Уилл Селф - Кокнбулл

Спрятавшийся в садике Булл видел все. Он покачнулся — правую ногу свела судорога, а в левой неприятно набухло. По пухлым щекам его текли горячие слезы. Жгучий румянец опалил его лицо вплоть до рыжих корней волос. Он видел, как они улыбаются друг другу, как обнимаются, как целуются, как пьют шампанское. Ну откуда он мог знать, наблюдая эту трагически немую сцену, что это отнюдь не обычный вечер в семье Маргулисов. Значит, Алан наврал ему и про свой брак! Он говорил, что там все кончено, что к своей жене он ничего не чувствует, что, если бы не возможные последствия на работе, он бы съехал оттуда и стал жить с Буллом. И вот он кутит тут, и в глазах его мелькает тот самый огонек, который не раз уж видел Булл. Тот взгляд, за которым следовал псевдодеревенский акцент Алана, говорящего Буллу: «Ну, дорогуша, оборачивайся, што ли».

Булл пригнулся и выскочил из садика. Он был опозорен, ему было стыдно. Оказавшись на темной улице, он встал в полный рост и взглянул наверх, в сторону Арчуэй. Дуга тянулась через ночь. Единственный пролет обещал сладостное облегчение. Мост самоубийц.

Он припарковался на близлежащей улице и взошел на мост. Под ним электрические огни омывали Лондон низким напряжением. Свет был такой тусклый, что громадные размеры города казались неправдоподобными. Булл слышал его отдаленный рев, шелест ночи, последний вздох.

Перенести такое предательство он был не в силах. Все остальное, даже жуткую мысль о предстоящей слоновой болезни беременности, он был бы в состоянии вынести — но не предательство. Он не желал больше жить в мире, в котором находили убежище такие двуличные особы. Он схватился за старые бронзовые перила и приготовился перепрыгнуть их одним махом, как опытный прыгун с шестом (в конце концов, он действительно был неплохой атлет). Он был готов к встрече с ним или с ней. С тем, кто сыграл с ним эту злую шутку, кого он мог назвать своим создателем.

Но Булл не убил себя. Вместо этого он нашел на дне своего платяного шкафа отчаянно немодные штаны — бананы и, пряча в них беременную ногу, отлетел в Сан-Франциско.

Там, на Заливе, где даже солнце светит так, что недоверие отступает, и живут люди, более привычные к разного рода странностям, Булл выносил дитя их с Аланом любви. Родился мальчик, и Булл, склонный к номинативному атавизму, окрестил его Епископалиан.

Непомерные счета из клиники и еще более умопомрачительные суммы за молчание — все это более чем неожиданно полностью покрыл специальный страховой полис для игроков в регби. Это доказывает, что статистики страховых компаний сегодня работают по призванию — занимаются своим делом.

Если будете когда-нибудь проходить мимо парка «Армз Кардифф» — не то чтоб это было крайне оживленное место, — загляните в магазинчик спорттоваров, там еще продают сувениры — вещи знаменитостей. Вас встретит крупный рыжеватый мужчина, и, даже если вы вполне ясно дадите понять, что ничего покупать не собираетесь, рядом с этим простым обаятельным человеком с открытым честным лицом вы почувствуете себя как дома.

Даже не будучи валлийцем, Булл прижился, и местные считали его своим. Его спортивный энтузиазм и любовь к великой игре никогда не подвергались сомнению. Отсутствие матери, правда, вызвало кое-какие пересуды в спортивных кругах, когда он переехал в Кардифф. Но спустя несколько лет его крупный, смуглый и очень симпатичный сын Кеннет стал всеобщим любимцем и заводилой среди местных ребят.