— Понял, мой полковник.
— Так вот… Ну, своей жене ты, естественно, это расскажешь…
— Что вы, дон Эрнандо, неужели вы считаете меня таким…
— Погоди! Ты ей это расскажешь, потому что она должна это узнать, понятно? Но, кроме нее, никому ни слова. Кстати, ваш брак еще не оформлен официально?
— Пока нет, мой полковник, — покраснел Мигель. — Так случилось…
— Ну, понятно, о чем разговор. Оформитесь после, это в данный момент не так важно… Есть дела поважнее…
Полковник помолчал, барабаня по столу пальцами, словно собираясь с мыслями.
— Сколькими языками владеет сеньора?
— Английским и французским, дон Эрнандо, — удивленный неожиданным вопросом, ответил Мигель. — Английским в совершенстве.
— Так, так, понятно… Это хорошо.
Мигель смотрел на полковника с тревогой, ничего не понимая.
— Одним словом, так… — сказал тот, понижая голос. — Говоря попросту, мы, сынок, обгадились до ушей. В столице — измена. Несколько часов назад группа высших офицеров потребовала отставки Арбенса…
Каска, лежавшая на коленях у Мигеля, с гулким звоном покатилась по каменному полу.
— Что? — переспросил он, не веря своим ушам. — Отставки Арбенса?
— Именно, — кивнул полковник. Выдвинув ящик стола, он достал два радиограммных бланка и протянул их Мигелю. — Вот последние радио, читай сам.
Мигель с окаменевшим лицом пробежал текст обоих сообщений, потом перечитал их еще раз.
— Что за черт! — прошептал он наконец. — Сплю я, что ли? Полковник Диас… полковник Санчес… полковник Монсон… вся верхушка.
— Кстати, он не родственник?
— Нет, однофамилец. Но все-таки я просто не понимаю — почему? Ведь именно сейчас у нас на фронте такие успехи…
— Солдаты, сынок, никогда не понимают, когда у них за спиной сговариваются предатели. Кстати, совещания заговорщиков происходили в здании североамериканского посольства. Любопытная деталь, а?
Усмехнувшись, полковник убрал радиограммы в ящик и запер его на ключ.
— Час назад, — продолжал он, помолчав, — мне удалось поговорить со столицей по телефону. Дон Хакобо передает власть Диасу под условием продолжать борьбу с силами Армаса. Условие это, очевидно, будет принято, и для меня не менее очевидно, что не пройдет и сорока восьми часов, как именно Кастильо Армас — от имени Перифуа — станет хозяином Гватемалы. Диас устраивает их немногим более Арбенса, ты сам понимаешь… Но перейти так, сразу, от Арбенса к Армасу — это уж было бы слишком грубой игрой. Поэтому Диас сыграет роль своего рода психологического буфера, на первый момент… Заговорщики не могут не учитывать его популярности в армии…
Мигель встал, машинальным движением поднял каску и положил ее на край стола.
— Черт возьми, — прошептал он, опять садясь на место, — это для меня просто как дубиной из-за угла…
— Не для тебя одного, сынок.
Оба помолчали. С сигареты, лежащей на краю пепельницы, стекала вверх прямая струйка синего дыма.
— Под Гуаланом эти сукины дети едва унесли ноги! — крикнул Мигель, ударив кулаком по колену. — Если бы не их превосходство в воздухе, война вообще была бы уже окончена. Что же теперь делать, дон Эрнандо?
— Я тебя для этого и вызвал — чтобы сказать, что делать. Слушай внимательно. Фронт развалится в течение ближайших двух дней — измена не только на верхах, она повсюду. Крах франта будет означать начало террора, какого Гватемала не знала со времен Убико. Наша первая задача сейчас — сохранить возможно большее количество наших людей. Завтра же утром ты уедешь в столицу и при первом приближении опасности потребуешь политического убежища в одном из посольств, лучше всего в уругвайском, чилийском или аргентинском…
— Уехать в столицу, мне? — переспросил Мигель. — Дон Эрнандо, сейчас не время для шуток. Как я, солдат, могу бросить армию, которая еще дерется?
Полковник едва удержался, чтобы не вспылить.
— Она уже не дерется, Мигель, она только занимает позиции. Можешь быть уверен, что боевых действий больше не будет: инсургенты не такие дураки, чтобы рисковать шкурой в то время, когда их завтрашняя победа уже оформляется законным порядком.
— Это меня не касается, — упрямо сказал Мигель и взял со стола каску, словно показывая этим, что разговор для него окончен. Однако он остался сидеть. — Это меня не касается, я нахожусь в армии и останусь с ней до конца. Произойдет катастрофа, развалится фронт — тогда другое дело….
— Идиот! — крикнул полковник. — Осел! Ты соображаешь, что говоришь? После краха фронта бронемашины инсургентов войдут в столицу раньше, чем ты успеешь понять своей тупой башкой, что происходит вокруг тебя! А твоя жена? Я слышал, она здесь в каком-то госпитале. В каком?
— Девятый полевой, — тихо ответил Мигель.
— Здорово! Ты знаешь, сколько это километров от передовых линий?
Полковник уничтожающе посмотрел на Мигеля и закурил, швырнув зажигалку на стол.
— Ты слышал про такое местечко — Агуа-Калиентэ? Наши отбили его четыре дня назад.
— Я участвовал в этом деле.
— Ага! Тогда ты, может быть, слышал там про одну учительницу, которая в свое время имела неосторожность слишком настойчиво вбивать ребятишкам в головы некоторые простые истины, вроде того, что «Юнайтед фрут компани» — это плохо, а «профсоюз» — это хорошо и так далее. Ты не слышал, что с ней стало?
Мигель молча опустил голову.
— К сожалению, я это видел, дон Эрнандо, — сказал он наконец.
— Ах, вот как! Отлично! Так поезжай тогда к ней, — он схватил лежащую перед ним фотографию Джоанны и через стол перебросил ее Мигелю, — и расскажи ей подробно, что именно ты видел и как это выглядит. Чтобы она по крайней мере знала, что ее ожидает! Из-за того, что ее супругу вздумалось разыграть из себя ламанчского идальго!
— Я ничего не возражаю против того, чтобы моя жена отсюда уехала, — сказал Мигель. — Но меня вы не заставите дезертировать в. такой момент…
— Нет, заставлю. Заставлю! Не забывай, что ты пока еще только сублейтенант и разговариваешь с полковником. Я мог бы просто вызвать тебя, скомандовать «смирно» и вручить соответствующий приказ, понятно? Но я хочу, чтобы ты сделал это по своей воле, чтобы ты понял смысл и необходимость такого приказа. Я хочу, чтобы ты понял, что нам нужна твоя жизнь и твоя голова, а не твоя романтическая смерть от пули какого-нибудь гондурасского уголовника. И если я посылаю тебя в эмиграцию, то не на легкую жизнь где-нибудь в Майами, а на политическую работу. Впрочем, можешь выбирать, черт с тобой! Если ты устал, если хочешь остаться, переменить фамилию и устроиться куда-нибудь почтовым чиновником или весовщиком и сидеть, как крот в норе, скажи прямо. К политической борьбе людей не принуждают. Скажи прямо, я выдам тебе фальшивые документы. Поступай весовщиком на плантацию ЮФКО, живи, взвешивай бананы и радуйся. Ну как, остаешься или едешь? Да живее отвечай, черт побери! Возись тут со всяким…
— Еду, мой полковник.
— Додумался!
Полковник потянул к себе один из телефонов.
— Ола, немедленно соедините меня с девятым полевым госпиталем. Что? Сделайте, чтобы связь была. Поживее!
Он бросил трубку и закурил новую сигарету.
— Так-то, сынок. Что ж делать, в другой раз будем умнее. Многое мы проглядели… слишком многое. Нужно было провести реформу и немедленно вслед за этим начать обезвреживать плантаторов… вроде твоего милого тестя. Он, кстати, считается главой оппозиции во всем департаменте Эскинтла. Сволочь! Если они еще не выступили с оружием, в чем я далеко не уверен, связь с центральными и северо-западными департаментами нарушена уже с двух часов пополудни, то сделают это завтра… Хорошо, что тебе не придется ехать через кофейные районы, там могут быть засады и всякая дрянь… Но в общем гляди в оба, когда будете ехать. Теперь насчет посольств… Я говорил: Уругвай, Чили, Аргентина. Дело в том, что из всех южных республик, пожалуй, один Уругвай еще как-то ухитряется сохранять внешние атрибуты демократии — свободу печати и всякие такие штуки. Большую роль там играет общественное мнение, что для нас тоже очень важно. Кроме того, это вообще традиционное убежище всех политических эмигрантов. В Аргентине, как ты сам знаешь, стопроцентная диктатура, но Перон сейчас играет в «антиимпериализм» и с янки у него отношения очень натянуты… Это можно будет умело использовать… Вопрос, надолго ли Перона хватит. Рано или поздно продастся за доллары и он, но несколько лет еще протянет, чтобы набить себе цену. А нам важен момент, а не…
Загудел телефон, полковник, не договорив, снял трубку.
— Девятый полевой? Соедините меня с начальником госпиталя, это говорит полковник Ортис из штаба дивизии… Доктор Мачадо? Очень приятно, доктор, вас беспокоит полковник Ортис. Дело в следующем. Я хотел спросить, не испытывает ли ваш госпиталь нехватки персонала… Нет? Что? Медикаментов… Дорогой доктор, не вы одни в таком положении… Вот что, доктор, поскольку вы не испытываете недостатка в персонале, у вас там работает некая сестра Асеведо… Да, да, именно — Монсон де Асеведо… Так вот, не откажите в любезности немедленно заготовить приказ об отчислении сестры Асеведо в распоряжение штаба дивизии… Да, она должна будет выехать на рассвете, так что это довольно срочно. Благодарю вас, доктор, и простите за беспокойство…
