воду в ведра и, отказавшись от помощи, закачалась под коромыслом к дому… Примерно четвертого класса школьница подошла. Тот же порядок — белочкой бег в колесе, а потом ковшиком разливанье воды по ведрам. Никаких заметных усилий, как будто играючи подымалась из глуби пода.
Колодец с колесным агрегатом.
В этот же день колодцы с колесными агрегатами мы увидели в соседних с Карасихой деревнях. Узнали: когда-то такие колодцы строили в каждом селенье («Четыре недели — колодец готов»). Потом появились колонки с водой. Удобная с виду новинка, однако не всех осчастливила. «Зимой в трубах вода замерзает, и ржавчина в ней — для чая уже не то, и для стирки вода не годится». Стали спешно чинить заброшенные было колодцы.
А в Карасиху и в соседнее с ней Благовещенское снабженье водой по трубам прийти не успело. По этой причине «ступные» колодцы тут в полном и образцовом порядке. Ось у ворота смазана. Место возле колодца песочком посыпано. Две скамьи под навесом. Не только воды наберешь, но можно передохнуть у колодца, узнать деревенские новости. Кое-где тут же почтовый ящик, чугунное било на случай пожара…
Загадка же колеса над колодцем разрешается просто. Там, где близко вода, ее черпают прямо рукой (помню, в нашем селе был для этого крюк на шесте). Всем известны колодцы с журавликом.
Колодец с воротом распространен повсеместно. Но там, где вода глубоко (в Благовещенском до нее сорок метров!), слишком долгое дело — опускать-подымать обычных размеров ведро.
На цепь укрепляют бадью ведер на пять. Но попытайтесь верчением рукоятки вынуть бадью из колодца — тяжелая штука! И тогда какой-то смекалистый мастер придумал огромное колесо. Он, возможно, не знал учения Архимеда о рычагах.
Но именно закон рычага лежит в конструкции знаменитых и редких теперь «ступных» колодцев. Дотронься рукой — колесо уже закрутилось. Но проще и легче идти внутри колеса…
Даже в музее «ступной» колодец производит сильное впечатленье. Но есть места, где «мужицкая техника» исправно, с большим запасом надежности продолжает служить человеку.
Фото автора. 1 июля 1981 г.
По бычкам у дороги вы сразу поймете: пересекли границу Полтавщины. Полоса отчуждения справа и слева от шоссейной дороги обжита скотиной: бычок на приколе, полсотни метров — еще бычок. И так многие километры и на многих дорогах.
Бычки не просто пасутся, бычки живут у шоссе. Утром и вечером навещает их маленький трактор с поилкой, в нужное время поменяют бычку место прикола. И так продолжается с мая и по октябрь, пока у дороги зеленеет трава.
Так просто и по-хозяйски используют все, что вырастает за лето под жарким полтавским солнцем. Лугов в этом крае немного — земли заняты пашней. Трава в полосе у дороги — сама драгоценность. Но скосить ее трудно. Механизмам тут тесновато, да и портятся они часто, натыкаясь возле дороги то на камень, то на железо. Берут траву местами косой. Но много надо косцов! И вот уже четвертый год на Полтавщине траву у дорог, у оврагов и на крутых склонах убирают сами бычки. И хорошо получается! Держит бычка, разумеется, не веревка, а хорошая цепь. Прикол — металлический, кованный в кузне. Затраты рабочей силы по такому содержанью скотины невелики — два человека опекают две сотни бычков. А всего на приколе на Полтавщине в этом году 67 тысяч бычков.
К осени, к октябрю, это будут уже не бычки, а упитанные быки, нагулявшие тело на полоске придорожной травы.
Нехитрому новшеству не полезно ли поучиться у полтавчан?
Фото автора. 7 июля 1981 г.
(Окно в природу)
Если плыть до Горького по Оке пароходом, то после древнего правобережного села Копаново замечаешь: река, повсюду спокойная, вдруг начинает петлять — солнце видишь то прямо по курсу, то сбоку, то за кормою. «Проплываем Кочемарские луки», — скажет знающий пассажир.
Село Кочемары, давшее лукам названье, с реки не увидишь — оно остается где-то слева по борту, за островами ольхи и ветел, за зубцами мещерского хвойного бора. На Кочемарских луках вообще никакого селенья не видишь.
А если плыть, скажем, в августе, то и людей тут тоже не видно. Одни стога! Десятки верст они тянутся над рекою слева и справа, то открытые глазу, то затененные зеленью пойменных ветел, лип и гривами леса. Они стоят то цепочкой возле озер, то кучно, как африканские хижины.
