Проснувшись на следующий день утром, Тертулиано Максимо Афонсо понял, почему вчера, сев в машину, он сказал здравому смыслу, что тот в последний раз видит его с фальшивой бородой и что с этого момента он намерен жить с открытым лицом, ни от кого не прячась. Пусть маскируется кто-нибудь другой, сказал он решительно. Такое высказывание на первый взгляд могло показаться всего лишь брошенным сгоряча обещанием потерявшего терпение человека, которому выпали тяжелые испытания, но оно было, хотя мы и не сразу догадались об этом, чревато серьезными последствиями, его можно сравнить с вызовом на дуэль, который послали противнику, заранее зная, что одним только вызовом дело не кончится. Однако, прежде чем продолжить наше повествование, необходимо посвятить несколько строк анализу не сразу замеченного нами логического противоречия между заявлением, сделанным Тертулиано Максимо Афонсо во время его короткой поездки со здравым смыслом и теми его действиями, о которых мы сейчас собираемся рассказать. Бегло перечитав последние страницы предыдущей главы, мы сразу выявим это противоречие, оно кроется в нескольких высказываниях Тертулиано Максимо Афонсо, встреченных здравым смыслом с вполне оправданным скептицизмом, достаточно вспомнить, что, во-первых, он решил поставить конечную точку в истории с двумя одинаковыми людьми, во-вторых, постановил себе никогда больше не встречаться с Антонио Кларо, а в-третьих, заявил, прибегнув к тому наивному риторическому приему, которым так часто завершают театральное действие, что он бросил игру, отошел от шахматной доски и вышел из комнаты, его там уже нет. В этом и состоит противоречие. Как Тертулиано Максимо Афонсо может утверждать, что его там уже нет, что он вышел, бросив игру, если, едва успев проглотить завтрак, он тут же побежал в ближайший канцелярский магазин и купил картонную коробку, чтобы послать в ней по почте Антонио Кларо не более и не менее как ту самую бороду, при помощи которой он в последнее время так удачно маскировался. А если мы вообразим, что у Антонио Кларо в ближайшее время может появиться потребность в маскировке, то это уже его личное дело, и Тертулиано Максимо Афонсо тут ни при чем, он ведь уже вышел, хлопнув дверью, сказав, что больше туда не вернется. Когда Антонио Кларо через два или три дня откроет в своей квартире коробку и увидит фальшивую бороду, которую сразу узнает, он обязательно скажет своей жене: то, что ты сейчас видишь, кажется бородой, но на самом деле это вызов на поединок, и жена спросит его: почему ты так думаешь, ведь у тебя нет врагов, и Антонио Кларо ответит ей, что не иметь врагов невозможно, враги появляются не потому, что мы хотим, чтобы они у нас были, но по причине их собственного непреодолимого желания занять наше место. В актерской среде, например, роль, состоящая из десяти строк, вызывает с обескураживающей частотой зависть тех, кто получил роль в пять строк, с этого все и начинается, с зависти, и если потом тот, у кого была роль в десять строк, получит двадцать, а тот, у кого было пять, только семь, то почва окажется щедро удобренной и на ней начнет произрастать пышная, густая и прочная неприязнь. А какую роль, спросит Элена, играет во всем этом присланная тебе борода. Именно в ней, я забыл тебе сказать, прибыл Тертулиано Максимо Афонсо на нашу встречу, признаться, я даже благодарен ему за такую выдумку, ты только представь, что в поселке кто-то мог бы увидеть его и принять за меня, какая была бы неразбериха. Что ты с ней будешь делать. Можно было бы послать ее обратно с нелюбезной запиской, чтобы он к нам больше не лез, но не привело бы это к непредвиденным последствиям, бывает, что начать что-то легко, а закончить трудно, а мне надо думать о моей карьере, у меня теперь роли по пятьдесят строк, если все будет хорошо, а сценарий способствует этому, то передо мной откроется прекрасная перспектива. Я бы на твоем месте порвала ее и выбросила или сожгла, убьешь змею, не будет яда. Но наш случай не смертельный, а тебе борода точно ни к чему. Не смейся, у меня сорвалось с языка, от всего этого я просто делаюсь больна и душой и телом, мне ужасно думать, что в нашем городе живет человек точь-в-точь как ты, хотя я все еще не уверена, что ваше сходство такое уж полное. Я уже говорил тебе, оно действительно полное, абсолютное, даже отпечатки пальцев в наших удостоверениях личности совершенно одинаковые, я успел сравнить. Мне делается плохо, когда я об этом думаю. Не поддавайся, прими успокаивающее. Уже приняла, принимаю с тех пор, как он нам позвонил. А я и не заметил. Ты не очень-то ко мне внимателен. Неправда, как же я мог заметить, если ты принимаешь таблетки потихоньку. Прости, я немного нервничаю, но не беспокойся, я с собой справлюсь. Настанет день, когда мы совсем забудем об этой проклятой истории. Но пока он еще не настал, и нам надо решить, что делать с его мерзкой бородой. Я спрячу ее вместе с усами, в которых я играл в том фильме. Как тебе не противно хранить бороду, которую надевал на лицо кто-то другой. В том-то все и дело, человек другой, а лицо такое же. Если ты хочешь свести меня с ума, то повторяй как можно чаще, что твое лицо это его лицо. Успокойся, пожалуйста. И потом, мне непонятно твое намерение сохранить эту бороду, словно речь идет о какой-то реликвии, и в то же время считать ее вызовом на поединок, посланным рукой врага, как ты сам только что сказал, открыв коробку. Я не сказал, что он мой враг. Но ты так подумал. Может быть, и подумал, но это неверно, он не сделал мне ничего плохого. Но он уже существует. Его существование так же тяжело мне, как мое ему. Но ведь не ты начал его искать. На его месте я бы поступил так же. Ты не стал бы его искать, если бы посоветовался со мной. Согласен, ситуация не из приятных, но она неприятна нам всем, и я не понимаю, почему ты так воспламеняешься. Я не воспламеняюсь. Да у тебя сейчас огонь из глаз полыхнет. Но вместо огня из глаз Элены внезапно полились слезы. Она повернулась к мужу спиной и убежала в спальню, закрыв за собой дверь с большей силой, чем было необходимо. Если бы свидетелем этой прискорбной супружеской размолвки случайно оказался какой-нибудь суеверный человек, то он, возможно, не преминул бы приписать причину конфликта зловещему воздействию той маскарадной принадлежности, которую Антонио Кларо упорно желал сохранить вместе с фальшивыми усами, что были на нем, когда он начал свою карьеру артиста. И скорее всего, человек этот покачал бы головой с видом притворного сожаления и изрек бы, словно оракул: кто своими руками ввел в дом своего врага, пусть потом не сетует, ибо он был предупрежден и не прислушался.
Более чем в четырехстах километрах отсюда, в своей старой комнате, в которой он жил еще мальчиком, Тертулиано Максимо Афонсо готовился отойти ко сну. Выехав из города во вторник утром, он всю дорогу рассуждал сам с собой, решая, следует ли ему рассказать своей матери что-либо из того, что с ним теперь происходит, или же, наоборот, лучше держать язык за зубами. На пятидесятом километре он подумал, что лучше всего будет сразу все выложить, на сто двадцатом спросил себя, как подобная мысль могла прийти ему в голову, на двести десятом ему показалось, что шутливое объяснение в анекдотическом духе могло бы, пожалуй, удовлетворить любопытство его матери, на триста четырнадцатом он понял, что он дурак и плохо ее знает, на четыреста сорок седьмом, остановившись у порога своего родного дома, он не знал, что ему делать. И теперь, надевая пижаму, он думает, что его приезд был непростительной ошибкой, лучше бы ему остаться дома, залезть в свою спасительную раковину и ждать. Правда, здесь он вне пределов досягаемости, но, нисколько не желая обидеть дону Каролину, которая ни своим внешним видом, ни своими нравственными качествами не давала ему повода для подобного сравнения, Тертулиано Максимо Афонсо чувствует, что попал в волчью пасть, залетел, словно беззаботный глупый воробышек, в ловушку, не подумав о последствиях. Мать не задавала ему вопросов, она только иногда бросала на него выжидающий взгляд и тут же отводила глаза, будто говоря: не хочу быть навязчивой и нескромной, но ты же мне обещал, и если ты думаешь, что тебе удастся уехать, так и не дав мне объяснений, то глубоко заблуждаешься. Лежа в постели, Тертулиано Максимо Афонсо пытается подойти к проблеме с разных сторон и не находит решения. Мать сделана совсем из другого теста, чем Мария да Пас, которая принимает или делает вид, что принимает любые его объяснения, она могла бы ждать всю жизнь, если придется, момента открытия истины. А мать Тертулиано Максимо Афонсо каждой своей позой, каждым жестом, ставя перед ним тарелку, помогая ему надеть пиджак или давая ему чистую рубашку, как бы напоминает: я не прошу, чтобы ты рассказал мне все, ты можешь иметь какие-то сугубо личные секреты, но с одним условием, я хочу знать то, от чего зависит твоя жизнь, твое будущее, твое счастье, это мое право, и ты не можешь мне отказать. Тертулиано Максимо Афонсо погасил свет на ночном столике, он привез кое-какие книги, но сейчас ему не до чтения, а что касается месопотамских цивилизаций, которые, несомненно, ввели бы его в прозрачное преддверие сна, то они, будучи очень тяжелыми, остались дома, тоже на ночном столике, заложенные на той поучительной странице, где рассказывается о царе по имени Тукульти-Нинурта I, процветавшем, как обычно говорится в исторических сочинениях, где-то между тринадцатым и двенадцатым веками до нашей эры. Дверь комнаты, которая не была заперта, неслышно приоткрылась в темноте. Вошел Томарктус, пес, пожелавший проведать, тут ли еще хозяин, который появляется теперь так редко. Он средней величины, шерсть густо-черного цвета, без того сероватого отлива, который обычно встречается у собак. Странное имя дал ему Тертулиано Максимо Афонсо, так поступают многие ученые хозяева, вместо того чтобы назвать щенка одним из традиционных имен, например Джек, Рекс, Султан или Адмирал, обычных для данной породы и передающихся по наследству в течение многих поколений, он нарек его именем пса, жившего, если верить палеонтологам, пятнадцать миллионов лет назад и являющегося ископаемым предком, как бы Адамом, всех тех четвероногих, которые бегают, что-то вынюхивают, ловят блох, а иногда и кусаются, что вполне естественно в кругу друзей. Томарктус зашел ненадолго, он немного поспал, свернувшись калачиком у кровати, потом встал, чтобы обойти дом, проверить, все ли в порядке, и провести остаток ночи рядом со своей постоянной хозяйкой, разве что ему еще захочется выйти во двор, полаять, попить воды из миски и задрать лапу на кустик герани или розмарина. Он вернется в комнату Тертулиано Максимо Афонсо на рассвете, удостоверится, что в данной части мира все на месте, собаки больше всего ценят именно это, чтобы никто никуда не уходил. Когда Тертулиано Максимо Афонсо проснется, дверь будет закрыта, знак того, что мать уже встала и Томарктус ушел к ней. Тертулиано Максимо Афонсо смотрит на часы и говорит себе: еще слишком рано, и заботы не будут пока что одолевать его во время этого последнего легкого сна.
