– Это не фальшивка, паспорт подлинный, – сказал Сэмми.
Дэвид молчал. Он чувствовал пальцами шероховатую обложку паспорта. На ощупь действительно настоящий.
Сэмми затряс головой.
– Мы не занимаемся такими вещами. Паспорт подлинный.
Прошло какое-то время, пока до Дэвида начало доходить.
– И что же, я теперь действительно еврей?
– Вот именно. Раввинат очень серьезно относится к таким вещам. Если они ошибутся, то могут навсегда потерять право решать, кому быть израильтянином, а кому нет. У тебя все в порядке, твоя бабушка, бабушка твоей бабушки, они родом из Пин-ска, все чистокровные евреи. У нас есть твоя полная генеалогия.
Дэвид помолчал.
– Так ты хочешь сказать, что я теперь навеки застрял в этой ебаной стране? И даже не могу уехать отсюда?
– Как я уже говорил, мы тебя защищаем. Ты избранный.
– Ив безопасности я только до тех пор, пока сам не сделаю каких-нибудь телодвижений. Например, закуюсь, на хер, в кандалы и сяду на ближайший самолет до Лондона.
– Я уже говорил, что мы не экстрадируем евреев. Но можем сделать исключение в твоем случае, чтобы подтвердить общее правило.
* * *
Они подошли к миссис Гродман и Бродецкому в холле. Сэмми предупредил Дэвида, чтобы тот звал Бродецкого Шаулем Даяном. Они прогуливались по холлу, рассматривая исторические фотографии, разве-шанные по стенам. Миссис Гродман смотрела на групповую фотографию шестидесятых, на которой были запечатлены почти все политические деятели того времени, включая Голду Меир[47]. На первом плане был Бен-Гурион рядом с молодым Рабином. За ними выглядывал Перес[48]. А заинтересовало миссис Гродман в этой фотографии то, что все мужчины на ней были в одинаковых рубашках.
– Смотрите, я помню, мистер Гродман продавал эти рубашки по пятнадцать долларов. Во всяком случае, они стоили пятнадцать долларов шесть лет назад, не спрашивайте меня, сколько они могли стоить тридцать лет назад. Не знаю. Взгляните, короткие рукава, открытый воротник, прямой покрой, на спине нет лишнего материала, ничего не топорщится. Самый простой покрой мужской сорочки. И каждый из мужчин на этой фотографии одет в такую рубашку. Ей-богу, мне хочется плакать, когда я смотрю на это. Такой простой покрой. И никто из них не носит галстука.
– Другие времена, миссис Гродман, – сказал Шауль Бродецкий, он же Даян. – Они хотели казаться практичными людьми, которые делают то, что необходимо делать.
– О чем я и говорю. Это пиар. Они словно демонстрируют... мы носим короткие рукава, потому что это жаркая страна, а нам надо работать. Вот что это значит. Мы не дураки, и нам все равно, как мы выглядим. Читайте эту фотографию, как книгу. А теперь вон мистер Биби Нетаньяху все время ходит в нейлоновой летной куртке с меховым воротником. Что, вы думаете, он хочет показать, одеваясь как дорожный полицейский? Он беспокоится о безопасности. Может, когда он выходит на улицу один, то прихватывает с собой и дубинку. А в результате он выглядит как надувная игрушка.
– Очень интересное наблюдение, миссис Гродман, – опять опередил всех с ответом Бродецкий.
– Да, что ни говори, а одежда делает человека. Как бы ни одевался человек – от Марта, от Гродмана или от Калвина Кляйна, – все словно шлют некое послание миру своим видом. Если вы не будете забывать об этом, вы всегда сможете лучше разбираться в людях. Одежда говорит... как и деньги. Да и остальные вещи тоже.
– Безусловно, все вокруг наполнено знаками, миссис Гродман, – согласился Сэмми. – Нужно только уметь читать их.
– Да, не мне вам рассказывать об этом, – сказала миссис Гродман. – Ведь вы учились в "Лиге Плюща"[49].
Сэмми решил брать быка за рога. Если она деловая женщина, то оценит это.
– По поводу недвижимости в Иерусалиме. У нас все готово. В течение трех дней будут оформлены бумаги.
– Так я могу взглянуть на этот дом? Узнать, во что я вкладываю деньги в Израиле?
– В течение ближайших трех дней. В противном случае есть небольшой шанс, что сделка будет... – он старался подобрать нужное слово и вспомнил одно со времен "Лиги Плюща": – ... деконструирована.
– Я все время это слышу, – заметила миссис Гродман. – А какие-нибудь хорошие новости у вас есть?
– Разрешите представить вам Дэвида, он наш главный человек в этом деле.
Дэвид следовал инструкциям Сэмми. Сэмми посоветовал ему большую часть времени просто молчать. Дэвид решил, что сейчас настал момент, когда ему стоит что-то сказать.
– Дэвид у нас своего рода авантюрист, миссис Гродман, – продолжал Сэмми.
– Авантюрист? Это звучит как-то легкомысленно.
– Иногда да, миссис Гродман, – согласился Дэвид, используя интонацию, которая могла бы вызвать симпатию у вдовы флоридского великого могола мужской одежды.
– Легкомысленно или нет, но Дэвид вытягивает наше дело при помощи женитьбы на девушке, чья семья владеет этим домом, он получает в приданое дом и потом передает его нам.
Миссис Гродман присвистнула.
– Я не знаю, что и сказать, мальчики.
– Мы уже сделали очень много, миссис Гродман, – добавил Сэмми, – осталась самая простая часть всей операции. Поверьте, миссис Гродман.
– Он женится на мусульманке?
– На католичке, – сказал Дэвид.
Миссис Гродман перевела взгляд с Дэвида на Сэмми и потом на Бродецкого.
– На шиксе[50]?
Сэмми кивнул.
– Ну что ж, вы, наверное, не первый еврейский парень, который женится на шиксе. Но каким образом христианской девушке удалось стать совладелицей арабской недвижимости?
Дэвид хотел сказать, что она арабка, но его опередил Бродецкий.
– Это очень причудливая страна, миссис Гродман, непредсказуемая страна, – сказал он.
Миссис Гродман предложила всем выпить кофе в баре гостиницы. После третьей чашки Сэмми принялся извиняться, объясняя, что у него остались кое-какие детали, которые нужно проработать. Миссис Гродман кивнула со словами, что она хотела бы еще кое-что добавить. А хотела она сказать Дэвиду, что понимает всю специфику работы секретного агента. Это грязная работа. Но, главное, прежде чем начинать, надо быть уверенным в конечном результате.
– Мой покойный муж занимался самым крутым бизнесом в мире, можете мне поверить. Так вот он говорил: когда подходишь к завершению сделки, взгляни своему партнеру прямо в глаза. Потому что никто не хочет связываться с ненадежным партнером. Конечно, в жизни иногда приходится иметь дело с кем угодно. Но всегда нужно отдавать себе отчет, кто твой партнер. Дела, лучше срастаются, когда ваш партнер так же заинтересован в сделке, как и вы. По крайней мере, так обстоит дело в моей игре и, я думаю, в вашей тоже, секретные агенты в сорочках и галстуках.
Дэвид посмотрел в глаза пожилой леди.
– Да, мэм, даже занимаясь темным бизнесом, нужно быть честным со своими партнерами. Для меня это закон.
– Дэвид завершает этим делом свою секретную миссию. Потом его ждет открытая работа.
На протяжении последних сорока пяти минут Дэвид все время думал: "Я еврей". Не то чтобы он думал об этом сознательно, но это крутилось где-то у него в подкорке.
Он припомнил некоторые странности двоюродных сестер его бабушки. Всякий раз, намереваясь украсить свой дом, они покупали новую мебель. С другой стороны, его родители, те больше всего на свете любили ходить в церковь.
Он понял, что поведение миссис Гродман напомнило ему его родичей. То, как она подавалась вперед, то, как она помахивала своим костлявым пальцем. Она была очень похожа на его родную бабушку. И сейчас, когда он пообещал ей быть честным, она улыбнулась и кивнула ему, точь-в-точь как это делала его бабушка, когда думала, что ее слова дошли до него.
Он знал, что поступил правильно. Миссис Гродман, во всяком случае, хотя бы наполовину уверилась в успехе предприятия. Она была почти спокойна за свои четыре миллиона долларов, его шарм сработал. Может быть, помогло и то, что он стоял прямо, когда она поднялась, чтобы уходить. Большую часть ее речи он провел в кресле, слушая ее с раскрытым ртом. Она была невероятно похожа на его бабушку.
Сэмми, прощаясь, тряс руку миссис Гродман. Дэвид ждал своей очереди, глаза его блуждали по залу. Здесь готовилось какое-то событие. Женщины украшали зал гирляндами цветов. Затем внесли большой канделябр-семисвечник и установили его в другом конце зала. Дэвид уже знал, что канделябр называется менора. Ему пора было усваивать местные жаргонизмы.
Видимо, здесь должна состояться свадьба. Какая-то празднично одетая пожилая женщина разговаривала с раввином. Наверное, мать невесты.
Миссис Гродман что-то сказала, обращаясь к Дэвиду:
– Я говорю: до свиданья, дорогой.
Он подошел к ней и расцеловал ее в обе щеки.
– До свиданья, миссис Гродман.
День свадьбы Дэвида и Софии перевалил за половину. Дэвид был в том же костюме, что и на похоронах Эдварда Салмана. Он сидел на канапе, выставленном на улицу перед офисом Тони, и грыз орешки из вазы, которая стояла на ручке канапе. Дэвид уже плотно поел сегодня, его желудок был полон. Он попробовал кинуть недовольный взгляд на Тони, который на другой стороне дворика наблюдал за тем, как механик наводит последний глянец на его "мерседес". Тони был затянут поясом гораздо выше талии, руки сложены за спиной. Стоя таким образом, он очень напоминал принца Филиппа, разве что Тони был толще и с лучшим загаром.
