— По мне, так пусть он сгорит в аду, — заявил Ларри, — после того, как поцелует меня в задницу.
— Клянусь, — сказала Джоанни, — что если хоть один раз услышу, что ты говоришь что-нибудь подобное мальчикам…
— И что? Что ты тогда сделаешь?
Она начала говорить что-то, но потом замолчала. Ларри вышел из комнаты, решив, что победа осталась за ним. Но позже, вспоминая этот эпизод, он понял, что именно после того разговора отношения между ними стали другими.
* * *
С очаровательно виноватым выражением на задорном личике Сандра Баллок вытащила из декольте своего вечернего платья шоколадный пончик и отдала его английскому актеру, не очень убедительно изображающему гомосексуалиста. Мэй хихикнула и с надеждой скосила взгляд на Ронни.
— Правда, смешно?
Ронни медленно повернулся и смерил ее таким пренебрежительным взглядом, как будто был по меньшей мере профессором из Гарварда, а не уборщиком, теперь безработным, недавно вышедшим из тюрьмы.
— Полная чушь, — изрек он.
— Она голодная, — попыталась объяснить Мэй, — и хотела стащить у него за спиной какую-нибудь еду.
— Это я понимаю, мама. Но там ведь уже середина ночи.
— И что?
— Откуда среди ночи у них взялся целый поднос пончиков?
— Это ведь конкурс красоты. Их оставили, чтобы девушки могли подкрепиться.
— Все девушки давно должны спать.
— Ну, может, кто-то поставил его, а потом забыл.
— Ты на какой планете живешь, мама? Кто это может забыть о целом подносе с пончиками?
— Не будь таким занудой.
— А чего ты хочешь? Дурацкое кино.
Мэй охватила знакомая, похожая на приступ какой-то болезни безнадежная усталость. Она мечтала всего лишь о приятном субботнем вечере у телевизора, о хорошем фильме и миске с попкорном и о том, чтобы хоть немного отвлечь сына от печальных мыслей. Потому что Мэй видела, как что-то гложет его изнутри и с каждым днем он становится все мрачнее.
Когда Ронни только вышел из тюрьмы, он, по крайней мере, делал попытки искать работу, рассуждал о будущем и иногда говорил матери что-нибудь приятное. Но после того свидания пару недель назад весь его оптимизм окончательно испарился. Он сдался. Он даже не притворялся больше, что читает объявления о вакансиях, и категорически отказался встретиться еще с какой-нибудь из женщин, написавших ему письмо. Он только целыми днями слонялся по дому и жаловался, что по телевизору ничего не показывают. Сегодня Ронни был как-то особенно взвинчен. Он непрерывно двигал ногами, раскачивался вперед-назад и нетерпеливо вздыхал так, будто, застряв в пробке, опаздывал на какую-то важную встречу.
— Просто смешно, — проворчал он. — У нас целый шкаф забит фильмами, а мы смотрим эту чушь.
Сандра Баллок убеждала симпатичного парня, что собирается прекратить участие в конкурсе. Было видно, что она ему очень нравится, хотя, вместо того чтобы поцеловать ее, он в последний момент откусил половину шоколадного батончика.
— Она такая хорошенькая в этом платье, — заметила Мэй. — В начале была совсем замухрышкой, а теперь смотри как похорошела.
— Это сказка про гадкого утенка, — снисходительно объяснил Ронни. — Такую любой дебил может написать.
— А мне нравится.
Мэй выбрала «Мисс Конгениальность», потому что фильм был веселым и легким, без всяких серьезных проблем, насилия и ругани, без которых сейчас не обходится почти ни одно кино. Они с Бертой пару недель назад взяли его напрокат и хохотали как сумасшедшие. Наверное, в этом все дело, сообразила Мэй. Не надо ей было упоминать имя Берты. Оно действовало на Ронни как красная тряпка, и он немедленно начинал ненавидеть все, что Берта одобрила.
— Сейчас будет смешная сцена, — пообещала Мэй, потому что на экране начинался конкурс талантов. — Тебе понравится.
Сандра Баллок появилась с косичками на голове и в каком-то нелепом платье. Она прикасалась пальцем к горлышкам бутылок, по-разному заполненных водой, и действительно извлекала из них приятную музыку. Публике это очень нравилось. Но потом прямо к сцене подошел какой-то сумасшедший в ковбойской шляпе, и, когда он распахнул куртку, все увидели пистолет.
— Надеюсь, он ее застрелит, — пробурчал Ронни, — и избавит нас всех от этого кошмара.
— Если тебе не нравится, займись чем-нибудь — почитай книгу, например. И перестань наконец дергаться. У меня от твоих ног уже в глазах рябит.
Ронни сделал попытку успокоиться, но Мэй видела, что он с трудом себя сдерживает. Как будто беспокойный подросток — все время посматривает на дверь и не может усидеть на месте. Ей это очень не нравилось. Таким же нервным он был в то самое утро, когда обнажился перед бедной девочкой-скаутом.
— Не понимаю, что со мной творится, — пожаловался он. — Совсем не могу читать. Как будто я разучился концентрировать внимание.
Отплатив ему его же монетой, Мэй молча отвернулась к экрану. Английский актер запихивал фальшивую грудь в купальник Сандры Баллок и прихлопывал ее сверху рукой. Ронни захохотал, но что-то в его смехе испугало Мэй и напомнило ей о вещах, о которых она предпочла бы не думать.
— Мне очень жаль, что ты невежливо обошелся с той девушкой, — сказала она, — которую приглашал на обед.
— Когда ты уже про нее забудешь? Я же объяснил тебе, что она не в моем вкусе.
— Знаю я, кто в твоем вкусе.
— Ты не понимаешь, мама. Она же совершенно чокнутая.
Мэй прикусила язык. Конечно, Ронни этого не знал, но она позвонила Шейле через несколько дней после свидания. Ей вовсе не хотелось вмешиваться, но она же должна была знать, а Ронни ничего ей не рассказал даже о том, что они ели на обед. Разговор не внес особенной ясности — тут Ронни прав: девушка немного не в себе, — но все-таки Мэй поняла, что ее сын повел себя не как джентльмен.
— Надо добрее относиться к людям, — назидательно сказала она. — Можно подумать, какая-нибудь идеальная женщина сидит и дожидается твоего звонка.
— Знаешь, что нам надо? — вдруг спросил Ронни. — Купить компьютер.
— Зачем нам нужен компьютер?
Ронни ненадолго задумался:
— Можно писать электронные письма.
— Кому? — удивилась Мэй.
— Ну и не только это. — Он начал загибать пальцы. — По нему можно оплачивать счета, играть в игры, заказывать билеты на самолет, много чего еще. Сейчас все так делают.
— Компьютеры дорогие.
— Если бы я умел пользоваться компьютером, мне гораздо легче было бы найти работу. Во всех объявлениях об этом пишут. В наши дни, если не знаком с компьютером, лучше и не пытаться устроиться. Наверное, можно купить подержанный, долларов за пятьсот.
Мэй испугалась. Она знала, как у Ронни работает голова. Когда он начинал говорить так гладко и разумно и приводить всякие доводы, будто они только что пришли ему в голову, значит, задумал что-то.
— Знаю, зачем тебе нужен компьютер, — отрезала она. — Думаешь, я газет не читаю?
— А что? — Ронни играл свою любимую роль святой невинности. — Я не понимаю, о чем ты.
— Хочешь смотреть на всякие картинки.
— Какие картинки?
Мэй не ответила. Несколько лет назад, когда Ронни забрали в тюрьму, она нашла у него эти картинки. Целую библиотеку, спрятанную в старом чемодане. Глотая слезы, она жгла их в ванной и тогда в первый раз призналась самой себе, что, возможно, ее сын действительно болен чем-то ужасным.
— Я не собираюсь смотреть картинки, мама. Клянусь Богом, с этим покончено.
Он такой хороший актер. Мэй чуть было не поверила ему. Но все-таки она слишком хорошо его знала.
— Забудь о компьютерах, — твердо сказала она. — И вот что еще — я хочу, чтобы завтра утром ты пошел со мной в церковь.
— Исключено, — заявил Ронни. — Ни в какую церковь я не пойду.
— Но послушай, — взмолилась Мэй, — у тебя в жизни должны быть какие-нибудь положительные эмоции.
— Поэтому я и хочу компьютер.
— Забудь про компьютер.
— Все равно рано или поздно я его куплю.
— И как это понимать?
— Ты меня, конечно, извини, мама, но ты же не вечно будешь рядом.
— Это верно, — вздохнула она. — И возможно, я уйду еще раньше, чем ты думаешь.
Что-то треснуло у Мэй в душе, когда она это сказала. Потому что это было правдой: с ней что-то сильно не в порядке последнее время. Головные боли, от которых уже не помогает аспирин. И голова кружится каждый раз, когда она поднимается на ноги. А за последнюю неделю она два раза проснулась на полу своей спальни и понятия не имела, как она там оказалась.
— Что ты станешь делать, когда меня не будет? — спросила она, и ее голос дрогнул. — Кто будет о тебе заботиться?
Ронни пододвинулся ближе. Потом положил руку ей на плечо и неуверенно сжал. Он дотронулся до нее впервые за несколько недель. Из глаз у Мэй одна за другой быстро покатились слезы.
