— Ну что, покормим рыбку? — спросила она, удерживая меня правой рукой и не сводя с меня глаз.
Стараясь не смотреть ей в глаза, я так и кончил посреди тонкой паутины водорослей. Действительно, подплывшая рыба сгребла все, до последней капли. Последние крохи, должно быть, остались на мне, потому что какая-то рыбешка вынырнула и в благодарность поцеловала меня. Я продолжал смотреть в воду, избегая взгляда Салли.
— Ну, как тебе первобытный супчик? — спросила она.
— Ты никогда не жалела о том, что отрезала себе палец? — поинтересовался я на обратном пути, не зная, что еще ей сказать.
— Мы есть то, что с нами происходит. А это лучшее, что произошло со мной. Даже если бы я и жалела о том, что сделала, уже ничего не изменишь. — Она задумчиво остановилась. — Человек — коллаж, ни больше ни меньше. Коллаж событий, которые с ним произошли. Я только что добавила еще один кусочек к твоему. И теперь у тебя есть история, которую ты можешь рассказать своему маленькому глупенькому другу.
Она улыбнулась, запечатлела на моей щеке короткий холодный поцелуй и снова отвернулась.
— Кстати, я уеду сразу, как только мы вернемся, и ты никогда больше меня не увидишь.
Мысль о том, что Салли может уехать раньше нас, не приходила мне в голову. Мне рисовался совершенно иной сценарий: душераздирающее прощание, тонущее в море слез, в тот момент, как мы с Фабианом залезаем в автобус и уносимся в закатную даль. За этим следует часть вторая: Салли вдруг осознает, что нуждается во мне. Она какое-то время бежит за автобусом, но, увы, уже слишком поздно. Потом, несколько недель спустя, я выхожу из ворот школы, беспечно веселясь с группой стройных, привлекательных одноклассниц, как вдруг что-то заставляет меня остановиться и оглянуться по сторонам. Салли недвижно застывает на другой стороне улицы с абсолютно безнадежной робкой улыбкой на лице. Затем бросается мне навстречу, и так далее и тому подобное.
Но нет. «Ты никогда больше меня не увидишь».
Когда мы вернулись, я сразу направился в наш с Фабианом домик, чтобы определиться, как мне реагировать на подобные известия. С соответствующим драматизму ситуации пафосом я пинком открыл дверь и рухнул на матрас, ненароком сорвав москитную сетку. Я лежал в темноте и даже пару раз крикнул в подушку, как вдруг до меня дошло, что внутри стоит сладковатый дух марихуаны и тростниковой водки. Я поднял голову и увидел его.
— Господи! Что с тобой? — испуганно спросил я.
Фабиан лежал на кровати, прислонившись спиной к стене и скрестив ноги. Я отпер деревянные ставни и открыл окно. Мой приятель тот час зажмурился отхлынувшего в комнату яркого света. Хотя его прошибал пот — то ли от выпивки, то ли от травы, толи оттого и другого, — в нем было что-то еще, что насторожило меня. Пластиковая бутылка из-под тростниковой водки почти пуста. Рука, еще недавно вся в мертвых чешуйках кожи, теперь блестела в полумраке, влажная и красная. Тонкие струйки крови стекали из уголков его рта. Фабиан вытирал их о предплечья, отчего кровь смешивалась с сухой, омертвевшей кожей.
— Так ты ее трахнул? — спросил Фабиан.
Едва он раскрыл рот, кровь хлынула с новой силой.
— Господи, Фабиан…
— Ты трахнул ее? Не думай — я вовсе не ревную. Из чистого любопытства спрашиваю. Ну так как? Да?
— Что ты с собой сотворил?
— Немного перебрал. Только и всего. Не беспокойся. Все-таки скажи мне — ты сделал это? Скорее всего нет, небось струхнул, как всегда. Лучше б ты играл с ребенком, а мне бы досталась баба. Впрочем, думаю, она об этом уже пожалела.
У него на коленях стояла белая плошка с жареным маисом, из которой он периодически выуживал зерна и забрасывал в рот, прежде чем потянуться к бутылке агвардиенте. Он не только протирал этой гадостью лицо, но и пил ее.
— Что здесь произошло? И почему ты ведешь себя как ветеран вьетнамской войны?
Фабиан резко сел на кровати, но пошатнулся и принял прежнее положение. Неуклюжесть движений делала его похожим на старинную деревянную куклу.
— Произошло недоразумение, — сказал он. — Но сейчас все в порядке. Сол немного пострадала, но с ней, кажется, все нормально. Madre de Dios! Рука чертовски болит.
В окно я увидел Рея — тот со всех ног бежал к нашему домику. Странно. Рей всегда ходил степенно, никуда не торопясь. Я никогда не видел его таким, полным решимости. Что-то явно было не так.
— Думаю, нам пора сматываться отсюда.
— Что случилось?
— Ничего. Но случится. Возможно даже, очень скоро.
Рей заглянул к нам в окно.
— Надо с тобой поговорить. Ты не против? — сказал он Фабиану.
— Извини, Рей, это был несчастный случай, недоразумение, — произнес тот тоном кающегося грешника. Он неловко попытался встать на ноги. Его вело из стороны в сторону. — С ней все в порядке?
— Она ужасно расстроена, чувак. И у нее поцарапана нога.
— Я должен с ней поговорить.
Фабиан рванулся к двери и, роняя по дороге зерна маиса, вылетел на улицу. Плошка с грохотом стукнулась о деревянный пол. Рей поймал Фабиана за локоть, придерживая его так, чтобы он не упал и не убежал.
— Лучше не надо. Она не желает тебя видеть.
— Черт возьми! Это было недоразумение. Я бы ни за что не позволил себе сделать ей больно.
Рей решительно затолкал Фабиана обратно в домик и встал в проходе, преграждая ему путь. Фабиан шаткой походкой добрался до кровати и сел.
— Не хочешь рассказать мне, что все-таки произошло?
— Я уже говорил: несчастный случай. Мы были в пещере, пытались пройти по тропе, ведущей дальше через скалу. Сол упала. Я пытался поймать ее, Рей, честное слово. Я не виноват. А она вдруг начала кричать и побежала. Она бежала от меня до самого дома.
— Она — нет, не могу поверить! — она говорит, ты специально толкнул ее. Утверждает, что ты ее ударил.
— Я пытался удержать ее от падения, только и всего. Клянусь. Да я бы никогда в жизни не поднял руку на твою дочь, Рей. За кого ты меня принимаешь?
— Допустим. А теперь послушай. — Рей зашел в домик и сел на кровать рядом с Фабианом. Длинные патлы, словно шторы, с обеих сторон занавешивали ему лицо. — Твое слово против ее. Но не бойся. Я знаю, она фантазерка. И все равно я бы советовал тебе до конца вашего здесь пребывания держаться от нее подальше. Договорились?
— Но я ни в чем не виноват!
— Верю.
— Я просто… — робко начал Фабиан.
— Прошу тебя — делай так, как я сказал, и я не стану на тебя злиться, — перебил его Рей. — Я помню, завтра вы все равно уезжаете. Так что давай забудем про все и хорошо проведем последний день. Только не подходи к моей дочери. Боже! Как же я ненавижу ссоры. Давай оставим эту тему и все забудем, хорошо? Мне еще надо мебель чинить.
— Все забыто, — ободряюще заверил я Рея, закрывая за ним дверь.
Я наблюдал в окно, как он вприпрыжку направился обратно к бару.
— Ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил я, поворачиваясь к Фабиану.
Тот, всхлипывая, скулил, как раненое животное.
— Там было темно, и я не различал дорогу, — еле слышно прошептал он.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Мы взяли фонарики, но так и не нашли тропы, которая ведет через скалу. Мы прошли довольно далеко. Даже потревожили кучу летучих мышей. Они кружились над нашими головами, как в фильмах ужасов. Мы зашли так далеко, что уже почти не видели дневного света за нашими спинами. Ход вел дальше, но становился все уже и уже, стены все плотнее смыкались вокруг нас. Сол стало страшно. Она сказала, что хочет вернуться домой.
— Что ты сделал?
— Меня это взбесило, — с раскаянием произнес он, глотая слезы. — Я так разозлился при мысли, что, возможно, дальше прохода нет, что, кажется, сорвался на нее. Там было темно. Но я не собирался причинять ей боль, клянусь. Это было ужасно. Честное слово, Анти, я не лгу. Я должен увидеть ее и извиниться. Я ей все объясню. Тогда завтра мы можем снова пойти туда. Возьмем фонарики получше. Ну, или что там еще надо.
Он выпрямил ноги и попытался подняться. Я не часто совершаю поступки, которые удивляют меня самого. На мою трусость можно положиться в любой ситуации. Но то, что я сделал в следующее мгновение, удивило нас обоих. Как только он поднялся на ноги, я толкнул его в грудь и он полетел обратно на кровать.
— Думаю, будет лучше, если ты останешься здесь, пока не протрезвеешь, — произнес я с несвойственной мне решительностью. — И вообще пора оставить всю эту чушь по поводу пещеры и этого дурацкого купола.
Я вышел из домика, пока не успел окончательно рассвирепеть.
По пути к бару я услышал, что из душевой кабинки доносится голос Кристины. Дверь была открыта, и, проходя мимо, я увидел, как она накладывает повязку на ногу дочери. Должно быть, Кристина привела сюда Сол, чтобы отмыть грязь с царапины, прежде чем наложить повязку. И хотя девочка героически стояла под струей холодной воды, по всхлипам нетрудно было догадаться, что она совсем недавно плакала.
