Мария Арбатова - Кино, вино и домино

Ольга слушала вполуха, его журчание дополнительно раскрашивало улицу. Архитектура вокруг пела, цветы на балконах сорили на голову алыми лепестками, фонтаны журчали, витрины сияли.

– А чем плохи тайки и китайки? – спросила Ольга потому, что видела, что ему нравится говорить об этом.

– Неужели ты не понимаешь? Неужели ты доверила бы им свое тело на пляже? Ты сошла с ума! – Ромео остановился, словно ударенный током. – Как же можно? Ты же не знаешь, кто их учил! Массаж – это не тереть и хлопать, это лечить и возрождать уснувшие очаги энергии! Иногда человек приходит ко мне с такой спиной, что я прошу принести снимок от врача. К тому же эти тайки на пляже не моют руки! Представляешь, как они разносят с человека на человека любую кожную инфекцию!

– О, я про это не думала, – согласилась Ольга с Ромео и подумала, что его профессиональный энтузиазм начинает заслонять впечатление от Таормины.

– А ты еще не знаешь, какими кремами и маслами они пользуются! Они берут просроченное виноградное и оливковое масло! На помойке! Ты не представляешь себе, как Сицилию переполнили эмигранты! Видишь черных? – Два красавца негра стояли перед растянутым одеялом и продавали выложенные на нем маски. – В хорошую погоду с Сицилии видно Африку. Каждый день на плотах и лодках приплывает тысяча черных! Их бесполезно отправлять обратно, они завтра вернутся. Они расползаются по континенту через нас! И становятся бандитами!

– Какой ужас!

– Морская полиция обязана спасать незаконных эмигрантов, подплывающих на разваливающихся судах. А на нормальных – это уже не спасение, а незаконное пересечение границы! Представляешь, какие идиотские законы? – Ромео махал руками в сторону моря. – Их помещают в Центры приема, потом выдают справку, что они должны покинуть Италию за три дня… и отпускают! А если их отправлять за наш счет, на это уйдет весь бюджет страны!

– А мафия борется с этим? – спросила Ольга.

– Зачем мафии в это лезть? Это работа политиков. Они получают за это зарплату. Мафия – серьезные люди! Они переживают за судьбу Италии! – пояснил Ромео и посмотрел на нее глазами старшего товарища. – Ты – очень несвободная. Ты сутулишься. Ты слишком много работаешь. Тебе надо сбросить с себя какую-то тяжесть… Как говорила моя бабушка, женщин старят не годы, а мужчины. Тебе ведь лет пятьдесят. Я вижу, я – профессионал. Тебе надо заняться собой и завести молодого мужчину рядом! Иначе начнешь болеть!

– Спасибо, Ромео, я подумаю! – Ольга была тронута его заботливостью.

Тут он схватил ее за руку и почти потащил на лесенку, круто уходящую с улицы вниз. Ольга затормозила.

– Не бойся! – захохотал Ромео. – Я вышел из отеля, а не из тюрьмы, где десять лет не видел женщин! Каждый день я массирую много женщин, и каждая вторая пытается затащить меня в постель! Я просто хочу показать тебе то, что ты не найдешь без меня!

Они сбежали вниз и оказались возле древней кирпичной стены, тянущейся на несколько десятков метров. Стена была высоченная, с трехэтажный дом, вся в огромных нишах. На ее основе сверху были построены дома.

Ромео приник к стене щекой, как дети прикладывают к уху раковину, чтобы услышать в ней шум моря. Сделал знак, чтобы Ольга поступила так же. Подчинилась, но ничего не услышала.

– Это Навмахия! Когда я был мальчиком, мама брала меня с собой на работу. Мы жили внизу. Она работала горничной в отеле, а я бегал целый день по Таормине. Показывал достопримечательности. И туристы угощали меня мороженым! – У него было совершенно счастливое выражение лица. – Я мог стать гидом. Но это не профессия для мужчины!

– Навмахия? Это что? Бассейн для морских боев? «Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» – наконец сообразила Ольга и начала щелкать фотоаппаратом.

В тишине звенели насекомые.

– Представь, три тысячи лет тому назад все здесь было залито водой! В этих нишах стояли статуи богов и героев! И на воде шел спектакль, в котором по-настоящему сражались корабли и галеры! А участвовали в них осужденные на смерть пленные и преступники! – Он говорил с детским восторгом. – А вокруг стояли и сидели зрители! В детстве, когда я прислонялся ухом к камню, я слышал шум воды, стук мечей и копий, человеческие крики! А теперь редко… Пойдем скорее, я хочу еще успеть показать тебе Одеон!

Потом они осматривали греческий театр, возведенный еще раньше Навмахии и даже римского Колизея. И крытый театр Одеон, построенный для собраний. Вплотную к театру подобрались жилые дома. И он смотрелся как антикварное украшение в современном стеллаже.

Ромео рассказывал, как по ночам в темноте краснеет Этна, это означает, что из нее льется лава. И сицилианцы говорят, что это их кровь, потому что кто только не завоевывал остров! И в мире нет людей добрее и веселее сицилианцев.

И если здесь прохожий просит стакан воды, то сицилианец всегда нальет стакан вина. И еще у них самые вкусные сладости: торт кассата с кремом или мороженым, трубочки с кремом и взбитым творогом. К тому же только сицилианцы едят фрукты и мороженое с белым хлебом! И над ними за это смеется вся Италия!

Ольга отключилась от времени и расслабилась. Ромео вдруг посмотрел на часы и строго сказал:

– Если не остаешься со мной, то тебе пора идти! Я поставлю тебя на ту улицу, с которой увел, и покажу, как дойти до встречи с твоей экскурсией!

Это было как ведро холодной воды. Ольга подумала, что безумно хочет остаться и никогда в жизни не пожалеет об этой ночи. И может сейчас позвонить Наташе, Вете, Дине и Лизе. Объяснить, что так сложились обстоятельства, что она… ну никак не может вернуться к закрытию фестиваля. Поймут и простят. А если не поймут и не простят, тоже не смертельно.

Потом представила себе – Сулейманова привезли в плохом состоянии, кому-то нужно открыть церемонию награждения. А может быть, и вести ее целиком. И змий чувства долга, как всегда, надкусил яблоко ее решения…

Они вышли на улицу, на которой встретились. Ольга подняла на Ромео благодарные глаза и сказала:

– Ты показал мне потрясающие вещи. Потратил на меня время. Могу я оплатить твою работу экскурсовода?

Итальянец помрачнел и ответил:

– Ты хочешь обидеть меня? Я ведь сицилиец! Мы половину жизни тратим на работу, а половину – на любовь. Это была не моя работа, а моя любовь к тебе и к Таормине!

– Может быть, приедешь в Россию? И я покажу тебе мой город! – предложила она.

– Нет, в Россию не собираюсь. Я хочу поехать в Рейкьявик, мой брат прислал фотографии, там очень красиво. Там люди идут по снегу босыми ногами в горячий источник! И вода в источнике как кофе латте! И если просидеть в ней сорок минут, то вылечишься от всех болезней! – восхищенно сказал Ромео. – Иди, ты опоздаешь. И тебе придется платить очень большие деньги за такси до твоего отеля!

Ольга обняла его, поцеловала. И тут же пожалела. Потому что раздражение от того, что не останется на ночь, стало увеличиваться в геометрической прогрессии. Ромео понял это, шутливо повернул Ольгу лицом в нужном направлении и ушел, сказав:

– Иди скорее, а то я тебя не отпущу! Чао!

Она не обернулась. Понимала, что если обернется – останется. Медленно побрела по улице. Сияние Таормины погасло потому, что Ромео ткнул носом в ее самую главную проблему.

В амплуа пожилой хорошей девочки, которая никак не научится делать то, что нравится, вместо того, что нужно. И понимает, что мешает этим и своему развитию, и своей семье, и своим детям.

Ольга попробовала поспорить с собою, мол, итальянец на улице в Таормине – это слишком! С другой стороны, почему слишком? Потому что дома ее ждет старый муж, брак с которым она сохранила в угоду детям и родителям, и молодой любовник, без которого не удалось бы сохранить старый брак?

Ни муж, ни любовник не отказались бы ради чувства долга от приключения в Таормине. А почему ей нельзя? Почему она не может себе этого позволить? И ведь уже не так много времени осталось, чтобы дарить себе подарки…

И получается, что она не может встать в полный рост ни в работе – это просто опасно для жизни; ни в удовольствиях – каждый раз находит причину, почему нельзя именно сейчас; ни в дружбе – всегда будет прощать предающих потому, что сама не совершенна.

И ведь по большому счету она даже завидует деградирующим, хамоватым рублевским ровесницам, позволяющим себе осуществлять желания, хоть и таким неприглядным образом. И понимает, что «хорошие девочки» внутри них взбунтовались не от хорошей жизни. А взбунтоваться более эстетично просто не хватает воспитания.

Пока шла, перегрелась без головного убора, пришлось умыться в прохладном фонтанчике и намочить волосы. Это отвлекло от самобичевания. Села выпить чашку кофе в одной из кафешек, расположенных на ступеньках узкой горной улочки. Выпила кофе и, завороженная красотой нижней улицы, попробовала дойти до места встречи по ней.

Улица оказалась краем дороги перед обрывом вниз, утыканным отелями и раскрашенным сиренево-розовыми облаками олеандра. С нее были видны террасы на склонах холмов, кипарисы и заборы из грубых, вручную отесанных камней, разбивающие ландшафт на геометрически правильные прямоугольные куски.