Относительно нянечек и сестер Виолетта ни капли не волновалась. Эти брали охотно и легко, но, главное, им она не боялась дать, потому что чувствовала себя ровней. Многие из них, как и она, были приезжими. Если и попадались ленинградки, на Виолеттиных весах место их рождения уравновешивалось ее высшим образованием, которого у них не было. Доктора же, работавшие в больнице, в сравнении с ней, были белой костью. Здесь надо было что-то придумать, потому что врачи, в руках которых теплилась жизнь мужа, не станут брать из ее рук. Мысль о пасынке Виолетта отставила. Для этого его руки годились еще меньше. Так ничего и не надумав, она вбежала в вестибюль.
Сунув рубль бабке-гардеробщице, закрывшей глаза на неприемные часы, Виолетта справилась в регистратуре и, узнав номер отделения, побежала вверх по лестнице. К палате она подошла с замирающим сердцем. Плоское, раздавленное лицо сливалось с беловатой подушкой. Приблизившись, Виолетта уловила неверное дыхание и едва заметное биение шейной жилы.
Убедившись в том, что за ночь не случилось худшего, она приказала себе успокоиться и собраться. В больницу попадают многие, и родственники, не теряющие головы, всегда что-то делают. Что делать ей, Виолетта не знала. Ни разу в жизни ей не доводилось бывать в реанимации. В больнице она лежала лишь однажды: в памяти всплыла веселая палата, в которой недавние роженицы болтали о том о сем, коротая дни. Другая, куда Виолетта никогда не входила, располагалась в дальнем тупичке коридора. Туда не возили детских тележек, но женщины, лежавшие за той дверью, выходили время от времени и шли вдоль стены. Мимо веселых палат, живших новыми хлопотами, они двигались медленно, глядя в землю, и те, кто попадался им навстречу, испуганно уступали дорогу. Виолетта вспомнила, как однажды, едва не столкнувшись, шарахнулась в сторону: если коснуться мертвородившей, можно навредить и себе, и младенцу. Тут, опомнившись, Виолетта ругнула себя: об этих, родивших трупики, сейчас опасно думать.
Изгоняя дурное воспоминание, она поправила одеяло и принялась думать о матери, которая теперь - если сделала все, как сказано, - уже сидела в поезде. Эта мысль вывела на ровную дорожку, и память наткнулась на правильное. Вдруг Виолетта вспомнила, как когда-то, много лет назад, мамину сестру увезли в больницу, и мама отправилась навещать, прихватив с собой тряпку, ведро и веник. Соседская баба Люба, на которую мама оставляла Виолетту, подняла ее на смех, дескать, нормальные люди к больным - с гостинцем, а ты - с тряпками, как на поденную. А мама ответила, что гостинец купит потом, когда сестра пойдет на поправку, а теперь надо помочь делом: нянек не хватает, не врачу же, ученому, волохаться с тряпкой по углам.
Облизнув сухие губы, Виолетта направилась к раковине. Там стояло ведро, но тряпки не было. Окинув взглядом пустую заправленную кровать, она подумала было о простыне, но не решилась тронуть казенного. Вместо этого Виолетта стянула через голову свитер и сняла с себя блузку. Блузка была новая, но, оглянувшись на запястье, пронзенное иглой, Виолетта отвернула краны и, наполнив почти до краев, поволокла в дальний угол. До порога она добралась как раз к приходу няньки.
"Отец, что ли?" - стоя в дверях, нянька поинтересовалась сочувственно. "Нет", - тыльной стороной ладони Виолетта утерла лоб. "Ага, то-то я смотрю, ты - беленькая, а он - чернявенький". Удивляясь, Виолетта глядела на русую голову мужа. "Врачи-то скоро придут?" - наконец сообразив, о чем говорит старуха, Виолетта перевела разговор. "Известно когда, когда на обход пойдут, - нянька объясняла словоохотливо. - А ты, раз уж тут, в тумбочках помой и прибери: вчера двоих перевели в общую. Что испортилось - на помойку, или сама чего съешь, раковина вон немытая, а я покамест - туалеты", - распорядившись привычно, она неохотно взялась за ведро, может быть, надеясь, что родственница вызовется помыть и туалеты.
Покончив с тумбочками, Виолетта села на стул дожидаться обхода. На мужа, лежавшего неподвижно, она косилась с опаской. Темный линолеум блестел. Оглядывая испорченную блузку, приткнутую под раковину, она решала, стоит ли сунуть няньке, или с нее довольно и так.
Счет деньгам Виолетта знала с детства. Даже тогда, когда был жив отец, мать выгадывала непрестанно, считая и пересчитывая копейки. В ее голове словно бы работал конторский арифмометр, и щелкающий звук крутящихся дисков перебивал звуки внешнего мира. Еще девочкой Виолетта удивлялась: считая, мать безотчетно шевелила губами, и если кто-то обращался к ней в это время, отвечала слишком громким голосом, как будто перекрикивала стук арифмометра. Когда-то давно Виолетта обещала себе никогда не становиться такой, как мать, но, повзрослев, замечала в себе материнские привычки, с которыми старалась бороться.
Теперь, отмыв пол, она снова вернулась к ленинградским мыслям, и мысли эти были безрадостными. Город, в который она приехала, так и не стал для нее родным. Друзья мужа, первое время приходившие в гости, глядели на нее не то чтобы презрительно - настороженно. В их обществе ей всегда казалось, что каждый из них дожидается, когда она произнесет заведомую глупость, чтобы мгновенно это отметить, многозначительно переглянувшись. Веселая и разговорчивая с рождения, Виолетта в их присутствии все больше помалкивала. Сколько раз она уговаривала себя не робеть, но тон, который они брали, звучал непонятно и насмешливо. Этот тон Виолетта хотела, но не могла перенять. С нянечкой, говорившей про чернявенького, она чувствовала себя легко, но в то же время стыдилась этой легкости, потому что нянька была темной дурой, к тому же нахальной и неблагодарной.
Прервав неприятные раздумья, Виолетта прислушалась к неровному дыханию и, не уловив изменений, отправилась на пост - знакомиться с сестрой. Молодая девица сидела за столом в тупичке. Лампочка, бросавшая ровный желтый круг, высвечивала крашеные волосы. У корней они успели отрасти. Кажется, сестра дремала, по крайней мере, расслышав Виолеттины шаги, она испуганно вскинулась: "Господи! Чего крадешься? Напугала". С сестрой они были одних лет.
Обрадовавшись легкому "ты" (не хватало еще выкать с крашеной дурой), Виолетта спросила про мужа. "Как ты говоришь, Могилевский? Ну и фамильица, для нашего отделения - как специально..." - Сестра полистала толстую тетрадь и покосилась на вопрошающую: "Муж, говоришь? Что, и дети есть?" - "Дочка", - Виолетта ответила тихо. "Вообще, ты молодец, вовремя привезла. Вчера говорили, еще бы полчаса... Считай, спасла. Приезжая, небось?" Виолетта знала, что выгоднее подтвердить, но, выслушав речи лохматой девицы, ответила высокомерно: "Ленинградка". - "А чего ж за старого пошла? - сестра взбила крашеные волосы. - Теперь вот мыкайся всю жизнь - с инвалидом". - "Ничего, зато - богатый, - щелкнув сумочкой, Виолетта нащупала бумажку. - На вот, всю ночь, небось, не спала. Тебе - за труды". - "Спасибо, конечно, - девица хихикнула благодарно, - труды мои там - в ординаторской". Виолетта оглянулась недоуменно.
"Слушай, можно я ночью подежурю? Мало ли... Подать, принести..." -"Чего, тоже в ординаторскую потянуло, от старого-то муженька?" - девица подмигнула весело. Только теперь Виолетта заметила, что девица выпившая. "Ладно, вот придет Верка, сменщица, я ей тебя покажу. Она уж скоро заступает - на сутки. Ты иди пока, побудь в палате". Разговор с сестрой показался странным, но, вспомнив про Юлика, который должен был подойти к одиннадцати, Виолетта заспешила в вестибюль.
"Ну, как?" - Юлий спрашивал упавшим голосом. "Ничего", - после разговора с сестрой она ответила неуверенно. Отвлекаясь от неприятных мыслей, она заговорила о состоянии его отца, подробно описывая, каким нашла его поутру. "Ты говорила с врачом?" - "Не успела. Нет никого. Только нянька и сестра. Сестре я заплатила, договорилась, буду дежурить ночью. Пол вымыла в палате". Юлий слушал удивленно. О деньгах Виолетта говорила буднично, словно весь век давала нянькам и сестрам. "А что, без денег нельзя?" - Юлий спросил, не заметив, что этот же вопрос, но звучавший по-иному, он задавал той, о которой старался не вспоминать. "Не знаю, наверное, можно, - она вспомнила разговор с сестрой, - но с деньгами все-таки лучше". Определенно, в разговоре с сестрой было что-то неприятное, но Виолетта никак не могла уловить. "Много дала? Может быть, еще?" - Юлий вынул кошелек. "Не надо", - Виолетта остановила руку
Только теперь Виолетта наконец сообразила: определенно, сестра намекала на врача. "Юлик, послушай, мне кажется, надо дать доктору, но сама я боюсь. Может быть, ты? Вот, у меня с собой, я приготовила", - быстрой рукой она провела по груди, нащупывая денежный сверток. "Ты уверена, что надо? А если, наоборот, все дело испортим?" Никогда Юлию не приходилось давать взяток. "Хорошо. Поглядим до завтра", - взяв мешочек, принесенный Юликом, Виолетта побежала обратно.
За разговором она пропустила обход. Белые халаты роились у соседней палаты, когда, запыхавшись, Виолетта подбежала к своей. Новая сестричка, миловидная девушка лет двадцати, вышла навстречу. Девушка торопилась за врачами, и Виолетта постеснялась спросить. Вообще, эта сестра, в отличие от утренней, внушала робость. Однако утренняя, кажется, обещание сдержала, потому что в обед молодая сестричка подошла и предложила поесть: "Вашему все равно положено, идите, съешьте его порцию". Доброта мгновенно растопила робость. Все-таки немного стесняясь, Виолетта раскрыла сумочку и, нащупав бумажку, сунула в сестринский халат. Она боялась, что молодая девушка откажется возмущенно, но та поблагодарила и посоветовала сходить к сестре-хозяйке за чистым бельевым комплектом. "Положено раз в день, но вы дайте рубль. Когда придет в себя, белья не напасетесь".
