Подали очередную перемену блюд — амандин для миссис Пиканко и Тони, меч-рыбу для Диди и фаршированных омаров для Айнов. Отец Диди легко разделал своих, оторвав им клешни. Покончив с ними, он проигнорировал чашу для мытья рук, вытер пальцы о белоснежную салфетку и знаком велел официанту унести тарелку с пустыми панцирями.
По всей видимости, мистер Айн услышал более чем достаточно, и услышанное ему не понравилось. А когда ему что-то не нравилось, он делал все, чтобы переломить ход событий, взяв ситуацию под контроль. Он резко сменил и тему разговора, и тон. Притворная теплота исчезла: теперь его голос звучал сухо и по-деловому.
— Как ты собираешься содержать мою дочь? — обратился отец Диди к Тони, напряженно сидевшему напротив, вцепившись руками в столешницу.
— Я люблю Диди, и буду заботиться о ней.
— Как ты собираешься ее содержать? — мистер Айн не принял его ответа и повторил свой вопрос.
— Я смогу ее обеспечить.
— На какие средства?
— Я строитель. Работаю в компании «Мурр Констракшнз». У меня неплохой заработок.
— А как вышло, что ты занялся строительством?
— Мы приехали из Португалии, когда мне было четырнадцать. С острова Сан-Мигель, одного из Азорских островов. Потом мой отец умер, и я устроился на стройку.
— Ага, значит, ты самоучка. Ну, может, потом и закончил какие-нибудь вечерние курсы, но поначалу работал на подхвате и учился всему сам. Верно?
— Да, мистер Айн, можно сказать и так.
Голос ее отца посуровел:
— Именно так. Как и большинство португальских парней, которые работают на моих площадках.
Диди почувствовала, что ей необходимо вмешаться, объяснить отцу, что Тони особенный, совсем не такой, как все. Что он честный, целеустремленный, что он заслуживает уважения.
— Ты не прав, папа, — заявила она. — Вот хозяин о Тони самого высокого мнения, он даже оплатил его учебу. Тони прекрасный строитель. К тому же он не простой рабочий, а прораб.
Отец добавил эти сведения к уже имевшейся у него информации, а потом продолжил разговор с Тони, как будто дочери рядом и не было.
— То, что ты выбился в прорабы, просто удивительно. Я никогда не доверил бы такую ответственную должность парню, не имеющему серьезных знаний и опыта. Даже если ему предстоит руководить одними безграмотными португальцами. По ты сказал, что работаешь в «Мурр Констракшнз», а это многое объясняет. Все, кто занят в строительном бизнесе, знают Саймона Мурра — его фирма держится за счет низких расценок. Он приманивает ими заказчиков, но, чтобы поддерживать их на таком уровне, готов нанять кого угодно, хоть первых попавшихся эмигрантов прямо с корабля. С ними ему легче, они не состоят в профсоюзе, а значит не приходится соблюдать тарифное соглашение. Он платит самую низкую зарплату на всем северо-востоке, использует второсортные материалы — отсюда и дешевизна. Таков его стиль работы. Ему еле-еле удалось доказать, что его фирма соблюдает стандарты Массачусетского Строительного Кодекса. Саймону даже дважды предъявляли обвинение в несоблюдении мер безопасности… Я, знаешь ли, владелец одной из самых процветающих строительных компаний на Восточном побережье, и кое-что в этом деле смыслю. И уж во всяком случае знаю, какую зарплату может платить тебе Мурр. Сколько платит сейчас, и на что ты можешь рассчитывать в будущем… А поскольку мне известны и цены, то скажу сразу — в Бостоне на эти деньги ты можешь снять разве что однокомнатную конуру в доме без лифта. Что бы ни говорила тебе сейчас моя дочь, она вытерпит такую жизнь не дольше трех месяцев. Не дольше, чем смогла бы вытерпеть ее мать. Неужто ты воображаешь, что Диди будет таскать на третий этаж сумки с продуктами. Что она вообще будет сама ходить по магазинам?
— Но это временные трудности. Я надеюсь стать архитектором.
— Одной надежды недостаточно. Все на что-то надеются.
— Мистер Айн, я собираюсь поступать в Массачусетский Технологический в будущем году.
— Это похвально, особенно в твоем возрасте. Сколько тебе лет?
— Двадцать девять.
— Двадцать девять? И ты только сейчас понял, кем хочешь быть? А не поздновато ли тебе захотелось стать архитектором? Для этого надо учиться пять лет. На дневном отделении, то есть не получая жалования прораба. Это значит, что пять лет у тебя вовсе не будет никаких доходов. Уж не думаешь ли ты, что Диди пойдет работать? И кто, по-твоему, должен содержать вас все это время? Я?
— Нет, мистер Айн. Я понимал, что на время учебы останусь без заработка и накопил денег.
Но эти объяснения не имели никакого смысла. Мать Диди оценила подаренное дочери кольцо и нашла его стоящим, а ее отец оценил Тони — и нашел никчемным. Теперь он задался целью выставить его не только пустым мечтателем, но и пройдохой и действовал при этом напористо, с умением, отточенным на куда более сильных противниках.
— А когда, интересно, тебе так захотелось стать именно архитектором? Случайно не после знакомства с моей дочерью? — Тони молчал. — Ну вот, я тебя и раскусил. Ты решил, что, женившись на Диди Айн, приберешь к рукам «Айн Констракшнз», так? Нацелился на мои капиталы?
Вопросы отца следовали один за другим, и ему не нужны были ответы, ибо в каждом вопросе уже заключалось обвинение.
— Это неправда, папа, — пролепетала Диди. — Ты ошибаешься. Тони не такой…
— Наивная дочка богатенького папаши должна была стать легкой добычей такого пройдошистого малого, как ты, а, Тони? — продолжал Айн, между делом шикнув на дочь, чтобы она больше не встревала в разговор.
Диди была так напугана, что не решалась поднять глаза. Она не видела Тони, и лишь услышала, как заскрипел отодвинутый им стул. Потом напряженно, но сдержанно, прозвучал его голос:
— Мама, мы уходим… Пошли…
Заскрипел по половицам второй стул, затем послышался стук каблуков. Звук удаляющихся шагов. Она осмелилась наконец взглянуть вслед уходящим и увидела понуро шагавшего к выходу Тони и семенившую за ним мать.
Официант поставил перед отцом бостонский кремовый торт и тот с удовольствием вырезал себе кусок из любимого места, из самой середины. Он был доволен собой, видимо, считая, что сумел ловко вывести на чистую воду прохвоста вместе с его мамашей.
Но Диди случившееся ошеломило настолько, что на какое-то время она перестала осмысленно воспринимать окружающее и действовала по наитию. Вскочила и устремилась следом за Тони.
Его машина уже рванулась прочь от обочины. Диди замахала рукой, подзывая такси, открыла сумочку и только тогда сообразила, что у нее нет наличных, чтобы расплатиться с водителем. Одни кредитные карточки. Как это и принято у богатых людей.
Жестокие слова отца продолжали звучать в ее голове на протяжении всей долгой, бессонной ночи — последней ночи, проведенной в Тэйере. Они мучили ее и во время двенадцатичасового пути по автостраде и даже месяцы спустя, когда она до утра не могла сомкнуть глаз, вспоминая произошедшее в Бостоне.
И как только ее отец мог подумать, что Тонн интересовали в ней только деньги? Да он о них и не знал! Он ведь никогда не расспрашивал ее о семье — ни где она привыкла отдыхать, ни в какой училась школе — ни о чем подобном.
Но вдруг отец все же не ошибся. Скорее всего, Тонн сразу сообразил, что она из богатой семьи. Наивно думать, будто ей удалось это скрыть. Ее привычки, манера говорить все должно было бросаться в глаза, как физический недостаток, который все видят и о котором нет надобности упоминать особо. Что, кроме денег, могло привлечь к ней такого видного парня? Неужели он и вправду просто воспользовался ее наивностью?
Но нет, даже если Тони и догадывался о ее средствах, он все равно не был таким, каким его расписал отец. Он не чурался никакой работы и всегда гордился тем, чего достиг собственным трудом со времени приезда в Америку. И ни разу не дал ей ни малейшего повода усомниться в том, что действительно ее любит.
Если бы только у нее хватило смелости поддержать Тони в тот вечер. Ну как она могла безучастно молчать, позволяя отцу оскорблять и унижать ее возлюбленного? И почему родители не оставили ее в покое, не позволили ей самой найти свое счастье? Почему они вечно вмешивались в ее жизнь, решая за нее, что ей делать, как думать, с кем дружить.
Надо было не поддаваться им, а остаться в Бостоне, встретиться с Тони и поговорить с ним о случившемся. То была единственная возможность выяснить, как он относится к ней на самом деле и, может быть, единственная надежда спасти обретенное с ним счастье. Но она упустила эту возможность. Больше Диди никогда и ничего о Тони не слышала. Он не появился в ее жизни ни для того, чтобы развеять ее сомнения, ни для того, чтобы вернуть ее мечты.
Начавшийся с осени последний год пребывания Диди в Райерсоне стал для нее сезоном непрестанных развлечений. Чем реже она посещала лекции, тем чаще бывала на вечеринках, взяв за правило не пропускать ни одного мало-мальски стоящего мероприятия. Ее можно было увидеть и на танцульках, устраивавшихся в честь футбольной команды Торонто на стадионе Варсити, после которых участники, как правило, продолжали веселиться всю ночь в каком-нибудь из студенческих клубов, а по пятницам на сборищах в баре Литературного и Спортивного общества университетского колледжа, причем в полночь, когда Малая Гостиная закрывалась, вся компания перебиралась в заведение попроще — таверну «Подкова» в Батхерст и Квин. Частые попойки, для которых даже не придумывали повода вроде чьего-нибудь дня рождения, вошли у нее в привычку. Она ежедневно пила вино в Фи Лам или Дельта Эпсилон, участвовала в ночных посиделках, куда было принято являться в черной одежде и без макияжа, и частенько заглядывала в кофейни в подвальчиках Йорквилля. И уж, конечно, никогда не отказывалась от возможности в обществе случайного знакомого посмотреть кинофильм из окна автомобиля или прокатиться с ним ночью на «корвете» к Ниагарскому водопаду, чтобы полюбоваться восходом солнца.
