- Шеф, - без обиняков начал Тютчев, лицо которого светилось радостной гордостью, - вы зря уволили Таню. И напрасно подозревали ее. Она чиста, как первый снег!
Иван не верил своим ушам. А Федор решительно прошел в дом и, когда все трое уселись за стол, достал из кармана давешнюю коробочку. На ней все еще светилась сигнальная лампа.
- Вы знаете, сколько денег тратило коммунистическое правительство на техническое оснащение КГБ, - продолжал Тютчев, волнуясь, - этот прибор, состоящий из западных транзисторов и микрочипов, - замечательный пример их подлого мастерства. Вам, несомненно, известны и тесные связи "Народного кредита" с КГБ. Бог знает, сколько лет потребовалось их тайным лабораториям для разработки этого дьявольского агрегата. Думаю, что такого нет даже у японцев. Во всяком случае, он снабжен питанием от батарейки и работает, даже когда компьютер выключен.
Иван с недоверием взял приборчик и осмотрел его со всех сторон. Ни марки, ни названия изготовителя на серо-зеленой коробочке, разумеется, не было.
- С помощью дистанционного управления, - продолжал Федор, торжествуя от собственной сообразительности, - этот прибор может включать компьютер в отсутствие хозяина. Более того, злодеи с его помощью могли распоряжаться твердым диском Тани, как своим собственным... в том числе по ночам.
- Боже мой! - вскричал Безуглов, охваченный одновременно ликованием и отчаянием. - Как я оскорбил любимую! И как мне теперь оправдаться перед ней? Но погоди, Федор... откуда же взялось кольцо?
- Это кольцо действительно стоит десять тысяч долларов, - подала голос Света, покраснев. - Но Таня получила его не от Верлена, и не от Зеленова. Я могу поклясться вам, Иван, что оно не имеет никакого отношения к фирме и к Таниным служебным обязанностям. Более того, в ближайшие дни она, вероятно, сама вам все расскажет.
Иван Безуглов молча сидел за деревянным столом, переводя взгляд с Федора на Свету, со Светы - на коробочку, на кровавый огонек, разбивший его счастье. В этот миг он хотел только одного - упасть на колени перед своей невинной, чистой, оклеветанной подругой и вымолить у нее прощение.
- Настанут ли эти ближайшие дни? - произнес он, наконец, с неизбывной горечью. - Раньше между мной и Таней стояло только мое богатство. Я страшился, что она увлеклась мною из корысти. Теперь между нами стоят моя собственная бедность, клевета врагов, смертельное оскорбление, которое я опрометчиво кинул ей в лицо... Хватит ли у Тани благородства простить меня?
- В нашей "Ладе" есть еще один пассажир, - сказал Тютчев, - он мог бы рассказать вам, Иван, кое-что еще об этой истории.
Заинтригованный Безуглов поднялся из-за стола и оставил влюбленную пару. Открыв скрипучую калитку, он увидел, что возле автомобиля действительно стоит высокая, худощавая женская фигура. Ее лицо, в сумерках казавшееся бледным пятном, было обращено к нему. Он подошел поближе и, не веря своим глазам, узнал любимую.
- Таня, - голос его дрожал и запинался, - простишь ли ты меня?
Вместо ответа Таня бросилась к нему в объятия. Покрывая ее лицо жаркими поцелуями, он почувствовал, как по нему текут, мешаясь с его собственными, обильные слезы волнения и счастья.
- Значит, я потерял не все? - шептал он. - Значит, мне осталась моя главная драгоценность?
- Да, любимый, - отвечала она, - мы прошли через роковое испытание, и теперь всегда будем вместе.
Мимо них от калитки к машине прокрались две тени. Федор и Света, стараясь не смущать целующуюся пару, сели в автомобиль.
- Иван, - окликнул его Тютчев сквозь раскрытое стекло, - мне почему-то кажется, что мы вам больше не нужны на сегодня. Увидимся завтра в конторе, в три часа дня.
- Подписывать документы о ликвидации фирмы? - сказал Безуглов. В этот миг весь крах его дела вдруг показался ему мелочью по сравнению с вновь обретенным счастьем.
- Посмотрим, - сказал Тютчев уклончиво. - У Баратынского были кое-какие идеи, над которыми он собирался поработать завтра с утра.
- Хорошо, - рассеянно кивнул Безуглов, - поезжайте. Погодите, - вскричал он, когда машина уже отъехала метров за сто, - ведь я даже не поблагодарил вас! Федор! Света! И что это за план у Баратынского, когда даже мне очевидно - никакого спасения нет?
Но "Лада", поблескивая алыми огоньками задних фар, уже скрывалась за поворотом дороги.
- Я так и не купил для Федора нового автомобиля, - вздохнул Безуглов. - Ну что ж, наверняка и у него, и у двух вице-президентов уже есть предложения от наших конкурентов. Я дал им неплохую школу честности и работоспособности.
- Не будем об этом, Иван, - мягко попросила Таня. Она продолжала крепко обнимать Ивана, лаская его широкую спину под клетчатой рубашкой. И его мужественные руки тоже начали покрывать ее трепетное тело ласками - еще невинными, но обещающими в считанные минуты перерасти в бурю страсти. Таня чувствовала, как в Иване уже просыпается его мужское естество, и это ощущение наполняло ее жаркой жаждой неизведанного. Она разжала свои объятия и взяла Безуглова за руку.
- Пойдем, Иван, - сказала она просто. - Мне кажется, мы оба с тобой, после всех испытаний, заслужили эту ночь.
В кустах сирени, нависавших над ними благоуханным водопадом, вдруг запел одинокий соловей, словно благословляя их любовь переливами своего ангельского голоса. В глубине участка вдруг запел другой, в считанные минуты тихий воздух дачного поселка наполнился божественной симфонией невидимых крошечных птиц, славивших жизнь и любовь. И далеко-далеко, в неведомых глубинах космоса, сквозь густые ветви кустов светила Венера - самая яркая, самая таинственная звезда небосклона.
Снова наступило прохладное летнее утро - такое же ясное и безмятежное, как в тот раз, когда Таня и Иван очнулись в заброшенном загородном доме после похищения. Но сколько воды утекло за эти дни! Они проснулись на одном ложе, обнаженные, утомленные не столько вершившимися драмами, сколько той полнотой страсти, которую оба впервые испытали под ласковый шум одичавших яблонь, всю ночь шумевших за окном, под неумолчный хор изнывающих от самозабвения соловьев. Кровать была узка, но им ни на одно мгновение не было тесно. Откинув одеяло, Иван с радостным изумлением смотрел на худощавое, словно изваянное из уральского белого камня обнаженное тело своей подруги - совершенное, исполненное ласкового пламени тело, которое, он знал, отныне и навеки будет принадлежать только ему. И Таня, широко раскрыв свои глаза, обрамленные длинными, пушистыми ресницами, не верила собственному счастью. Та страсть, которую внушал ей Верлен, то волшебное притяжение, которое исходило от пожилого миллионера, оказывается, можно было отыскать и в другом человеке - том самом, которого она любила, как брата, как мужа, как президента компании. Кто мог предсказать, что кроткий Иван Безуглов, обнимая любимую женщину, превращается в зверя - ласкового, пушистого, но все же зверя, способного оттиснуть зубы на белоснежной коже подруги и исходить низким рыком сладострастия и восторга?
- Тебе было больно? - шепнул Иван, касаясь губами ее уха.
- Что ты, - счастливо улыбнулась она. - Я так долго ждала этой ночи. Разве могло мне быть больно с таким заботливым и нежным львом, как ты.
Еле уловимым движением он погладил Таню по шелковистой внутренней поверхности бедер, рука его скользнула вверх, и он вновь потянулся к любимой в порыве неутолимой страсти - а она ответила ему всем существом только что родившейся женщины. Они снова сплелись в объятиях, а когда, усталые, исполненные блаженства, разжали их, Таня вдруг посмотрела на свои строгие часики простого металла.
Этот обыкновенный житейский жест вдруг разом напомнил Ивану, что он потерял. Время всегда было для него самой дорогой в жизни вещью, и уже много лет он даже по субботам и воскресеньям не мог себе позволить лежать в постели до двенадцати дня.
- Ну вот, - вздохнул он, и рука его. лежавшая на упругой девической груди, мгновенно обмякла, - что же нам делать дальше? Как нам жить?
- Ты о чем? - Таня изобразила возмущение. - Разумеется, пожениться! И как можно скорее! Я бы хотела венчаться в той церкви, под окнами нашего офиса, которую фирма помогала реставрировать. Ручаюсь, что для нас с тобой они постараются изо всех сил. Светлана сошьет мне самое красивое белое платье в мире, а ты явишься, как и положено серьезному жениху, в строгом черном костюме, и будешь нервничать перед свадьбой, ну и все, как положено, и будут гореть свечи, и нас благословит старичок-священник... а потом я хочу устроить прием для всех наших друзей в "Савое". или на худой конец в "Арлекине" - пригласить человек двести, чтобы вся Москва говорила об этой свадьбе... После того, что ты мне рассказал, я готова пригласить даже Анну и Татаринова. Никак не ожидала от этой парочки, что они предложат тебе бескорыстную помощь.
