Яся молчит. Она обескуражена.
— Ой! Вон мой мальчик пришел! — пищит Миюки и убегает к грузному, похожему на не до конца выкорчеванный пень полтосу. Полтос передвигается так, будто с каждым новым шагом его нога увязает в земле и ее нужно снова выкорчевывать.
* * *
В электронной почте 1 new message: «Янина Сергеевна это Лаура. Вам пришло письмо. В скрывать не хочу куда перестлать по какому адресу». Все сделанные ошибки не подчеркиваются проверкой орфографии в «Word» и «Google» — Лаура старательная, но, как оказалось, не очень грамотная. По-русски говорит без ошибок, так что комичное «в скрывать» вызывает у Янины Сергеевны улыбку. Многие качества в людях становятся видны, когда они переходят с письменного языка на устный. Или наоборот. А некоторых и таким образом не словить.
* * *
Царицы Неба и Земли для эффектного заполнения рабочих часов начинает не хватать. К тому же в зале становится все больше уже знакомых клиентов, для которых важно выдавать нечто новое. У Яси появляется два свежих запева. Первый навеян кратким общением с Натаном, причудливым образом соотнесенным с платиновыми скелетами в Ясиных шкафах. Именно созвучие наполняет историю проникновенностью. Оттого почти каждый раз ее удается произнести нужным образом:
— Не все помнят, что, до того как стать Буддой Шакьямуни, Сиддхарттха был не только обычным, но и очень богатым человеком, сыном раджи. Отец построил для принца три дворца. Три! И перед тем как тот увидел изменивших его нищего, мертвого, больного и отшельника, паренек купался в славе и деньгах. Так вот, депривация роскоши сделала его мудрецом. Так почему же нас не делает мудрыми обратный процесс, и, лишившись чего-то — например денег или жилья, мы не идем к просветлению, а тонем в желчи?
Запев срабатывает с товарищами, пьяными настолько же, насколько они мрачны. Людьми, по виду которых можно понять, что они пришли к вишенкам глушить горе, случившееся с их недвижимостью или бизнесом.
Второй запев более универсален, но его адресатом должны быть люди, хоть сколько-нибудь симпатичные ей. Она физически не может сказать это отталкивающему или пугающему человеку. Произносится он при взгляде прямо в глаза, тихим голосом:
— Дело в том, что количество людей на планете Земля остается неизменным все время ее существования. А население постоянно растет. Из-за этого нам очень просто узнать друг друга за спинами тех теней, которыми мы окружены. Мы с тобой были под этим небом всегда. Мы много раз рождались в одной стране и одном городе. И были друзьями, а потом любовниками, а потом снова друзьями. Карма много раз разводила нас по враждующим армиям, и мы стремились убить друг друга. Теперь мы сидим тут, в темноте клуба, и страдаем от ощущения того, что знакомы, хотя явно не виделись никогда.
После этого важно поднять стакан и эдак по-викингски чокнуться, чтобы перевести запил из романтической в приятельскую плоскость. Если это удается, пациент будет жаловаться на свою жену, любовниц, детей весь оставшийся вечер. А Яся — страдать от удушья, понимая, что обманула очередную тень, придав ей человечности.
У Яси появляется профиль. Если Вичка — ходячий секс, пусть и несколько горьковатого толка, Леночка — глупость, которой хочется помочь, Мэрилин — одиночество, которое хочется развеять, то Яся — жилетка, в которую можно выплакать свои неудачи. Она собирает людские исповеди с тщательностью психоаналитика, а потом выводит их из себя слабоалкогольными коктейлями и крепким спиртным.
* * *
Обрывок разговора Рустема по телефону, услышанный, когда Яся подходила к машине: «И главное — дикая, как восьмиклассница. За грудь возьмешь — тает, как мороженое. Только успевай куски шоколада слизывать. Но быстро киснет. Скоро про свадьбу заговорит».
* * *
Аслан, выйдя от Вички, задумчиво: «Ну а жизнь нужно прожить так, чтобы хоронить было нечего».
* * *
После неудачи с томпаковым пузырьком светлячок по имени Яся пробует еще несколько фетишей, но умеренный интерес у рабочего материала вызывает лишь полированная полоска металла на черной непонятной цепочке; она привлекает внимание, но не сообщает о девушке ничего, не поддающегося выражению в словах. Большинство ее трудовых знакомых живо интересуются шрамами на ее левой ладони. И она решает превратить их в ту самую детальку. В фетиш. Она покупает модульный браслет «Pandora» и нашпиговывает его разными по форме и узору серебряными птичками. Браслет — ее единственное украшение — привлекает внимание, и собеседник сразу же спрашивает про шрамы. Ответ Яси всегда зависит от спрашивающего.
* * *
Незнакомый мужчина возле барной стойки тщательно, очень тщательно счищает нечто невидимое со стодолларовой купюры. Он снова и снова проверяет сотку на просвет, нюхает ее и продолжает теребить, очищая от одному ему видимых пылинок. Его движения быстрые и нервные. Он часто и затравленно смотрит по сторонам.
* * *
Вопреки обещанию Аслана, за руки Ясю все-таки хватают, и гадости шепчут. И охрана вовсе не всегда способна с этим что-то сделать. Потому что иногда за руки хватают люди, которые сами приходят с охраной. Или люди, которым никакая охрана не нужна. Таких не то что трогать — настроение им портить нельзя. Увидев их, светлячки «Вишневого сада» меркнут и прячутся. Главное не быть последней оставшейся сиять.
* * *
Каждую рабочую ночь Яся выпивает три коктейля «Пина Колада», один «Мохито», три «Егермайстера», сто коньяка «Otard VS», двести виски «Jamesons». Когда на необходимую легкость настроения выйти не удается, все это подкрепляется бокалом пива, соткой абсента «Verdoyante», бутылкой бордо. Ближе к двум ночи ее настроение тяжелеет. Яся смотрит на порхание клетчатой юбочки Леночки Миюки, и ей хочется подойти к ней, взять за задницу и сжимать до тех пор, пока та начнет ходить как человек и говорить как человек. Однажды она реализует это намерение, правда без задничной части — просто подходит к коллеге и говорит: «Пойдем-ка выпьем, сестрюня». Она заливает в ротик Миюки две трети бутылки виски «Suntory» и внимательно смотрит за эффектом. Маска глуповатой японской школьницы с Миюки спадает, но ума в ней не прибавляется. Она стреляет у бармена сигарету и, отчаянно жуя фильтр, заключает, что «все мужики такие козлы. И бабы тоже».
* * *
Когда похожим образом Янина напивается с Вичкой, та отрывает глаза от рюмки с водкой, наматывает на вилку лепесток карпаччо и произносит:
— Знаешь, чему учит Москва? Как и любой большой город? Не думать о будущем. Потому что нет его. А даже если есть — его хрен предскажешь. А тем более невозможно на него как-то влиять. А потому — бухай и шопься, земеля. Бухай и шопься.
Карпаччо все сваливается и сваливается с вилки, вызывая ассоциации с Сизифом.
* * *
У Вички новый пододеяльный друг. Он появляется на два-три дня, в которые попеременно прикладывается то к Вичке, то к бутылке. Иногда заходит на кухню остыть и выкурить сигарету. Во время дайвинга он одет в трико, из которого торчат трусы на тугой резинке, оставляющие странгуляционную борозду на бледном животе. Кажется, сейчас он откинется на спинку стула и, икая, запоет: «Ой, цветет калина в поле у ру-у-чья». Но он никогда не поет. Да и говорит редко — преимущественно в те моменты, когда принятое количество алкоголя делает речь невнятной или малоразборчивой. В начале запоя его глаза серы, как сабельная сталь. К третьему дню, не меняя оттенка, становятся похожи на талый снег. Вичка за глаза называет его «Компотов», но сложно понять, кличка ли это, фамилия или должность. При нем она обращается к нему «товарищ подполковник» либо «Владимир Михайлович». Когда он сидит напротив Янины Сергеевны и, покачиваясь, курит, пристально глядя в ее сторону, у нее возникает впечатление, что он то ли подозревает ее в совершении преступления, то ли замышляет оное в ее отношении. В квартиру он заходит маршевым шагом, с двумя пластиковыми пакетами в каждой руке. Бри, дорблю, горгонзола, пармезан, хамон, рейнские копченые колбаски, пармская ветчина, белужья икра, осетрина, соленый лосось, тунец, балык, красный луциан, дуриан, личи, ведерко «Haagen Dazs», шесть бутылок «Московской».
Выходит — выбритый, причесанный, опрысканный одеколоном, но нетвердый. На лацкане пиджака — латунная эмблема. Меч, спрятанный за щитом, отмеченным двуглавым орлом.
— Слушай, и зачем он тебе, такой процессуальный? — спрашивает Яся у соседки. — Я с ним на собственной кухне чувствую то пострадавшей, то подозреваемой.
— Ты что, очумела? — кричит на нее Есюченя. — Человек тебе четыре сумки еды приносит! Четыре!
Яся пробует: балык, осетрину, белужью икру, соленый лосось. У еды вкус, как на поминках. Ей кажется, что есть ее — то же самое, что покупать в магазине конфиската.
