В это трудно поверить, но многие женщины все еще боятся клейма «независимая женщина» и поэтому по-прежнему предпочитают играть перед мужчинами роль потерявшегося котенка, у которого без хозяина никогда не будет миски с молоком. Верят ли этому мужчины? Вот именно…
Ты помнишь, совсем недавно мы обсуждали тему саморазоблачения, если можно так выразиться, мужчин и женщин, не являющихся гетеросексуалами. Я прочитала книгу «Гомобиография» Кшиштофа Томашика, выпущенную издательством журнала «Политическая критика». Анджеевский, Домбровская, Гомбрович, Конопницкая и многие другие. Писатели первого ряда в польской литературе. Более или менее известные факты из их биографий. Вместо рецензии цитата из «Дневника» Ивашкевича: «Какое же счастье, что я мог ему эта дать, и то, что дал мне он. Дансинг в Тиволи и наш побег среди гаснущих фонарей — как же это было прекрасно! Никто не поймет нашей радости и счастья. Все думают, что это сношения в з…! А ведь еще Сократ говорил Алкивиаду[69], что не в этом заключается счастье и радость, которые дано познать двоим мужчинам, общаясь друг с другом. Столько веков прошло, а никто этого так и не понял — и всегда под этим понимают только…» Досадно? У чувствительных и особо деликатных прошу прощения, но именно так написал Ивашкевич 7 января 1958 года. Как ты считаешь, в наши дни, спустя пятьдесят лет, писатель-гомосексуалист использовал бы иные выражения?
С уважением,
М.
Неаполь, Италия, суббота, поздняя ночь
Малгожата,
«иные выражения»? Ивашкевич наверняка нет, он в принципиальных вопросах был часто категоричным, а порой и очень ярким. Хотя мог быть также очень нежным и романтичным. Он (в те же самые пятидесятые годы) сумел послать самолетом (sic!) из Москвы букет свежих роз для Марека Хласко[70], к которому испытывал влечение как к мужчине. Я знаю, Хласко любили как женщины, так и мужчины, но любить мужчин он сам не хотел, а любить женщин не мог.
Наступил первый уик-энд мая. В этом году все так удачно совпало по календарю, что в Германии уик-энд получился длинным. Первое мая и здесь выходной, на этот раз он выпал на четверг, а большинство фирм подарили своим работникам пятницу, так что в сумме набралось четыре праздничных дня.
Мне пришлось на несколько дней оставить мой мир. Я полетел в Неаполь. В поисках солнца, тепла и умиротворения. Но вовсе не тишины. Неаполь — не то место, где тихо. Неаполь сутки напролет полон шума. Шума клаксонов итальянских водителей, реагирующих таким образом на каждую блондинку, идущую по тротуару, повышенных голосов туристов, смеха всегда улыбчивых неаполитанок. То был один из самых интересных уик-эндов в моей жизни. Перед мысленным взором моим прошла история Помпеи, я поплыл на пароме на Капри и дышал там воздухом знаменитого лазурного грота (нельзя сказать, что это был здоровый воздух, потому что весь грот был забит бесчисленным количеством лодок, в каждой из которых было полно туристов). Это был приятный день. Один из тех, о которых хочется рассказывать. И я рассказываю. Сижу в номере неаполитанской гостиницы у окна, с ноутбуком на коленях. Номер наполняет музыка Шумана (та, что так нравится и мне, и тебе, хотя это своего рода профанация здесь, в Италии, но как раз сегодня мне захотелось к нему обратиться, и, наверное, поэтому, как бы предвидя такой поворот событий, я бросил в чемодан компакт-диск с его музыкой), а за окном — настоящая жизнь. Мужчины все смелее и все призывнее обращаются к женщинам, а женщины, все заманчивее улыбаясь, уже думают о наступающей ночи.
Иногда мне начинает казаться, что моя настоящая жизнь проходит мимо меня. Такая, как сейчас, что шумит за окном, на улицах Неаполя. У меня, погруженного с головою в проекты, просто нет времени на такую жизнь. Может, именно поэтому я должен хоть иногда отрываться от работы и прилетать в такие места, как Неаполь. Чтобы понять это. Когда я думаю о нашей переписке, последовательно продвигаясь в прошлое по нити, которую мы спряли, у меня возникает беспокойство, что я удалился в ней от настоящей жизни. Что жизнь эта шла себе за окном, а я рассматривал ее в микроскоп, как каплю воды, полную инфузорий, жмущихся друг к другу, хотя по идее должен был видеть все это невооруженным глазом. Я, наверное, был слишком ориентирован на объективное отражение и слишком мало на личное переживание.
В сущности, я ведь так никогда и не написал тебе, как у меня обстоят дела. Ведь большинство находящихся в дружеских отношениях людей, когда пишут друг другу письма, первым делом спрашивают, как дела. Может, я слишком часто ходил ради написания писем в библиотеку и слишком мало оставлял времени, чтобы просто дружить с тобой и рассказывать тебе, как у меня обстоят дела. Так мне кажется. И если я прав, то хотел бы попросить у тебя за это прощения. Хоть в последнем своем письме я исправлю эту ошибку.
Итак, как у меня дела?
Я стараюсь быть отцом. Может, теперь в большей степени, чем когда-то. И наверстать то безвозвратно ушедшее время, когда я был отцом только номинально. Когда-то у меня было слишком мало времени для дочерей, а теперь я вынужден просить их уделить время мне. Первое мая в этом году в Германии было не только праздником «трудящихся», но Днем отца. По этой причине они пригласили меня на бранч[71]. В воскресенье в ресторан в центре Франкфурта. Я купил билет на такой рейс самолета из Неаполя до Франкфурта, чтобы за час до нашей встречи быть на месте. Если самолет не задержится, то успеваю. Очень хотелось бы не опоздать. Не опоздать к ним в который уж раз. И не хотел бы ни на кого сваливать вину. В том числе и на «Люфтганзу». Когда-то я постоянно сваливал вину на пробки на дорогах. Знаю, что после какого-то раза они перестали верить в это дешевое вранье. А потому и в опоздавшую «Люфтганзу» они тоже не поверили бы. Даже если бы это оказалось чистой правдой. Но это было давно. Тогда еще я верил, что «приличный отец» — это такой, которого переполняют добрые намерения. Сегодня я знаю, что одних намерений слишком мало. То же самое, впрочем, относится и к «приличному мужу», и вообще к «приличному мужику». Мне так кажется.
Грядущая встреча важна для меня. Иоанна, Моя старшая дочь, должна вручить мне экземпляр своей магистерской работы «Разработка и применение функции подбора для определения пептидов, связывающих главную систему тканевой совместимости». Так она называется. Иоанна писала ее во Франкфуртском университете и в берлинской клинике Charite. Не стану морочить тебе голову тем, что такое главная система тканевой совместимости и почему функция подбора так важна для связывающих ее пептидов. Для меня в течение нескольких вечеров, пока я читал эту работу, она была самой важной. И на рецепторах в моем мозгу появились прекрасные пептиды. И я хотел бы рассказать ей об этом. У нас с женой умная дочка. И красивая.
Как у меня дела?
В последнее время мое сердце забилось как-то особенно аритмично. У меня аритмия вот уже 17 лет, но в последнее время слишком часто дает о себе знать. Это меня беспокоит, потому что аритмия аритмии рознь. Последнее проявление было таким серьезным, что я был вынужден пройти в больнице кардиоверсию[72] (электроды на сердце коротким импульсом задерживают его работу и как бы «перезагружают» его; в 99 % случаев после такой «перезагрузки» сердце начинает биться в ровном синусоидальном ритме; то, что происходит в этом отсутствующем одном проценте, подробно описывают в свидетельстве о смерти). Некоторые врачи считают, что кардиоверсия лучше и полезнее пациенту, чем длительная нормализация ритма с помощью химических средств. Меня убеждает то, что длится она гораздо меньше. Сначала обривание груди, которое делают привлекательные медсестры (в основном из Польши, с Украины или из Таиланда), потом общий внутривенный (через капельницу) наркоз, потом краткий импульс в несколько сотен вольт электродами, приставленными к сердцу (точно так же, как в сериале «Скорая помощь»), потом два часа наблюдения за пациентом, выходящим из наркоза, и сразу после — домой. Или на работу. Впрыскивание ботокса в лицо длится значительно дольше…
Что еще у меня слыхать?
Работаю над проектами, на которых зарабатываю деньги себе и своей семье на жизнь. Пишу компьютерные программы, и мне это приносит радость. И постоянно учусь, как сделать то, что я делаю, еще лучше, быстрее, эффективнее с использованием новейших приемов. Этого от себя требую не только я, этого от меня требует время. Сейчас в химии больше программируют, чем смешивают в мензурках. «Мокрая», традиционная химия, химия без компьютеров осталась лишь как тема школьного урока. Реальное смешивание реальных реагентов в наше время происходит лишь после того, как программист точно определит, что и в каких пропорциях следует смешать и при каких условиях. Смешивание вслепую давно кануло в Лету, хотя о нем все еще пишут в академических учебниках. И в Польше, и здесь, в Германии.
