К 1621 году Фрэнсис стал прихожанином церкви Святого Эндрю в Плимуте. У моряков было принято молиться там и перед плаванием, и после его окончания, благодаря Бога за то, что он помог им вернуться домой в целости и сохранности. Многие, правда, сойдя на берег, забывали о благодарности — они устремлялись прямиком в трактиры, где их ждали женщины и эль, и вспоминали о Боге только перед следующим вояжем. Но Фрэнсис, спустившись по трапу, сразу шел в громадную церковь. Он познакомился с Генри Уоллисом, приходским священником. Уоллис, как и многие из влиятельнейших торговцев и политиков Плимута, был пуританином. Тридцать лет пробыв в немилости у испанской инквизиции, плимутцы более чем прохладно относились к католицизму и всем сердцем приветствовали эту новую, порицаемую ветвь христианства. Однажды Фрэнсис Стивенсон заглянул в церковь, когда там читал лекцию некто, симпатизировавший пуританам. Фрэнсис понял основные идеи доктрины, хотя по сей день неясно, был ли он истовым пуританином в какой-нибудь период своей жизни. И все же, принимая людей и их вещи на борт «Фортуны», он понимал, почему женщины выглядят так демонстративно простецки в своих белых шляпках и почему у мужчин на костюмах нет ни лент, ни украшений. Несмотря на простоту, они выглядели довольно элегантно; эти богобоязненные люди в конце концов даже повлияли на моду. Только вслед за пуританами придворные и знать стали носить простые, хорошо скроенные костюмы в темных тонах.
«Фортуна» отплыла из Плимута 9 августа 1621 года. Фрэнсис наблюдал, как обнесенный стенами город, его вторая родина, постепенно пропадает из виду; башня церкви Святого Андрея исчезла последней. Плавание было тяжелым, хотя к этому времени Фрэнсис стал хорошим моряком. Он поднялся по корабельной иерархической лестнице и теперь занимал положение второго помощника. Но на самом деле, конечно, он хотел быть капитаном. Ему нужно было только набраться терпения. Во время путешествия он подружился с юной женщиной по имени Дороти Римски — ироничное имя для пуританки, — которая плыла в Новый Свет с родителями. Фрэнсис рисковал быть жестоко наказанным, если бы повел себя нескромно с этой девушкой, так что они решили дождаться, когда судно войдет в док в порту назначения. Однако по прибытии настроение у всех было совершенно безрадостное. Первопоселенцы ожидали, что «торговцы — искатели приключений» пришлют с новыми пилигримами какие-нибудь запасы, но не тут-то было. Очевидно, торговцы были рассержены тем, что их капиталовложение не окупается товарами из колонии. Фрэнсис и Дороти так и не улучили возможности побыть вдвоем, хотя считается, что девушка попросила его остаться с ней и он отказался. Для него выбор был прост: или жизнь на море, или вообще ничего. И, конечно, у Фрэнсиса была Молли, к которой он пообещал вернуться.
Нагруженная бобровыми шкурками и другими мехами на сумму около 500 фунтов, «Фортуна» вновь подняла паруса 13 декабря 1621 года — несчастливый день для начала любого предприятия. Позже кто-то сказал, что, когда капитан шел на судно, дорогу ему перебежал кролик — дурное знамение столь ужасающих пропорций, что капитану было бы лучше провести ночь на берегу и отправиться в путь на следующий день. Но судно все же отчалило. По идее, путешествие обещало оказаться приятным, ведь теперь свободного места определенно стало больше, но первый месяц Фрэнсис непрерывно мок и мерз, спасая «Фортуну» в нескольких штормах, которые почти наверняка навлек кролик. Волны высотой тридцать футов с гаком захлестывали судно, лапали киль, а порой били в борт, угрожая опрокинуть. Пока штормы неистовствовали, Фрэнсис молился. Он наверняка привык к странному брыкающемуся ритму, в котором судно возносилось на гребень гигантской волны, на мгновение умиротворенно зависало, а потом низвергалось, ударяясь о воду с такой свирепостью, что не оставалось сомнений: сейчас оно разобьется. По несколько дней кряду он слышал лишь грохот моря, гром, барабанный бой ливня и крики «на помощь!».
Как только судно очутилось в водах поспокойнее и все принялись пить ром, чтобы отпраздновать свое спасение, на них напал французский капер. В 1621 году каперство все еще было весьма прибыльным делом, хотя все уже знали, что это просто официально одобренное пиратство. От схватки — первой, в которой он поучаствовал, — у Фрэнсиса в памяти остались только выстрелы и вопли французов и англичан, растворявшиеся, будто соль в воде. Они доносились словно бы издалека, хотя сражение происходило у него на глазах. Пальба, дым и ужасный, металлически-яичный запах пороха и серы. Люди теряли контроль над собой и бросались в воду, в одежде, перепачканной кровью и другими телесными жидкостями. Казалось, прошло столетие, прежде чем капер захватил судно с его жалким грузом.
Веревки, обжигающе впившиеся в запястья. Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни оглядеться. Следующий месяц Фрэнсис провел узником в трюме капера; во Франции его ждала тюрьма. Каждое утро, обнаружив, что все еще жив, он чувствовал себя так, будто выиграл главный приз в вещевой лотерее. Удивительно, что люди с «Фортуны» вообще выжили — ведь у них не было ни врача, ни чистой воды, ни свежего воздуха. Разумеется, Фрэнсис был осведомлен о порядках, принятых среди пиратов и каперов. Не зная, что его везут во французскую тюрьму, он задавался вопросом, сбросят ли его за борт, высадят на необитаемом острове или продадут рабом на галеру. Ядро на цепи, прикованной к лодыжке; хлыст. Одна мысль об этом была непереносима. И он заключил договор с Богом. В то время, как образы волнами вздымались и опадали у него в голове — образы людей, лишенных свободы, принужденных к тяжелому труду ради чужой выгоды, битых кнутом и истекающих кровью, — он пообещал Богу, что никогда не сделает другого человека своим рабом и лично вступит в войну с теми, кто так поступает, с испанцами и португальцами в особенности. Фрэнсис никогда бы не заставил другого испытать тот страх, который ощущал сейчас. Он также поклялся Богу, что отомстит своим захватчикам. Он отыщет этих французишек, и они ему за все заплатят. Фрэнсис помнил слышанную им однажды историю о сэре Уолтере Рэли. Судя по всему, тот освободил каких-то островитян, которых пленили и мучили испанцы; конечно, Рэли действовал в собственных интересах, ведь ему были нужны люди и их помощь, дабы разгромить их общего врага. Но все равно он освободил людей, лишенных свободы, от тех, кто использовал их ради личной корысти. И теперь Фрэнсис решил, что будет действовать так же. Когда сможет, он будет возвращать людям свободу. Жизнь или смерть, но никакой тюрьмы и никакого рабства; так он решил. Таков будет его новый образ жизни.
После недолгого тюремного заключения Фрэнсис Стивенсон и остальные члены экипажа «Фортуны» были освобождены и отправлены в Лондон. До этого Фрэнсис никогда не видел Лондон, но сейчас был слишком слаб и болен — не до восторгов. Пока он был в море, его акции выросли в цене, так что он продал их и потратил часть денег на медицинскую помощь и поездку до Плимута. Восстанавливая силы на своем излюбленном постоялом дворе, он записал свои мысли о политике в форме памфлета; как и письма, которые он писал Молли, этот памфлет он никогда никому не показывал. Однако произведение это — называлось оно «Свободу всем и каждому» — было поразительным по глубине мысли документом, который несколько лет спустя, во время Гражданской войны, взяла на вооружение группа, выступавшая в поддержку сторонников парламента.
Врача, к чьим услугам Стивенсон прибегнул в этот период, местные жители считали «ведьмаком». Известный под именем Джон Кристиан и обращенный в христианство, этот невезучий «индеец» несколько лет назад был схвачен где-то в Виргинии и обменян на какие-то безделушки. Как «собственность» капитана, который его «приобрел», этот человек был доставлен в цепях в Плимут и в конце концов продан в рабство в Лондоне. В то время это было не очень обычно, но не совсем неслыханно — чтобы «индейцев» или африканцев таким образом обменивали и привозили в Англию в качестве экзотических слуг. Джон рассказал Фрэнсису свою историю — от ужаса поимки и путешествия в Англию до выматывающего, скучного и унизительного периода в услужении у богатой аристократической семьи в Лондоне; по сути, он был в рабстве, которое длилось, пока однажды ночью он не встретил таинственную женщину — она дала ему денег и помогла бежать. Джон, бывший ранее довольно миролюбивым, обзавелся оружием и направился в Плимут, расправляясь со всеми разбойниками, которые на него нападали; он поставил себе целью вернуться в Америку тем же путем, которым был оттуда привезен. Но как-то так вышло, что два с лишним года спустя он все еще торчал в Плимуте, оказывая платные врачебные услуги и пытаясь собрать деньги на дорогу домой. Фрэнсис спросил, почему он не нанялся хирургом или хотя бы палубным матросом на какое-нибудь судно, плывшее в Виргинию. «Я не собираюсь работать на людей, продавших меня, — ответил Джон. — Да и в любом случае, они меня бы не наняли». В Плимуте Джону всегда приходилось быть начеку; на него в любой момент могли наброситься, обзывая «дикарем» или «животным». Впрочем, плимутские моряки часто вели торговлю с «индейцами» вроде Джона; не относясь к нему с особым дружелюбием, они по крайней мере не держали его за чудовище. Джон и Фрэнсис стали добрыми друзьями.
