В девять вечера на пороге стояли оба. С цветами. И вазой. Зам светился улыбкой и чистотой и, судя по мокрой голове, был только что извлечен Иваном Фомичем из-под душа.
— Ну, Александра, покажите, как получилось с новым столом? — неуверенно оглядываясь по сторонам, вошел в квартиру шеф.
Зам, весело тараща глаза, двинулся следом на цыпочках. Оглядев перекроенное пространство, гости были единодушны в оценке дизайнерских способностей Александры.
— Надо же, какой у вас вкус! — с восторгом воскликнул Иван Фомич, аккуратно усаживаясь на диван. — И как вы все уместить смогли? Никто не мог, а вы — смогли. К вам надо бы наших жен на обучение прислать, а то… — он махнул рукой.
Зам даже прыснул от смеха.
— Иван Фомич, чего вы такое говорите? Если мы их к Александре на обучение отправим, они совсем озвереют. И так уже… — он покачал головой и, опустившись в кресло, деловито вытянул из пакета бутылку виски. — Закуска есть хоть какая? — спросил голосом мужчины, явно ожидающего, что ему накроют стол по полной программе, потому что накрыть — святая обязанность женщины.
— Печенье есть… и финики в шоколаде. Кажется, — нарочито неуверенно ответила она, чтобы хоть как-то отомстить за непрошенное вторжение.
«Я что-то пропустил, и уже снова начался матриархат? А мужчины из добытчиков превратились в приживалок?» — сказал красноречивый взгляд, брошенный Замом в сторону начальника.
— У меня с собой орешки есть, — засуетился Иван Фомич, извлекая из кармана хрустящий пакетик с фисташками и смущенно глядя на хозяйку.
Александра в воспитательных целях выдержала паузу.
— Могу вам бутерброды сделать, — наконец, смилостивилась она.
— Желательно горячие, дорогая, — не поднимая головы, распорядился Зам, занятый откупориванием бутылки.
— Да, дорогой, конечно, — ангельским голосом сказала Александра в лучших традициях Востока и удалилась на кухню, спиной чувствуя испуганный взгляд Ивана Фомича. Изучив содержимое холодильника поняла, что придется импровизировать. Готовить она любила, хотя делала это крайне редко — по настроению. Главным образом потому, что ей не нравилось мыть бесчисленную посуду и кухонную утварь, горой нараставшую на всех свободных поверхностях в процессе кулинарных импровизаций на тему «блюдо из того, что есть». Получалось всегда красиво и почти всегда вкусно. Подача — так на профессиональном поварском языке, как она уяснила во время походов с Кузей по ресторанам, называлось оформление блюда, была для нее первична, потому что сначала блюдо пробуют глазами. Вкусовые ощущения — вторичны. По очереди, но не по значению. От изысканной и вкусной еды она получала почти сексуальное наслаждение. Особенно, когда выходила из очередной диеты…
…— Импровизация — есть свободный полет фантазии на кулинарную тему, — провозгласил Зам, вожделенно разглядывая украшенные зеленью аппетитные бутерброды, принесенные хозяйкой.
Судя по уровню напитка в бутылке, гости уже «приняли по чуть-чуть» под орешки.
— Догоняй! — строго велел ей Зам, наполняя стаканчик хозяйки резко пахнущей жидкостью. — А то мы с Фомичем уже в отрыв ушли. Как Шума-хер-ры, — сочно сказал он.
Александра прикоснулась губами к краю стакана и опустила его себе на колени. Наблюдая за мужчинами, с видимым удовольствием поедающими бутерброды и, поймав на себе благодарный взгляд Ивана Фомича, она с удивлением отметила, что сейчас вне стен официального кабинета он был как-то очень застенчив, и оттого — трогателен. В нем было что-то от школьника, который не знает как себя вести в присутствии приглянувшейся одноклассницы. «В сущности, он добрый и милый человек, которому в жизни, видимо, досталось не так уж много тепла», — решила она.
— Александра, расскажите нам что-нибудь! Мы ведь тут как в деревне живем. Каждый новый человек — подарок. Что-нибудь из того, что мы не знаем, — уточнил Иван Фомич, вытирая пальцы бумажной салфеткой.
— Ето — сложно! — загоготал Зам. — Мы все-е-е знаем! Нам по статусу положено! Все знать…
— Гм-м… — кашлянул начальник.
Зам, смешно округлив глаза, ударил себя пальцами по губам и тут же, чтобы загладить оплошность, принялся разливать.
— Да, Александра, расскажите, — завершив наполнение стаканчиков, он присоединился к просьбе шефа и, изображая внимание, прижал ладони к пухлым щечкам. — Как там… в Москве? Чего нового? Как народ? А то мы тут хоть и смотрим по телевизору «РТР-Планету» и «Евроньюс» на русском, да разве ж по телевизору правду скажут? Информация о ситуации в стране важна непредвзятая из первых рук. Неформальная.
Александре совершенно не хотелось говорить на темы, в последние годы снова вернувшиеся на кухни. Ей было достаточно разговоров с Кузей. Но отказывать тоже было неловко. Действительно, живут люди в заграничной глуши, вдали от родины.
— Да собственно, что рассказывать? — пожала она плечами. — Сами знаете, Москва — особый город. Богатый анклав в окружении полунищих провинций. А в России — все по-прежнему. Одни богатеют, другие беднеют, чиновники воруют, глубинка спивается. Народ безмолвствует и ждет подачек. Когда получает — радуется. В общем, что выбирали, то и имеем.
— Нет, не так. Кого выбирали, те и имеют, — загоготал Зам.
— Да-а, — включился в разговор Иван Фомич. — При Союзе гордость была за социалистическую империю. Гимн играл — слезы на глаза наворачивались. А сейчас что? Вроде тот же гимн, но слова другие и империи нет, — он развел руками. — Смех один. Даже до того, если вспомнить… до революции как было? За веру, царя и отечество на смерть шли. А сейчас только за деньги.
Зам, дожевывая бутерброд, согласно закивал. По выражению довольного едой лица было видно, что готовность к бескорыстному самопожертвованию — неотъемлемая черта его характера.
— Сейчас ведь что? — продолжил Иван Фомич. — Веры нет — одно притворство, — начал загибать пальцы, — отечества нет, вместо него — одно государство. Вместо царя — президент всенародно…
— …назначенный, — быстро вставил Зам, отведя глаза в сторону, будто и не он сказал.
— А вместо народа, — продолжил Иван Фомич, — население, или того хуже — электорат. Материал для выборов.
Тема выборов, похоже, давно не давала ему покоя.
— А выборы что? На кого пальцем покажут — тот и будет. Потому что преемник.
Зам, развалившись в кресле, отхлебывал виски из стакана, с интересом выслушивая откровения шефа.
— А что? И правильно! На хрена нам эта демократия? Нам неожиданности не нужны. И так, едва успеем к одному привыкнуть, глядь — уже другой на экране телевизора речугу толкает. А мы даже и выпить как следует не успели, — он снова потянулся к бутылке.
— Нет национальной идеи, — Иван Фомич отмахнулся от комментатора и загнул последний палец на руке. — Вот у китайцев есть, потому и стали мировой фабрикой и глобальным конкурентом американцев. И лет через десять, максимум пятнадцать — их перегонят.
— Иван Фомич, — оживился Зам, — а я вот по телеку слышал, европейцы, чтобы противостоять экспансии даже лейбл универсальный придумали: «Сделано не в Китае».
Иван Фомич кивнул.
— А еще слышал, — продолжил Зам, — что вскоре у женщин короткие ноги в моду войдут, как у азиаток, которых больше.
— Отстань! — нахмурился начальник. — Ноги при нынешней ситуации не самое главное.
— Ну-у, не скажите, Иван Фомич. Я когда красивые женские ноги вижу… — уставился на колени Александры, — сразу хочу выпить за обладательницу.
Иван Фомич не мог не согласиться, но пить до конца не стал, только пригубил и продолжил страстную речь.
— А русский народ — духовный! Ему вера нужна и маяк впереди, чтоб не блуждать, а знать, куда идти.
— Будто он не знает, куда ему надо идти? — снова вмешался в разговор Зам. — Куда пошлют — туда и пойдет! И в основном по исторически известному маршруту. Слышь, Фомич! — он поставил опустошенный стакан на стол и снова потянулся к бутылке. — Давай теперь за веру и веками проверенный путь! — снова принялся разливать виски по стаканам.
— Это куда? — все же решил уточнить Иван Фомич.
— Известно куда, — Зам посмотрел выразительно, — в магазин. А ты думал куда?
— И экономической программы ясной нет, — продолжил Иван Фомич, видно, решив больше не обращать внимания на комментатора. — Есть план по инфляции и по росту ВВП. Хотя, какой план? Одни пожелания да намерения на длительную перспективу, замаскированные умными словами. А у нас чего, народ слово инфляция понимает или аббревиатуру ВВП в ее первом значении? Или денежную массу со всякими там агрегатами? — почти возмущенно воскликнул он. — Для народа денежная масса — это то, что в кошельке. А агрегат у народа это либо крупный механизм, либо… — он покосился на хозяйку, — сами знаете что. Потому и хотят, чтобы голосовали сердцем. Овцы за пастухов. А надо бы — головой.
