Мы весь день двигаемся, разговариваем, едим, но о взгляде Найи Найи не забываем. Когда же наступает ночь, мы стараемся удержать свет глазами и охрипшими голосами призываем его:
— Вернись к нам, Божественный свет! Вернись!
Но взгляд медленно отдаляется, и подступают холод, тьма, пустота. Мы прижимаемся друг к другу и в ожидании сна глядим широко раскрытыми глазами во тьму.
В это время мы зажигаем лампы, множество ламп, освещаем, что только можно. Аллигатор всюду вставляет лампочки по сто ватт. Сурсум Корда размахивает своим карманным фонарем, Луиза затепливает жертвенник со свечами, Теклаве зажигает свою масляную лампу, Пальмито поджигает старые газеты, Камоа буравит ночь фарами. Мы идем в те места, где горит, искрится, мерцает свет, где на домах неоновые лампы, а на барах мелькают вывески в шесть рядов. Мы оказываемся там, где пальцами чувствуешь вибрацию света, как будто все время прикасаешься к электрическим приборам. Хочется больше света, света всех цветов. Мы ненадолго заглядываем в кино, где крутят фильмы о пустыне или о вечных снегах. Одевшись в белое, мы стоим в свете прожекторов взлетающих самолетов.
Мы словно слепцы, жаждущие света, слепцы, которые хотят видеть, видеть все время. Мы почти не отваживаемся закрывать глаза. Ночи наводят на нас страх. Приходится без передышки шагать в поисках Найи Найи. Как только в одном здании гаснут огни, мы спешим к другому. Мы входим в вестибюли, нажимаем на автоматические выключатели, [223] поднимаемся на крыши, чтобы попасть под свет фар, идем по железнодорожному полотну, чтобы поезд ослепил нас сиянием своего единственного глаза.
Свет безумен, и мы без конца крутимся вокруг него, натыкаясь на его острые углы. Уинстон беспрестанно чиркает спичками и созерцает белое пламя, которое вспыхивает и неподвижно горит в течение нескольких секунд.
Мы занимаемся этим всю ночь, потом на заре до возвращения Найи Найи и лишь тогда засыпаем под ее умиротворяющим взглядом, падая от усталости, кто где может.
В пасмурные дни ее взгляд, смутный и туманный, исходит отовсюду понемногу, и тогда мы мерзнем. Джин Шипучка идет на отмель и ищет солнечный камень, камень Си гурда Сира. Он, конечно же, здесь, среди гальки, на вид такой же, как другие, серый и холодный, но под солнечными лучами он начинает светиться. Джин Шипучка подбирает камешки и крутит их туда-сюда. Мы не отстаем от нее, ведь, если Джин Шипучка найдет солнечный камень, это, может быть, нас спасет. Мы уже не будем бояться, что нас бросили. Мы пойдем по дороге, которую укажет камень, будем идти месяцы и годы и наконец найдем то укромное место, где среди сияния прячется Найя Найя. Но как отыскать солнечный камень? На отмели столько камешков, и все одинаковые. Джин Шипучка проверяет их один за другим и бросает в море. Под тяжелым небесным сводом все мы пленники, мечтающие вырваться на свободу. Мы ищем источник света, потому что из него глядит на нас Найя Найя. Нашел же Сигурд Сир свою дорогу, несмотря на ураганы арктического моря. Когда опускались сумерки, его камень слабо светился, и потому корабли смогли добраться до островов фаро. Мы же лишь хотим обрести лицо Найи Найи, сияющее, ликующее в небесах, увидеть ее улыбку, ее глаза, которые сверкают, подобно двум черным камням, и почувствовать на себе ее нежный взгляд, дарующий жизнь.
[224]
Пока ты не покроешься потом,
Нечего и надеяться, что перед тобой на листе
Возникнет жемчужный замок.
[225]
Мы путешествуем среди звуков. Это занятие не из легких, прежде всею потому, что на земле их очень много. И мы без конца пребываем в волнении, а порой и в страхе. Но Найе Найе известен секрет, как ходить среди звуков. Начинать нужно осторожно, с какого-нибудь тихого звука, от которого не слишком много шума. Например, с воды, капающей из крана в раковину, с капелек, падающих на губку. Ты подходишь к раковине и слышишь:
кап! кап! кап! кап!
и так без конца, звук такой слабый, и приходится задерживать дыхание, чтобы его хорошенько разобрать. Это не бог весть какой звук, всего лишь звук капающей воды, но, когда ты прислушиваешься к нему, тебя уносит в странную неизведанную страну. Это как бы путешествие на изнанку вещей, попадаешь в прохладный темный грот цвета морской волны, с потолка которого срываются и падают на ковер из мха капельки воды.
В этой стране много воды. Ты неторопливо продвигаешься по гроту, и перед тобой лужи, пруды, озера. Капли, падая со сталактитов, образуют на черной воде круги.
Начав путешествовать среди звуков, уже нельзя остановиться. Ты туг, бредешь, не разбирая дороги, среди озер и лагун. Снаружи, с улицы, доносится шорох шин по асфальту, и это как бы равномерные ряды деревьев между озерами, высоких деревьев с гладкими стволами. Урчание моторов составляет листву, шары из зеленых и серых листьев, дрожащие у вершин.
Ты перескакиваешь от одного звука к другому, и появ- [226] ляется много новых вещей. «Би-би!» — сигналят грузовики, и это как жирные птицы, взгромоздившиеся на ветки деревьев. Издавая носовой звук, по канализационным трубам течет вода. И перед тобой тут же возникает белая песчаная дорога, уходящая прямо к горизонту. Идешь по дороге, и под твоими ногами хрустит песок; и при каждом шаге в траву, крадучись, шмыгает зверек. Видимо-невидимо ласк, куниц, скунсов, землероек. Раздается глухой удар, который отзывается в земле, словно взрыв в шахте, и это очень высокая гора, белая и черная, у самого горизонта, обрывистая гора с дорожками обвалившихся камней. Она неподвижно высится над землей, огромная и голая, а камни все осыпаются и осыпаются: «Бум-бурум!»
Безграничные небеса пустынны. Ты проходишь между озерами, и звук твоего дыхания прокатывается по пространству. Это тяжело дышит собака, и перед тобой тут же появляются стада диких лошадей. Поднимая брызги, они несутся вскачь по болотам, следом за черным жеребцом-вожаком с горящими глазами. Из их расширенных ноздрей идет пар. Куда они направляются? Но в стране звуков все происходит без причины, а потом угасает. Именно поэтому нужна осторожность. Нужно крепко зажмурить глаза и ждать.
Трехкратный скрежет автобусных тормозов, и ты тут же видишь три красивых железных моста, перекинутых через озера. Но вот озера исчезают. Теперь перед тобой с грохотом течет синяя-синяя река, и все потому, что на стройке заработала силовая пневматическая установка. Это широкая река с мощным течением, и ты, замерев, следишь за бегом ее волн.
Недалеко включен радиоприемник. Некоторое время до тебя доносятся звуки музыки: "Glad to be gone" Рика Poбертса, и возникает большой висячий сад с множеством красных цветов, белых шампиньонов и синей травы. Когда музыка замолкает, ты слышишь бурчание приглушенного стенами человеческого голоса. Это живущие под землей слепые зверьки роют под землей свои бесконечные ходы. Вспышка, и перед тобой посреди песчаной площадки — усеянный растениями цветник. Мотор лифта урчит на крыше здания, и вот ты уже на морском берегу, и перед тобой обрушиваются на песок, скребут его и отступают прочь мягкие волны.
В стране звуков все скоротечно, все движется очень быстро: через бамбуковые леса шпарят, громыхая, тапиры- машины с опущенными мордами; когда бьют часы, по небу [227] проносятся, вычерчивая свои линии, зеленые и красные птицы; когда где-то снаружи свистит при скорости 8000 оборотов в минуту электрическая фреза, по серой поверхности морских вод мчатся огромные акулы, касатки, дельфины.
Порой тебя далеко уносит один-единственный звук. Со скрипом и скрежетом он увлекает тебя в полярные страны к белым снежным ледникам под молочное небо. Есть звуки холодные, они покрывают тебя инеем, но вот секундой позже раздается громыхание двигателей пролетающего самолета, и ты переносишься в лес, переплетенный лианами, где между листьями очень высоко над собой видишь кусочек прорезанного белой молнией чернильного неба.
При желании ты можешь использовать для путешествия человеческие голоса. Бывают голоса пронзительные — острые, покрытые солью камни, которые царапают твои босые ноги. Бывают голоса такие низкие, такие басистые, что ты попадаешь в широкую лощину с темными елями, где пастухи перекликаются с вершин, и их голосам многократно вторит эхо:
Жиордан!
Жиордан!
Бывают слова липкие, стоит их услышать, и вот уже вокруг тебя большие листы клейкой бумаги. Ты бьешься, рвешь бумагу ногтями, но листы снова падают на тебя, липнут к твоим рукам, ногам, волосам.
Бывают голоса такие нежные, такие прекрасные, ты снимаешь телефонную трубку и ничего больше не слушаешь. Ты тут же оказываешься на острове посреди лазурного моря. Свет искрится на гребне волн, длинные отмели усеяны кораллами, манцениллы образуют тенистые уголки. Голос по- прежнему звучит около твоего уха, и ты плывешь вдоль острова на парусном судне.
